Гедда Габлер (пьесы)
Шрифт:
Смех, свист, шум. Катрина Стокман выразительно кашляет. Аслаксен отчаянно гремит колокольчиком.
П ь я н ы й (снова вернувшийся в зал). Это вы что ль про меня? Ну да, меня Петерсоном звать, но какого дьявола гонять меня…
С е р д и т ы е г о л о с а. Выведите пьяного! Взашей его!
Пьяного выводят.
Ф о г т. Кто таков?
С т о я щ и й р я д о м. Я его не знаю, господин фогт.
Е щ е о д и н. Он не здешний.
Т
А с л а к с е н. Человек перебрал баварского. Продолжайте, господин доктор, но соблюдайте наконец умеренность.
Д о к т о р С т о к м а н. Ладно, сограждане мои, не буду больше поминать первых лиц. И если кто-то подумал, будто я призываю сей же час разделаться с этими господами начальниками, то он ошибся, причем серьезно. Потому что я лелею радостную и утешительную надежду, что эти мастодонты, это отсталое старичье из эпохи отживших идей сами уберутся в мир иной; чтобы приблизить их смертный час, помощь доктора не нужна. Тем более что вовсе не эти люди – главнейшая угроза обществу, не они деятельнее всех разлагают его основы и отравляют духовные источники, не они суть самые страшные враги правды и свободы в нашем обществе.
В о з г л а с ы с о в с е х с т о р о н. А кто тогда? Кто? Назовите их!
Д о к т о р С т о к м а н. Да, сейчас назову, слушайте. Ибо это и есть то эпохальное открытие, которое я совершил вчера. (Возвышает голос.) Главный враг свободы и правды – компактное большинство. Да, да, проклятое компактное либеральное большинство – вот кто! Теперь вы это знаете.
Невообразимый шум в зале. Чуть ли не все кричат, топают ногами, свистят. Какие-то мужчины в возрасте злорадствуют и украдкой переглядываются. Катрина Стокман в тревоге вскакивает. Эйлиф и Мортен угрожающе наступают на горланящих мальчишек. Аслаксен гремит колокольчиком, призывает к порядку. Ховстад и Биллинг говорят разом, но их не слышно. Наконец гвалт стихает.
А с л а к с е н. Председатель собрания ждет, что докладчик возьмет свои неосторожные слова обратно.
Д о к т о р С т о к м а н. Ни за что на свете, господин Аслаксен! Это подавляющее большинство нашего общества отнимает у меня свободу и запрещает мне говорить правду вслух.
Х о в с т а д. Большинство всегда право.
Б и л л и н г. И правда на его стороне, убей бог!
Д о к т о р С т о к м а н. Нет, большинство никогда не бывает право. Никогда, я сказал! Это очередная ложь, и свободный, думающий человек обязан бороться против такой догмы. Кто составляет большинство населения страны? Умные или недалекие умом? Нам придется согласиться, что по всему земному шару глупые в страшном, подавляющем большинстве. Но это же, черт побери, неправильно, чтобы недоумки командовали умными!
Шум и крики.
Давайте, давайте, вопите. Переорать меня вы можете, но возразить вам нечего. У большинства – к несчастью – сила и власть, но не правота. Прав я и еще несколько человек, единицы. Право всегда меньшинство.
Снова страшное возмущение, шум.
Х о в с т а д. Ха-ха, а доктор-то Стокман с позавчерашнего дня успел стать аристократом!
Д о к т о р С т о к м а н. Я уже сказал, что не собираюсь тратить слова на малочисленную шатию одышливых узкогрудых доходяг, которые плетутся в обозе позади всех. С ними живой пульсирующей жизни рассчитывать не на что. Но я думаю о тех немногих среди нас, единицах, кто привержен расцветающим истинам завтрашнего дня. Этот передовой отряд маячит далеко впереди – компактное большинство будет плестись туда еще много лет, – и там, на горизонте, эти думающие самостоятельно сражаются за новые истины, народившиеся так недавно, что они еще не успели дойти до большинства.
Х о в с т а д. Та-ак, теперь доктор заделался революционером!
Д о к т о р С т о к м а н. Да, черт возьми, господин Ховстад, я намерен поднять революцию против лживого мифа, будто большинство имеет монополию на истину. Вокруг каких убеждений обыкновенно сплачивается большинство? Как правило, это старые-престарые истины, избитые до смерти. Но, господа, пока истина доживет до таких преклонных лет, она давно уже начнет клониться в сторону лжи.
Крики и насмешки.
Нет, вы, конечно, можете мне не верить, но истина не Мафусаил, она не живет столетиями. Нормально построенная истина держится лет семнадцать-восемнадцать, от силы двадцать, редко дольше. Причем такие истины-перестарки уже тощи как мощи. Вот тут-то, но не раньше, эти истины доходят до большинства, и оно принимается скармливать их обществу как здоровую питательную еду. Я как врач могу вам сказать, что питательных веществ в них уже нет, оно и понятно. Столетние истины – как позапрошлогодние копчености: заплесневелые, заветренные, пересоленные. Вот откуда берется моральная цинга, которая свирепствует в обществе.
А с л а к с е н. Мне кажется, уважаемый докладчик слишком отклонился от темы.
Ф о г т. Я должен поддержать председателя относительно существа дела.
Д о к т о р С т о к м а н. Петер, слушай, не сходи с ума. Я никуда от темы не отклоняюсь. Я как раз и собирался говорить о том, что толпа, стадо, ваше треклятое компактное большинство – именно оно отравляет духовные источники нашей жизни и заражает землю у нас под ногами, как чума!
Х о в с т а д. И вы обвиняете в этом широкое свободомыслящее большинство только потому, что оно хладнокровно и трезво голосует исключительно за бесспорные и общепризнанные истины?
Д о к т о р С т о к м а н. Ой, не надо, любезнейший господин Ховстад, не заводите вы шарманку о бесспорных истинах! Те, что теперь готова признать толпа, быдло, для авангарда общества считались бесспорными во времена наших прадедов. Мы, сегодняшние передовые люди, давно в них не верим, а сам я полагаюсь на надежность только одной аксиомы: ни одно общество не может жить здоровой жизнью, питаясь просроченными догмами.
Х о в с т а д. Вместо этих разглагольствований интересно бы услышать, какими именно просроченными догмами мы тут кормимся.
Со всех сторон ему выражают поддержку.
Д о к т о р С т о к м а н. О, да я мог бы завалить вас этим грязным бельем. Но начну с одной абсолютной истины, а на самом деле – лжи, которой живет не только сам господин Ховстад, но и «Народный вестник» и все его почитатели.
Х о в с т а д. И это?
Д о к т о р С т о к м а н. Это идея, унаследованная от праотцев и бездумно насаждаемая вами повсеместно, – что якобы толпа, масса, быдло и есть костяк народа, да что там – будто это сам народ и есть, и что простолюдины, темные недоделанные неучи, имеют в обществе такое же право судить и одобрять, управлять и решать, как и отдельные аристократы духа.