Гедонисты и сердечная
Шрифт:
Тем временем с Марфой заговорила редакторша из «Современной экономики». Когда и она ушла, Дубинин быстро передислоцировался на опустевший стул. Довольно громко балагурил насчет того, как четко работает их контора по сравнению с конкурентами… О ком-то другом Мурат сказал бы – подлизывается…
Марфе это тоже не понравилось, и она сама стала что-то ему рассказывать. Сперва не было слышно. Видно, и Дубинин не все слова разбирал. Да, он же говорил, что после простуды приоглох на правое ухо… Марфа привстала, предлагая поменяться местами. Но он отказался двигаться, и тогда Марфина
– …Однажды Корней Чуковский отказал тетке, которая напрашивалась к нему в гости, – чуть обиженно говорила Марфа. – Мол, в доме дифтерит. Не успела она отойти, как он обнимает какую-то дамочку и приглашает к себе. Тетка возмущается: как так? А Чуковский на голубом глазу отвечает: для кого дифтерит, а для кого – нет дифтерита…
При чем тут дифтерит? И Дубинин, видимо, не понял. Сидел молча с отсутствующим лицом. Вдруг впереди началась небольшая заварушка. Шеф конторы и его зам выводили из зала брыкающегося старикашку. Как тот вообще сюда попал?
А Марфа, погруженная в заварушку своих собственных чувств, не выдержала долгого молчания соседа. Спросила, чему он ухмыляется.
– Тут чайник пришел с улицы, пнул твоего шефа… Я не видел, то ли в пах, то ли по ноге. Это болезненный удар, – с явным удовольствием объяснил Дубинин. – Посмотри, как все оживились. Драка возбуждает.
И внезапно он сам оживился, вскочил, замахал рукой кому-то. «Сюда! Сюда!» Мурат обернулся. В зал протискивалась чета Медяковых. Для них берег слышащее ухо? Сосредоточенные на поиске места, супруги не сразу заметили дубининское приглашение, и он, всегда такой сдержанный, почему-то суетливо выкрикнул их имена… Развернувшись к ним, заслонил Марфу своей широкой спиной…
Мурату, чтобы не пропустить ничего важного, пришлось наклониться вперед. Неужели Марфа так его любит, что и это стерпит?
Медякова все что-то говорила. Мурат не расслышал, но догадался: сообщила, что согласилась про Дубинина написать… Из-за чего еще его лицо так расправилось, посветлело…
А собрание уже шло своим скучноватым ходом, который Дубинин время от времени комментировал вслух. Балагурил все в том же шутливо-похвальном духе. И Марфа не выдержала, сорвалась. Знакомо… Вот так же терпит, терпит какого-нибудь дурака-визитера, а потом вдруг правду-матку ему в лицо и выложит. Глаза горят, щеки раскраснелись…
Гневным шепотом выкрикнула, глядя прямо перед собой – в никуда смотрела, а не на Дубинина:
– Мне больно… ты пренебрегаешь мной как женщиной и ведешь себя со мной как с конторским функционером… Чужим… Это неаристократично – выносить за скобки человеческие отношения! Ты роняешь себя… Господи, как хочется вон отсюда!
Птица в клетке… Не надо было вглубь забираться!
Все на них обернулись… И тут всегда такой невозмутимый, спокойный Дубинин задергался. Подскочил прямо со своего места: «Что? Что! Я не слышу! Сядь слева!»
Марфа сердито качнула головой, тогда он резко развернулся к ней левым ухом, но она не повторила на бис свое выступление, а молча полезла в сумку, оторвала клочок бумаги – громко вышло, опять несколько человек обернулось на шум – и стала быстро на нем что-то писать.
Писать, зачеркивать.
Прочитала, шевеля губами, скомкала листок и сунула его в сумку.
Больше они друг на друга не смотрели. А ведь еще целый час просидели рядом.
Когда заседание кончилось и все встали с мест, Марфа все-таки открыла рот, сказала Дубинину: «Я ухожу, давай попрощаемся».
«Уходишь?» – бездумно и безразлично к смыслу вопроса повторил он и вежливо так посторонился, чтобы пропустить даму вперед.
А куда ей идти? В дверях затор. Все рвутся наружу, к накрытым столам.
Но видимо, стоять за его спиной тоже несладко, и она пошла назад, чтобы через другой ряд пробраться к выходу.
А Дубинин, не торопясь, как ни в чем не бывало спустился в банкетный зал. Набирая на тарелку разных вкусностей, направо-налево добродушно советовал попробовать рулетики из баклажанов с ветчиной и сыром. Сам ел с аппетитом… Под стопку «Абсолюта» ласково поговорил с Муратом о следующем контракте.
Не подумаешь, что рядом с ним только что разыгралась такая буря…
Глава 34
С первого ряда, который студенты занимают, только если больше сесть некуда, на Филиппа слишком внимательно смотрела женщина. Вроде бы незнакомая? Немолодая… Кожа под глазами уже пошла морщинами, тело небогатое… Английский костюм и водолазка, подпирающая острый подбородок, – как шлагбаум на пути у мужских мыслишек… Какая-нибудь доцентша собирает материал. Что запомнит, то и напишет в своей статье. Теперь ведь с университетских преподавателей требуют научных публикаций. Плагиат… Пусть…
Но после лекции доцентша не смылась потихоньку, как другие, а подошла к Филиппу:
– Не узнаешь?
Господи, нет для него неприличнее вопроса. С детства отвратительная память на лица. Стеснялся, стеснялся, а потом стал взбрыкивать.
– А должен? – устало спросил он. Выложился же на лекции.
Увы, должен был… Черт, не узнал! Сильно постарела однокурсница. Замуж так и не вышла, детей не завела…
Да, именно она незадолго до диплома зазвала его к себе в сталинский дом на Земляном Валу, доверилась без выпендрежа и, за отсутствием в тот момент реальных соперниц, продержалась рядом около года. Отношения скопытились еще до появления Марфы. Сама же объяснила то, о чем двадцатидвухлетний любовничек по беззаботности и не задумывался: «В тебе одна чувственность, никакой чувствительности… Наверное, тебе нужен кто-то получше».
Оказывается, не бывает законченных романов…
Дома Филипп уже был в полном порядке. Один, совсем один. Накропал страницу – можно расслабиться, отвлечься, музыкальный центр оживить, нажав на серенький пульт. И до Марфы рукой подать – черный «Сименс» лежит рядом.
Но лучше не звонить лишний раз в контору. При Мурате она все равно не может говорить с полной свободой. Да еще вдруг застанешь ее растерянную душу врасплох: все-таки ждет-то, наверное, дубининского звонка. Столько будет надежды в ее приглушенном «алло», а это всего-навсего он.