Гексаграмма
Шрифт:
Господин, наверное, ожидал, что она уже вошла — Ланьфан любила входить незаметно и прятаться где-нибудь в углу, так что он не всегда мог ее видеть — поэтому уже вещал задумчивым тоном, расхаживая туда-сюда:
— Что может быть смешнее старика, у которого голова шатается туда-сюда, как у фарфорового болванчика! А ведь смеет еще рассуждать о делах государственных. Когда я думаю, сколько на таких, как эти главы клана, переводится каждый год хорошего риса, я… — тут Лин вдруг остановился и хлопнул кулаком по ладони. — Нет!
Не в них дело! А во мне! Каким же занудой я стал с ними, Ланьфан!
Ведь уже полчаса, кажется, болтаю. Разве раньше за мной такое водилось? Тебе не надоело слушать?
— Нет, что вы, мой господин, — не кривя душой, заметила Ланьфан, поскольку за последние пять минут утомиться просто не успела; к тому же, ей нравился звук голоса господина. — Осмелюсь только спросить, чем они так вывели вас из себя?
— А. Тот же вопрос о единой системе налогообложения. Все мнутся. Будь у меня войско побольше, я бы прижал их…
А вот этот голос Ланьфан совсем уже не нравился. Холодно и резко сейчас говорил Лин, почти как его отец; Ланьфан видела прежнего императора лишь один раз — совсем старым, на смертном одре — и все же его ледяной взгляд и голос, в котором звучала сталь, производили сильное впечатление.
— Вы готовы развязать гражданскую войну? — тихо спросила Ланьфан.
— Нет, — Лин словно опомнился. И тут же жестко закончил. — Пока еще нет. Но Ланьфан! Мне нужна власть, настоящая власть — я не хочу быть наседкой над кучкой выживших из ума стариков! А они еще к тому же напоминают мне, что именно они помогли свергнуть императора, и подступают к горлу, чтобы я поделился секретом бессмертия.
— Но у вас есть план, — напомнила Ланьфан.
— Да, да. У меня есть план, у меня есть Мэй, и колесо судьбы послушно моей руке — все так! Но, во имя Яньвана, если бы этот Союз Цилиня попросту…
За тонкой тростниковой дверью послышался дрожащий голос доверенного слуги:
— Мой господин небесный владыка… Господин гость-с-запада просит вашей аудиенции! — редкие дворцовые слуги могли правильно выговорить имя «Альфонс Элрик».
— Так проси его! — раздраженно крикнул Лин. — Сколько раз сказано: этого пускать всегда!
— Осмелюсь с вашего разрешения, он, в некотором роде, уже…
Дверь распахнулась. На пороге стоял Альфонс Элрик собственной персоной, но в диком виде: в потрепанной накидке горца нахарра, с царапиной на щеке и грязный, как будто пробирался по подземным катакомбам.
— Что с тобой? — удивился Лин.
— Чего? — Ал провел рукой по щеке и удивленно уставился на перепачканные в крови пальцы. — Это твоя стража ретивая очень… Слушай, Лин! Я придумал, как быть с Союзом Цилиня! Как победить их, не побеждая… или как их обмануть!
— Как? — Лин нахмурился.
— Мы возьмем их на живца!
— На живца? — Лин глядел удивленно. — В каком смысле?
— Смотри, — Альфонс уселся к столу. — Ты мне что говорил? Что тебе надоело терпеть произвол кланов, которые управляют своими территориями, не считаясь с тобой, так?
— Ну да, — господин нахмурился.
— И для этого ты собираешься возродить старую систему чиновничества с новыми модификациями?
— Да, — кивнул Лин, — но чиновничество — неверное слово. Я хочу систему служащих, которая бы включали и армию. Мне понравились кое-какие особенности аместрийской организации.
— Так почему бы тебе и не создать для Союза Цилиня еще одну, параллельную систему? Тоже что-то вроде союза, как государственные алхимики, только под твоим контролем?
На лице Лина, до этого выжидательным, отразилось легкое разочарование.
— Да, я думал об этом. Не получится: зачем им эта структура, когда у них уже есть своя? В Аместрис алхимики разобщены, их легко привлечь деньгами, знаниями, привилегиями… В Сине же они уже едины, деньги и привилегии у них есть и так.
— У старших, — Альфонс мотнул головой. — У старших есть. А у низов? Ну, допустим, самые низы тебе тоже не нужны, а как насчет тех, кто в середине? Кто видит, как всем заправляют могущественные косные старики — пусть даже их собственные деды, прадеды, отцы…
А у них самих никакого влияния нет?
— Понимаю, о чем ты говоришь, — господин Ланьфан кивнул. — Ланьфан и Вернье уже с этим работают. Перетянуть Цилиня на нашу сторону не за рог, так сказать, а за его длинную шею… Но пока результаты мизерные.
— Мизерные результаты — потому что нет приманки, — кивнул Альфонс. — В конце концов, эти люди — алхимики. Больше всего они уважают знания. Они могут опасаться, что, перейдя на твою сторону, не получат часть секретов своего Союза… Уверен, многое им старики передают на смертном одре! И если у нас не будет каких-то равновесных секретов…
— Ты хочешь поставить на кон философский камень? — удивленно спросил Лин. — Снова?
Разве не вы с братом меня убеждали, что чем меньше людей знает про него, тем лучше?
— Не припомню такого разговора, — удивленно сказал Альфонс. — Может быть, это Эдвард один тебе такое говорил? Но я согласен, философский камень лучше лишний раз не светить.
— Тогда что еще мы можем использовать как приманку?
— Меня.
Император приподнял брови. А Ланьфан подумала, что Альфонс и Эдвард и в самом деле похожи больше, чем кажется на первый взгляд: она-то считала, что самонадеянный из них как раз старший…
— А что? Представь: золотоглазый алхимик-с-запада, последний потомок прямой ксеркской линии, вернувшийся из мертвых… Они могут подозревать, что я владею совершенно сногсшибательными сведениями, тайнами жизни и смерти, что я знаю ответ на все загадки природы!
— Или будут подозревать, если мы им подскажем… — сказала Ланьфан: эта мысль так увлекла ее, что она нечаянно высказала вслух то, что думала. Тут же спохватившись, девушка поклонилась: — Прошу прощения, что вклинилась в разговор.