Гексаграмма
Шрифт:
— А Ланьфан, значит… — Зампано и Джерсо переглянулись.
— Куда мне до нее, — Вернье развел руками. — Эта девочка — страшный человек. А я так, бывший криминальный аналитик. Зато я знаю все про радиопрослушку.
— Значит ты, паскуда такая, поставил под угрозу жизни детей… — Джерсо угрожающе надвинулся на Вернье, чуть ли не заталкивая его пузом обратно в проход.
— Э, э! — Вернье вскинул руки. — Я тоже не злой гений! Вы хоть знаете, какие тут обычно выпускные испытания? Десять-пятнадцать процентов гибнут, как минимум! Чаще больше! А сегодня — все живы.
— Этот ваш восток!
— Зампано потер нос под очками. — У вас
— Не, я правда пьяница, — Вернье почесал щеку. — Все не так страшно.
— Ладно, а зачем? — хмуро поинтересовался Джерсо. — Ничего себе утренняя зарядка.
— Просто нам с вами вместе работать, натаскивать бойцов против алхимиков. Хотел воочию увидеть, на что вы способны.
— Но Альфонс еще не согласился в этом участвовать! И мы тоже не соглашались, если на то пошло.
— Слышал я, вы хотите вернуть свои человеческие тела, — хитрым тоном произнес Вернье. — Есть где-то двадцатипроцентная вероятность что в анналах Союза Цилиня может храниться один полезный секрет. Могу показать сводки.
История 6. Тэмила. Подземные переходы
Чем дальше они углублялись в узкие темные проходы под Шэнъяном, тем больше Ал понимал: кто бы их ни прорубил, делать гигантскую алхимическую печать он не собирался.
Да и проблема надежности подземных коммуникаций неизвестных не волновала: им встречались и выложенные камнем проходы, и коридоры из обожженного кирпича, и даже просто прорытые в грунте, укрепленные балками лазы. Узкие, широкие, на разных уровнях, соединенные между собой люками (иногда явно сделанными позднее, чем сами ходы), эти подземные тоннели больше походили на систему кое-как облагороженных пещер, чем на творение рук человеческих.
— Мой народ нашел эти ходы пятьдесят лет тому назад, — рассказывала Тэмила.
— До сих пор мы не все исходили. Здесь осторожнее, будет ступенька, можно упасть, — она остановилась возле двух совершенно одинаковых деревянных дверей — между прочим, с глазками. — У дворца много охраны. Разумно ли людям, бегущим от рыночной стражи, туда соваться?
— Мы случайно от них убегали, — оправдываясь, произнес Ал. — Вообще-то, мы не преступники… Нас ждут друзья.
— Если так вы хотите, — Тэмила пожала плечами и толкнула левую дверь.
Под ней оказались выдолбленные в камне ступени, круто уходящие вверх — по ним приходилось скорее ползти на животе, чем идти. Ал с тревогой подумал о тонком розовом одеянии Мэй — но девочка не жаловалась.
— Так ты из Аместрис, — сказала Тэмила. Несмотря на то, что она двигалась впереди, слова ее хорошо отражались от стен тоннеля и слышны были отчетливо. — Вам удалось сохранить чистую кровь? Я вижу в тебе все признаки настоящего ксерксца?
— Вы этим занимаетесь? — поинтересовался Альфонс. — Сохраняете чистую кровь? Нахарра — потомки ксерксцев? Поэтому ты так похожа на ксеркскую принцессу?
— Мы потомки выживших после падения Ксеркса: рабов, торговцев и людей из варварских аместрийских народов. Во мне много старой крови, но пока ты мне не сказал, я и не знала, что удостоилась чести быть похожей на одну из наших предков. Где же ты ее видел?
— Портрет, — коротко пояснил Альфонс. — У моего отца был портрет.
— Твой отец чистой крови?
— Последний. Он стал жить с аместрийкой, и у нас с братом ксеркской крови половина.
— Половина? Это очень хорошо, наши люди устроят пир, когда узнают! — голос Тэмилы лучился энтузиазмом. — А твой отец — он еще жив?
— Нет, он умер от старости. Я… поздний ребенок.
— Это очень жаль.
Если бы он был жив, мы могли бы найти ему хорошую жену, могли бы быть еще дети…
— А если бы он не захотел? — вдруг спросила Мэй, которая до этого не вмешивалась в разговор. — Он же любил мать Альфонса!
— Так ведь его мать умерла, и давно, девочка, — немного снисходительно пояснила Тэмила. — У таких юношей, как он, это видно по глазам. У меня самой умерла мать, я умею видеть.
— У юношей… — передразнила ее Мэй. — Тебе-то самой сколько лет? Ты ненамного нас старше!
— Его — и точно, ненамного, — поддразнила Тэмила. — Мне двадцать три года, двадцать четыре по вашему счету [9] . А тебе я бы и в матери сгодилась.
— Мне четырнадцать!
— Да? — в голосе Тэмилы появилось уважение. — Ну надо же! Девушка из благородного семейства в четырнадцать лет по рынку бегает в компании иностранца… как же ты из-под надзора ушла? Тебя уже замуж выдавать пора, беречь от мужской компании.
— Не твое дело! — Мэй слегка обиделась. — А как ты узнала, что я из благородного семейства?
9
По вашему счету… — традиционно синцы считают возраст ребенка от момента зачатия: к тому, что аместрийцы или драхмийцы назвали бы возрастом, прибавлялся еще год в животе матери. Кроме того, рожденным до Нового Года спокойно плюсовался еще год… Так что когда Мэй говорит, что ей четырнадцать или «почти четырнадцать», это на самом деле значит, что ей тринадцать или даже меньше.
— Ты натренирована, как боец, но не линьгуй [10] . Алкестрию знаешь. Но от Цилиня бегаешь, значит, не их… Кроме того, надзор над цилинскими женщинами даже выше, чем в благородных семействах Сина.
— Все-то она знает…
Лестница уже давно кончилась, теперь они шли по коридору, достаточно широкому, чтобы можно было разойтись двоим. Пламя в фонаре Тэмилы колебалось, освещая грубые своды и низкий потолок.
— Постой, предположим, нахарра — потомки ксеркцев и берегут их чистую кровь, — Альфонс вновь вклинился в разговор, стремясь разбить этот чисто женский междусобойчик: еще немного, и Мэй начнет шипеть, как рассерженная кошка. — Но зачем? То есть зачем — чистота крови? Золотые глаза, конечно, неплохо выглядят… Мне так говорили.
10
Линьгуй (лин куэй) — китайский термин для ниндзя. Таким образом, Ланьфан и Ху (в яп. транскрипции Фу) в аниме правильнее было бы называть именно так.
Тэмила засмеялась. Смех у нее был чистый, приятный.
— Что такое золотые глаза? Признак. Здесь, в Сине, говорят — золото снаружи, золото внутри. Кто родоначальник алхимии? Кого материя и энергия слушались больше всех?
— Ничего не понимаю.
Алхимия — это наука. Любой может научиться.
— Да, любой невежда способен открыть книгу и прочесть ее. Формулы рисует рука, но силу дает им сердце. Один превращает в вино воду с толикой угля, другой не может получить воду из этилового спирта. Почему так?