Геммы античного мира
Шрифт:
Красноречивейшие, живые описания античных картин и абсолютное отсутствие самих памятников живописи древних привело к тому, что уже художники итальянского Ренессанса начали воссоздавать их на основании литературных источников. Такова аллегорическая «Клевета» Апеллеса, воссозданная Сандро Ботичелли, или «Свадьба Александра и Роксаны» Аэтиона, который дал вторую жизнь Джулио Романо. Веймарские художники-классицисты, вдохновляемые Гете, начали работу над циклом картин, подробно описанных в III в. Филостратом. Полностью воссоздал весь цикл в 1841 г. для музея в Карлсруэ венский живописец М. Швинд. Надо отдать справедливость гению Гете, понимавшего всю степень зависимости этих восстановлений от вкусов времени: «Восстановление утерянных произведений в духе античности, — писал он, — давалось легче или труднее в зависимости от того, насколько дух времени был чужд или, наоборот, более близок античному». [4]
4
Филострат.
В Эрмитаже есть целый зал, стены которого украшены такого рода воссозданиями станковых работ античных живописцев. Это «Галерея истории древней живописи», состоящая из 86 картин, исполненных на медных досках в древней технике энкаустики. Они были написаны в 1843 г. мюнхенским художником Гильтенспергером. Использовав описания определенных картин, имеющиеся у Плиния, Лукиана и Филострата, он дал в этом цикле связную историю античной станковой живописи, воссоздав работы важнейших ее представителей. Но если у мастеров Возрождения античные герои, их одежды и обстановка наполнялись итальянскими аксессуарами и подробностями быта ренессансной Италии, у мастера-классициста, при всем его желании быть археологически верным, налицо другое искажение. Вся эволюция древней живописи под его кистью исчезает, все ее представители оказываются добросовестными, но анемичными и [90] бесстрастными классицистами, писавшими в одной-единственной манере.
Однако, казалось бы, навсегда утраченные шедевры античной живописи исчезли не бесследно. У нас есть источники для их более или менее полного воссоздания. Материал для него хранится в самих античных памятниках, и таким образом мы остаемся на почве, питавшей древних живописцев, и оказываемся гарантированными от тех неизбежных искажений, которые не могли не допускать мастера Возрождения и классицизма, привнося чуждые античному искусству ноты в свои реконструкции утраченных шедевров.
Близкие воспроизведения картин хранят иногда настенные декоративные фрески, мозаичные полы, расписные вазы. Станковая живопись была источником тем и композиций для декоративных рельефов из мрамора, каменных саркофагов, терракотовых облицовочных пластин, украшавших римские здания. Картины копировались мастерами художественной керамики и торевтами, исполнявшими сосуды из драгоценных металлов. Копии работ древних живописцев можно найти даже на скромных римских светильниках. Но особая роль здесь принадлежит геммам. Надо думать, древние любители глиптики и живописи в своих дактилиотеках сознательно собирали воспроизведения картин прославленных живописцев. В их собраниях они образовывали своеобразные портативные галереи «картин из цветных минералов». Особенно камеи, полихромные геммы, появившиеся в эллинистическую эпоху, с их колористическими, чисто живописными нюансами, хорошо подходили для этих целей. Древний мир, лишенный средств репродуцирования, подобных нашим, использовал их как своего рода вечные, неразрушимые воспроизведения шедевров живописи в камне.
Доказательством этому служат почти абсолютно точные реплики одной и той же композиции, сохранившиеся порой в нескольких экземплярах. Есть случаи, когда мы обладаем воспроизведением одной и той же картины одновременно на геммах, рельефах, светильниках, монетах и декоративных фресках. Мастера каждого из этих видов искусства имели свои особые задачи, и при адаптации живописного полотна резчик, зависевший от формата и конфигурации геммы, должен был опускать детали или даже отдельные фигуры оригинала, скульптор, создававший [91] рельеф на мраморном саркофаге, добавлял стаффаж по краям композиции и т. п.
Сегодня нужна кропотливая работа исследователя, чтобы на основании этих воспроизведений воссоздать утраченную живописную композицию. Но здесь таится одна из возможностей ближе познакомиться с произведениями искусства, оригиналы которых невозвратимо утрачены.
На пороге XX в. А. Фуртвенглер высказал убедительные общие положения относительно копирования древними шедевров классической скульптуры. Так же как не случайно до нас дошли именно лучшие трагедии Софокла и Еврипида, которые не переставали переписывать от IV до XIV в., так и в скульптуре копировались именно прославленные статуи Фидия, Поликлета и Праксителя, казавшиеся навсегда утраченными (искать их следует в обезображенных торсах и головах, хранящихся в разных музеях мира). Сам Фуртвенглер дал такого рода воссоздания, например статуи Афины Лемнии Фидия, убедительно составленной им из дрезденского торса и болонской головы. По-видимому, «теорию копирования», предложенную мюнхенским исследователем, можно распространить и на живопись, она выражает верно угаданное отношение периодов «нетворческих» к художественной продукции эпохи расцвета греческого искусства. Коррективом служит наблюдение, касающееся отношения прикладного искусства и ремесла к искусству «больших форм», — в последнем черпали ремесленники не только сюжеты, но и композиционные находки, часто без всякой переработки перенося их в свои изделия. Некоторые определенные картины, видимо, прославившие в свое время их создателей, пользуются явственно большим интересом у копиистов. Мы были бы вынуждены так и ограничиваться небольшим перечнем имен живописцев и односложными названиями их работ, если бы не геммы, в которых трудом исследователей раскрываются узловые произведения античной живописи.
В эпоху гражданских войн в Риме мастера глиптики очень часто копировали какой-то прославленный живописный оригинал с изображением похищения троянского
К эпохе Фидия, жившего на поколение позже Полигнота, относится картина неизвестного художника «Приам в ставке Ахилла», часто воспроизводившаяся в геммах. Наиболее полное ее повторение сохранилось в камее из эрмитажного собрания, которую можно отнести к мастерской августовского резчика Диоскурида. Приам опустился у ног Ахилла, сидящего, опершись на посох. Бризеида помогает подняться троянскому царю. Сцену замыкает сфинкс, сидящий на колонне. Высокий этос сцены восходит к стихам «Илиады»:
Плакали оба они. Припавши к ногам Ахиллеса, Плакал о сыне Приам, о Гекторе мужеубийце, Плакал Пелид об отце о своем и еще о Патрокле. [5]5
Гомер. Илиада, XXIV, 509, сл.
Особенной популярностью пользовались в глиптике живописные работы греческих художников эпохи Пелопоннесской войны — Зевксиса и Тиманфа. Знаменитой в древности была картина «Семья кентавров» афинского живописца Зевксиса. Ее подробное описание оставил писатель II в. Лукиан: «На цветущем лугу изображена сама кентавресса, лошадиной частью тела она целиком лежит на земле, вытянув задние ноги, вся же человеческая, женская половина ее легко приподнята... одного из детенышей она держит, подняв, рукой и кормит по-человечески, грудью... Повыше, словно стоящим на страже изображен кентавр... в правой руке он держит, подняв над собой, молодого львенка, словно шутя хочет попугать малышей...» [6] Воспроизведение кентаврессы [93] Зевксиса с одним детенышем мы встречаем дважды в геммах: на камее из Лондона и инталье из Ленинграда. Издавая последнюю, Винкельман уже соотносил ее с оригиналом Зевксиса. На римском саркофаге II в. к этим двум фигурам добавляется кентавр, поднявший в руке вместо львенка сосуд с вином. Это изменение скульптору было необходимо для того, чтобы выдержать строго предопределенную, дионисийскую символику сцены.
6
Лукиан. Собрание сочинений, т. 1. М.–Л., 1935, с. 89.
Следующая картина Зевксиса, которую воспроизводили резчики гемм, так описана энциклопедистом Плинием: «Великолепен его Геракл-ребенок, душащий змей в присутствии Амфитриона и объятой страхом матери Алкмены». [7] Две помпейские фрески по-разному воспроизводят эту сцену, неизменной остается только центральная фигурка Геракла со змеями, припавшего на одно колено, остальных персонажей помпейские мастера меняют местами.
Центральную группу — Геракла со змеями — воспроизводят и резчики гемм. Воспроизведения хранятся в эрмитажном собрании, во Флоренции и Берлине. Возможно, «Пенелопу» Зевксиса, в которой, по выражению Плиния, «все дышит целомудрием», воспроизводят резчики перстней из Пантикапея. В этих близких Зевксису по времени печатях Пенелопа предстает сидящей на стуле и в печали склонившей голову на руку. Рядом с ней изображен лук Одиссея. [8]
7
Плиний Старший. Указ. соч., XXXV, 63.
8
Неверов О.Я. Античные перстни (VI в. до н.э. — IV в.), Л., 1978, № 15.
Необычайной популярностью у резчиков гемм императорского Рима пользовалась другая картина этого живописца: «Связанный Марсий», находившаяся во времена Плиния в римском храме Согласия. В пяти репликах дошла до нас эта картина афинского мастера, из них самая лучшая приписывается руке Диоскурида. Последняя гемма, хранящаяся в Неаполе, некогда входила в собрание Лоренцо Медичи, где она считалась «печатью Нерона». Композиция включает три фигуры: Аполлона с кифарой, привязанного к дереву Марсия и коленопреклоненного раба-фригийца, который должен был, исполняя жестокое наказание, содрать с сатира кожу. Реплики в Ленинграде, Париже, Берлине и Флоренции повторяют композицию Зевксиса без изменений.