Ген человечности - 3
Шрифт:
Снайпер для наблюдения использовал пролом в стене, он был вооружен винтовкой М40 и расположил он ее так, как очевидно привык в Афганистане — положил на бок свой вещмешок и поверх пристроил винтовку. Сейчас он, скорчившись у пролома, внимательно наблюдал в монокуляр за чем-то на поле. Меня он, очевидно, услышал, но ничего не предпринял.
— Свои. Капитан Маршалл — предупредил я.
— Артур Гриндер, сэр. Специалист.
— Что наблюдаешь?
— Они на деревьях, сэр. Я снял как минимум двоих. Мешают одержимые. Один с крупняком, пробивает стены навылет.
— Кто это, специалист?
— Я не знаю,
— Наши?
— Не знаю, сэр.
— Смени позицию. Они попробуют тебя достать. Удачи.
— Спасибо, сэр. Вам тоже.
Обратный путь занял намного меньше времени — хотя бы потому что дорога была расчищена, более-менее.
— Все мои — ко мне!
Таких оказалось восемь человек — остальные засели внизу. Нормальной обороны не было, исключать того, что неуловимые и невидимые снайперы подберутся вплотную и отрежут нас от техники, заняв первый этаж — было нельзя. Приходилось распылять силы.
— Есть работа, поганая и опасная. Надо вытащить пилотов из сбитого вертолета. Живых или мертвых — неважно, мы своих не бросали и не будем этого делать никогда. Что происходит — сами видите, поэтому приказывать не буду. Слушаю мнения — сейчас.
Мог бы и в самом деле просто приказать- но не то время и не та ситуация. Да и в Дельте не было обычной практики пехтуры — приказ — выполнение. В разработке и планировании операций участвовали все или почти все бойцы, мнение каждого было важным. Кроме того — играл роль своеобразный кодекс чести «Дельты». Первое правило в нем гласило — если ты из Дельты, ты никогда не говоришь6 «Нет, это опасно». Ты просто идешь и делаешь это.
— Количество противников? — спросил Баз.
— Не знаю. Вряд ли больше десяти. Они просто не дают нам покоя, это профессионалы — но их мало. Более крупная группа уже засветилась бы.
— Кто они?
— Не знаю. Но специалисты. У них бесшумное оружие и еще сами видели что — крупнокалиберная снайперская винтовка. Как минимум — одна, но такая что для нее не преграда и стена. И они умеют ей пользоваться.
Договорить нам не дали — нарастающий звук реактивных двигателей даванул по ушам…
Не говоря ни слова, я вскочил и, не опасаясь уже пуль, нырнул на лестничный пролет, споткнулся, так что врезался в стену и едва не упал — но не упал и побежал дальше, прыгая через ступеньки в почти полной темноте. Времени не было совсем — пока штурмовики отстреляются и уйдут, мы должны были сделать работу.
Выскочил на первый этаж, бросил взгляд — тяжко пыхтя отставной рейнджер топал за мной, следом бежали и остальные.
— По машинам! Дым — и по машинам! Надо успеть!
Командовать, прорабатывать операцию, согласовывать действия с держащими здание морскими пехотинцами — не было ни времени, ни смысла. Потеряв нескольких своих, они были деморализованы и это отчетливо чувствовалось. Афганистан и Ирак отучили нас от потерь, тем более — от таких потерь. Что говорить, если во втором Ираке пара снайперов задержала на несколько часов продвижение целого батальона морпехов. [17]
17
Реальный исторический факт.
Перед
— Пошли!
Машины стояли так же, как мы их и оставили, в дыму ни хрена не было видно, кто-то вскрикнул, но непонятно от чего. На машину я наткнулся — точнее налетел — всем телом, едва не выронив пулемет. Нащупал дверь, кто-то шумно врезался в машину рядом, дым ел глаза — и в этот момент штурмовики пошли на первый свой заход, работая своими пушками. Больше полутора тысяч снарядов, выпускаемых из семи стволов — это сила. Звук при этом был такой, как у дрели — но гораздо громче.
Протиснулся в машину, через высокий и широкий короб между сидениями перелез на другое место, сзади, ругаясь в полный голос, лезли остальные. Все это выглядело как пожар в публичном доме, никак не как начинающаяся спасательная операция — но в жизни все так и бывает. Мат, шум, бестолковые команды, рев моторов, иногда и стрельба непонятно куда…
Забухтел мотор, кто-то пролез на место пулеметчика, при этом наступив мне на кисть руки, да так что едва пальцы не сломал. Я сунул кулаком по ноге в ответ — смотри, куда ступаешь, козел — открыл дверь, морщась от боли положил пулемет так что оттолкнуть коленом дверь и открыть огонь — секунда.
— Маяки! Маяки!!!
Еще не хватало, чтобы «бородавочники» сходу врезали по нам. Хотя и так могут врезать, нервы у всех на пределе.
— Нету, сэр!
— Фонарь! Фонарь со светофильтром на крышу! Поехали!
Один выстрел из гранатомета — и нас останется только отпевать. Одна не слишком длинная очередь из самолетной пушки — и не останется вообще ничего, искореженная сталь вперемешку с мясом.
— Топи! Пошел!
Хаммер тронулся с места, вынырнул из дымных клубов — и я с ужасом увидел, что мы едем прямиком на догорающий остов самолета. Успел только схватиться за стойку машины — чтобы не вылететь из машины на резком вираже.
Где то впереди взорвалась бомба — фунтов пятьсот не меньше, где именно не виде, но вспышка была и видно ее было всем, даже тем кто в другую сторону смотрел. Непрогретый двигатель Хаммера громко протестовал — но тащил машину вперед, разгоняя ее до все большей и большей скорости. Впереди штурмовики, не обращая на нас внимания, длинными очередями прочесывали лесопосадки, больше это было похоже на фейерверк, только фейерверк летит снизу вверх, а тут он летел — сверху вниз.
Оглянулся — второй Хаммер следовал за нами как привязанный. На едва освещенной взлетке мелькали тени — одержимые!
Огонь открыли все, кто мог — короткими, только чтобы успокоить себя. Дал пару коротких Ия — по проносящимся совсем рядом теням тех, кто был когда то людьми — и как минимум одного свалил, перерезал пополам. Водитель пер напролом, тяжелая машина то и дело подпрыгивала, прокатываясь по сбитым.
Водитель оттормозился у самого вертолета, он сел на брюхо и темной тушей чернел на полосе. Без команды выскочили наружу, я с ходу дал длинную очередь по кругу, отгоняя одержимых. Одержимые здесь были, и их было много.