Ген Химеры Часть 1
Шрифт:
Маленькие дети жестоки по своей природе, а дети богатых родителей — и вовсе не знают границ. Многие из сиделок умирают долго и мучительно, Ойтуш знал достаточно таких историй.
Но самое печальное было в том, что некоторые люди добровольно заключали контракт с корпорациями. Причины могли быть совершенно разными: куча кредитов, нищета, в которой увязли твои родные, проблемы с законом… Пособие, выплачиваемое сиделкам могло годами кормить целую семью. Вот только сами «игрушки» должно не жили. В основном из-за наркотиков, что по договору они обязаны были принимать. Ну или как вот этот зеленоволосый парень
За год работы в морге Ойтуш успел многое повидать. Он научился быть хладнокровным почти ко всему, но иногда такие вот жестокие и бесчеловечные смерти просто выбивали из колеи.
К окончанию «ювелирной работы» — у мальчика надо было взять роговицу глаза — Ойтуш чувствовал себя совершенно опустошенным. Благо, что писк наручных часов возвестил о начале обеденного перерыва.
На обед работникам морга было отпущено всего полчаса. На ходу стаскивая свой изрядно запачканный кровью хирургический костюм, Ойтуш торопливо спускался по лестнице: обед обедом, но у него были дела куда поважнее.
***
Пищеблок, совмещенный со столовой, находился на нулевом этаже, по соседству с отделом хранения трупов. Длинные металлические столы, низкие потолки и трупный запах не сильно способствовали пищеварению, но за год работы Ойтуш успел привыкнуть. Точнее, научился не замечать мелких отвратительных деталей и концентрироваться лишь на том, что предстояло сделать.
У многих Вторых, в том числе и у работников морга, нетрудно было заметить этот взгляд: отрешенный, пустой; в нем никогда не пылал огонь. У тех, кто всю жизнь имеет дело с рутиной — а среди Второго класса их большинство — глаза перестают сиять, даже в столь редкие приятные моменты жизни. Они, как и накаченные препаратами сиделки, медленно плывут в тихих застойных водах своих мыслей. Каким бы ярким ты ни был в детстве, рутина и однообразие со временем сделают свое дело.
Но, тем не менее, парень знал: пока в его жизни есть Сати, огонь в его глазах погасить будет очень трудно.
Взяв поднос с едой, Ойтуш расположился рядом со своими коллегами. В отделе изъятия органов он был самым молодым, причем с большим отрывом: мужчин его возраста в основном распределяли для тяжелого физического или умственного труда. Ойтуш старался не думать о том, что откачивать жир и брить волосы ему предстоит до конца жизни — ни разнообразия, ни перспективы, ни веры в «светлое будущее».
На обед сегодня были слипшиеся макароны с мизерными кусочками соевого мяса и холодная протеиновая баланда. О вкусах составители меню не заботились: лишь бы было сытно, и работники не падали в голодный обморок. Глядя как Эдмундс и Риши с аппетитом уплетают дармовые харчи, Ойтуш только для вида ковырялся в своей тарелке. Последние полгода он лишь формально ходил на обед.
Однажды, прочесывая коридоры в ожидании конца смены, парень совершенно случайно наткнулся на запасной выход, лишенный камер наблюдения. С тех пор, каждый рабочий день, ровно в полдень, Сати приходила повидаться с ним. Минут на десять, не больше, но это драгоценное время было для них настоящим сокровищем. А еще Сати приносила парню немного еды из школы: свежие овощи, мясо, зелень. Нужно ли говорить, что разница в школьном меню и в меню работников городского морга была поистине колоссальной?
Закончив ковырять остывшие макароны, Ойтуш ленивым шагом вышел из столовой, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Миновав несколько коридоров и лестничных пролетов, он очутился в подсобке под лестницей. Приятный полумрак и запах сырости, что царил в этой кладовке, успокаивали, давали ощущение надежности и безопасности. Ждать парню пришлось не долго. Тихонько скрипнула дверь черного хода, и маленькая фигурка в надвинутом на лицо черном капюшоне осторожно проникла в здание морга.
— Кхе-кхе, — еле слышно подал голос Ойтуш.
Если бы протекторий узнал, что Сати ходит сюда и тем более носит ему еду, Ойтуша неминуемо ждала бы смерть. Вот почему с мерами предосторожности этим двоим было сложно перестараться.
— Привет, — шепотом произнесла девушка, легонько ступая в темноту подсобки.
Не говоря ни слова, Ойтуш взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал куда-то в область носа.
— Опоздание на две минуты, мисс Лаллеман, — шутливым тоном произнес парень и постучал по циферблату своих рабочих часов. — Лишаю вас десерта.
Сквозь полумрак Ойтуш видел, как девушка на пару секунд скорчила недовольную гримаску: насмешка над их строгим школьным режимом была весьма злободневной.
— Смотри, что я принесла тебе, — сказала Сати.
Поставив рюкзак на пол, она суетливо принялась вынимать запасы своего школьного обеда, а Ойтуш не мог оторвать глаз от ее миниатюрных и таких проворных пальцев.
Сати никогда не рассказывала о своих родителях. Она ничего не помнила о них, точно также как Ойтуш не помнил своих маму и папу. Это было не таким уж и редким явлением среди жителей Метрополя. Вероятнее всего, родители Сати были одаренными — только они проводят опыты с генетическим кодом человека. Иногда на улицах города можно было встретить людей с шестью пальцами, разноцветными глазами или причудливыми родимыми пятнами — все это результаты искусственно выведенных мутаций. Генотип Сати тоже когда-то был искусственно изменен, только так можно было объяснить удивительный сиреневый цвет ее волос.
У того мальчика тоже были необычные волосы… Вспомнив тело доставленное пару часов назад, Ойтуш тяжело вздохнул.
— Ты чего? — насторожилась Сати; она удивительно тонко чувствовала перемены в его настроении.
— К нам сегодня привезли сиделку. Смерть… такая нелепая, — в последний момент Ойтуш решил не говорить о том, что желудок парня напоминал кровавый прохудившийся мешок.
— Само их существование сплошная нелепица, — покачала головой Сати.
Больше нечего было сказать. Ойтуш молча принялся за обед.
— Мне пора идти, — с сожалением вздохнула Сати. Десять минут, как всегда, пролетели невероятно быстро.
— Угу, — кивнул Ойтуш, сминая фольгу, в которой еще пару минут назад была запеченная картошка с мясом.
— Спасибо за обед, мелкая.
Мелкая. Потребовалось несколько лет, чтобы Сати перестала обижаться на это прозвище, что с легкой руки дал ей Ойтуш.
— Сколько еще уроков сегодня?
— Математика, прато-лингва, анатомия, — перечисляла Сати. — Вечером две тренировки по кэндо.