Ген Химеры Часть 1

Храмкова Маша

И действительно: Ойтуш еле стоял на ногах, а сил у него хватало лишь на то, чтобы разворошить очередной пакет с мусором, в надежде, что там будут объедки.

— Вот, держи, — неожиданно для самой себя, Сати протянула незнакомцу бумажный пакет с выпечкой из школы.

Ойтуш остолбенел от изумления, но через минуту горестно покачал головой:

— Я не могу взять это, милая, — сказал он, умоляюще глядя на Сати, — не хватало того, чтобы меня еще и расстреляли за то, что я «отобрал» у тебя обед.

О, да, протекторий любую историю может вывернуть наизнанку.

—

Тогда я просто положу это здесь, — сказала девушка, кладя пакет к ногам молодого человека. — Будто бы кто-то потерял, а ты нашел.

— Как тебя зовут? — изумленно спросил Ойтуш, словно забыв, что находится в двух шагах от голодного обморока.

— Сати Лаллеман.

— Приятно познакомится, Сати, — вытерев руки о свои рваные джинсы, парень протянул ей свою ладонь. — А меня зовут Ойтуш Эвери.

Помедлив секунду, Сати взглянула в его глаза: карие, очерченные длинными ресницами. Несмотря на всю сопутствующую атмосферу, он производил впечатление вежливого и умного человека, которому можно было доверять.

— Приятно познакомится, Ойтуш, — улыбнулась девочка, крепко сжав его руку.

Эти двое быстро стали друзьями, а через год и вовсе стали жить под одной крышей, вместе деля всю боль и радость, что приходилась на их долю. И никогда за все это время Сати не думала, что Ойтуш не должен быть с ней, только потому что он гражданин Второго класса.

***

После уроков Сати была выжата, словно лимон, а вдобавок, сильно раздосадована тем, что ей так и не удалось выкрасть иммуноглобулины. Зато тренировка по кэндо прошла как нельзя лучше. Сати давно заметила, что ярость делает ее в разы сильнее; одержав десять побед подряд она получила “отлично”, похвалу от тренера, а также кучу болезненных синяков по всему телу.

За хорошие оценки Сати получила талон на дополнительный десерт, но вместо этого взяла с собой несколько порций обеда. Однако самого главного — лекарственной сыворотки — она таки не достала, а значит еще целые сутки Ойтушу придется бороться с болезнью самостоятельно.

Он пришел с работы немного раньше обычного, и, не раздеваясь, сразу же рухнул в постель. Стащив с него обувь и верхнюю одежду, промокшую от сырого снега, Сати накрыла парня несколькими одеялами. Ойтуша бил озноб; он задыхался от кашля, а в перерывах между приступами не мог связать и пары слов. Сати ничего не оставалось, как ввести экстазин ему внутривенно.

Девушка была в смятении; она ненавидела себя за то, что при всех своих возможностях, не сумела достать сыворотку для Ойтуша. Удалившись за перегородку, что условно делила их комнату на спальню и «кухню», Сати взяла нож и дрожащими от ярости руками полоснула себя по внутренней части бедра. Глубокий порез мгновенно начал кровоточить; она перебинтовала его первой попавшейся тряпкой и, привалившись к стене, осела на пол. Девушка наслаждалась этой болью, благодаря которой она могла наказывать себя за страдания Ойтуша. Эти приступы самобичевания случались с ней довольно часто, благо, что все порезы быстро затягивались, почти не оставляя шрамов.

— Сати, — хрипло позвал ее Ойтуш, когда экстазин наконец подействовал. Он ничего не знал об этой аутоагрессии — его подруга хорошо умела прятать следы.

— Лучше? — вернувшись в комнату, спросила она.

— Могу горы свернуть. Наверное, — Ойтуш улыбался, сидя в кровати, а его расширенные зрачки делали глаза почти черными.

— Я клянусь тебе, что завтра сыворотка… — начала было Сати.

— Помолчи, мелкая, — перебил ее парень. — Мне нужен только один вечер с тобой и все.

Его голос был спокойным, но глаза горели сумасшедшим огнем, отчего Сати стало немного не по себе. Присев на кровать рядом с ним, Сати убрала мокрые вьющиеся волосы с его лба. Перехватив руку девушки, Ойтуш жадно прижался губами к ее пальцам; он целовал их с наслаждением, закрыв глаза, а его сухие губы были невероятно горячими. Опьяняющая дрожь пробежала по телу Сати, заглушая острую боль в бедре, там, где она порезала себя. Неужели именно сегодня, после трех лет, прожитых вместе, они наконец-то перестанут быть просто друзьями?

Темно-вишневого цвета капля упала на запястье девушки. Взглянув на лицо Ойтуша, она увидела кровавую дорожку, что текла из носа по его верхней губе. Это было плохо, очень плохо.

***

Они проспали. Ночью у Ойтуша пошла кровь из носа, целый фонтан, заливший их и без того убогое жилище. Сати извела почти все имеющиеся тряпки, чтобы остановить этот поток, а потом еще долго не могла уснуть. И в итоге проспала. Это было непозволительно.

В школе любое, даже незначительное опоздание вызывает подозрение и пристальное внимание интуитов, которое Сати было совсем не нужно. Стремительно облачившись в мятую школьную форму, которая состояла из светло-голубой юбки до колена, темной блузки и пиджака с нашивками учебного заведения, она пулей вылетела из дома.

Мокрого снега на улице не было, но Сати все равно натянула шапку на голову, чтобы хоть как-то примять торчащие после сна волосы. Бегом спустившись в метро, она почти чудом протиснулась в закрывающиеся двери. Отдышалась, по привычке прислонилась к большому окну в конце вагона. Устало прикрыла глаза. Теперь, когда в запасе было еще минут десять свободного времени, ее мысли снова перенеслись к Ойтушу.

С окраин города людей ехало мало, зато ближе к центру в вагон набилось, словно в спичечный коробок. В основном это были граждане Второго класса: усталые, не выспавшиеся, многие в масках, со следами разгорающейся дот-инфекции.

Все сидячие места были заняты Первым классом: так было принято; и даже Сати, хоть она и не садилась, была окружена кольцом свободного пространства. Никто из Вторых не посмел бы нечаянно задеть ребенка или вторгнуться в его личное пространство: для Первого класса существовал так называемый закон о неприкосновенности, иными словами — членам Второго класса запрещалось прикасаться к детям до шестнадцати без действительно веской причины.

К счастью протекторий не знал, сколько раз Ойтуш нарушил этот закон в отношении Сати.