Ген Истины
Шрифт:
Правда, сейчас, когда Алсвейг спал и влияние его на Гудерлинка, казалось, ослабело, писатель все больше сомневался в том, что ген Истины действительно существует и может чему-то помочь. К тому же, время стремительно утекало сквозь пальцы. Они были в пути уже почти четыре часа, а продвинулись так мало…
На табло над дверью в купе сменялись названия остановок. Писатель сидел в вагоне поезда, летящего во тьме, и чувствовал себя ребенком, впервые попавшим на чердак и заблудившимся в потемках. Ему вспомнилось, как в юности на одном таком чердаке – в доме, обреченном на снос, – он нашел коробки со старыми книгами. Не кассетами или
Внезапно его внимание привлекли две тени на матовой полупрозрачной стене, отделявшей купе от коридора. Ему не удалось вспомнить, когда именно они появились. Он не видел лиц этих людей и не мог слышать их слов, если они разговаривали. Он даже не мог быть уверен, что их пребывание рядом имеет к ним с Алсвейгом какое-то отношение. Но его душа почему-то заметалась в панике, как птица, попавшая в силок. Один из людей отошел, потом снова вернулся и замер у их двери.
– Франк! – дрожащим шепотом позвал Гудерлинк. – Проснись!
Алсвейг послушно разлепил веки и несколько мгновений пусто и бессмысленно смотрел на друга: дурманящее действие лекарства еще не закончилось. Потом ему удалось окончательно вырвать себя из сна.
– Смотри! Кто это?
Лицо журналиста мгновенно стало жестким, взгляд – острым и настороженным.
– Где мы сейчас?
– Подъезжаем к Штутгарту, – ответил писатель, бросив взгляд на табло. – Осталось тринадцать минут. Ты думаешь, это…?
– Не знаю, но у меня дурные предчувствия.
– У меня тоже.
Тени за дверью оставались неподвижны.
– Это охрана, – едва слышно проговорил Алсвейг. – Они выставили патруль, чтобы не упустить нас.
– Может, просто случайность?
– Вряд ли. Лучше быть готовыми к худшему.
Словно в подтверждение его слов, на матовую поверхность снаружи легла чья-то ладонь. Дверь купе была заперта изнутри, но тот, кто желал войти, не стучал – он сразу использовал инженерный код, снимавший защиту. Гудерлинк следил за его действиями замороженным взглядом, как кролик за танцем удава. "Нет! – заходился в мозгу визгливый голос ужаса. – Этого не может быть! Они не могли нас найти! Я не виноват! Дело не во мне!"
– Извините, проверка личностной идентификации. Пожалуйста, предъявите патрулю правую руку ладонью вверх. Просьба оставаться на местах, не вставать и не выходить в коридор: поезд въезжает в зону возможных боевых действий…
Бесстрастный ровный голос из динамика прозвучал в тот момент, когда панель двери отъехала в сторону, пропуская двоих людей в форме подземной полиции. Было видно, что в коридоре есть еще люди и все они находятся в подозрительной близости к этому купе.
– Проверка идентификации.
Алсвейг протянул ладонь. Писатель заметил, как друг чуть поморщился от боли. Свитер скрывал повязку, но в движениях журналиста была заметна скованность. Полицейский направил на руку Алсвейга луч сканера и скосил глаза на маленький экран. Его напарник стоял в дверях, одновременно наблюдая за Гудерлинком.
– Теперь вы, пожалуйста.
Гудерлинк неохотно подчинился. Он заметил, что свободная рука полицейского со сканером словно невзначай легла на кобуру парализатора.
– Информация не считывается. Вам придется пройти с нами.
Люди в коридоре уже откровенно прихлынули к их двери. Полицейский навел парализатор на Гудерлинка, отчего у писателя почему-то появилось совершенно идиотское, нелогичное желание вскочить на ноги.
– Ложись! – крикнул Алсвейг, пригибаясь, так что разряд другого парализатора ударил в кожаную обшивку диванной спинки. Гудерлинк, не отличавшийся такой быстрой реакцией, наверняка бы не успел, но тут поезд дернулся и полицейских отбросило по ходу движения, так что первый упал и выронил оружие, а стоявший в двери ударился затылком о твердую пластиковую поверхность и тоже сполз на пол. На мгновение дверной проем освободился, потому что толчок смел и всех, кто ждал в коридоре.
– Скорее!
Алсвейг, чудом успевший схватить упавший парализатор, выталкивал писателя из купе. Гудерлинк почти не чувствовал своего тела, оно действовало совершенно само по себе. Инстинкт самосохранения уже гнал писателя по коридору. Журналист прошелся парализатором по оглушенным внезапным торможением фигурам. Переступать через них на бегу было очень неудобно. Второй толчок откинул друзей назад, но и оставшимся преследователям пришлось несладко. Поезд начало раскачивать.
"Что там могло случиться? – мелькнуло у Гудерлинка. – Неужели поврежден тоннель? Что же будет?"
Он поднялся, цепляясь за стену, и бежал, с трудом преодолевая инерцию движения поезда, как сквозь толщу воды. Замечал машинально, как открываются двери купе и кто-то испуганно спрашивает, что случилось…
Третий толчок оказался таким сильным, что все находившиеся в коридоре, попадали на пол, а свет ненадолго погас. В темноте невидимый Алсвейг все тянул писателя вперед, и тот полз, а потом шел, а потом опять бежал, спотыкаясь, при слабом, больном свете аварийных ламп. А потом поезд вздрогнул еще раз и остановился совсем.
– Повреждение на линии, – доброжелательно сообщила внутренняя связь. – Просьба спокойно выйти в коридор и ожидать открытия дверей. Мы находимся в тридцати трех километрах от города Штутгарта. Станция впереди испытывает технические неполадки, поэтому через несколько минут за вами прибудет спасательный состав со станции Виттельмайер. Просьба соблюдать спокойствие…
Еще до того, как закончилась механическая речь, коридор наполнился перепуганными людьми. Их было не очень много, но они метались, звали друг друга, стремились к дверям. Гудерлинк и Алсвейг оказались в этой толпе ближайшими к выходу, и когда двери через минуту или две открылись, первыми спрыгнули на землю.