Гендерная терапия
Шрифт:
Только 5% случаев изнасилования происходит с теми, кто ездит автостопом. Более 50% случаев изнасилования происходит дома у пострадавшей или у насильника.
Миф: изнасилование – это преступление, которое всегда сопровождается физическим насилием или угрозами оружием.
Почти 70% случаев изнасилования происходят без угроз оружием, без избиений и без внешних признаков насилия. Отсутствие внешних признаков насилия свидетельствует не о согласии женщины, а о том, что в ситуации изнасилования женщина может находиться в состоянии шока, которое не позволяет ей сопротивляться.
Миф: для молодой и красивой женщины существует повышенная опасность быть изнасилованной.
Женщин насилуют независимо от их внешности и возраста. Насилуют младенцев, старух, молодых, женщин любого возраста.
Миф: со мной этого не случится.
Около трети женщин переживают сексуальное насилие в течение своей жизни.
Миф: каждая изнасилованная женщина в той или иной степени этого хотела.
Ни одна женщина не хочет быть изнасилованной! Изнасилование – это тяжкое преступление, которое совершается против желания женщины.
Миф: женщины, которые носят слишком открытую одежду, провоцируют мужчин на изнасилование.
Женщины, которые носят открытую одежду, не провоцируют изнасилование. Изнасилование происходит и в тех группах населения, где принято одеваться скромно.
Миф: женщины подают ложные жалобы об изнасиловании, чтобы за что-либо отомстить мужчинам.
Ложные жалобы составляют очень маленький процент от всех жалоб по поводу изнасилования, и этот процент не отличается от процента ложных жалоб при любых других видах преступлений.
Существует также ряд ложных представлений о насильниках.
Миф: насильники – это мужчины, обладающие повышенным сексуальным влечением.
Связи между сексуальным влечением и изнасилованием нет. Большинство изнасилований спланированы заранее и не являются результатом внезапной вспышки влечения.
Миф: потенциального насильника можно узнать по особенностям внешности, поведению, этническому происхождению или социальному статусу.
Исследования показывают, что у насильников нет определенных четко выраженных
Миф: насильники – психически нездоровые люди.
У 95% осужденных насильников не было выявлено психических расстройств.
Миф: большинство насильников не знакомы с жертвой.
В 83% случаев изнасилования насильник в той или иной степени знаком с жертвой: является начальником, учителем, врачом, тренером, соседом, мужем, родителем или другим родственником.
Миф: мужчина не может остановиться во время полового акта.
Сексуальные отношения происходят при условии взаимного согласия и самоконтроля. В случае, если не было полного осознанного согласия одной из сторон, такие отношения являются изнасилованием.
Изнасилование имеет социальный характер. Жертва сталкивается не только с изнасилованием и воздействием на нее, но также и с реакцией окружающих. Ситуацию изнасилования можно рассматривать как безвыходную ситуацию (Renner, 1988). Если женщина решит сопротивляться в момент нападения, то более вероятно, что она получит социальную поддержку от семьи и друзей; также более вероятно, что органы правопорядка и медицинский персонал ей поверят. С другой стороны, это может ей дорого обойтись. Во-первых, в результате нападения при сопротивлении повышается вероятность повреждений. Таким образом, ей потребуется медицинская помощь, будут привлечены правоохранительные органы, и она будет вынуждена давать показания, объясняя многим людям произошедшее, то есть заново переживая ситуацию травмы. Это может усугубить ее критическое состояние.
Однако если жертва не желает рисковать, вероятность получения помощи от различных организаций и того, что окружающие ее поймут, снижается. Она будет обвинять себя за то, что не сопротивлялась, и почувствует такое же обвинение окружающих, и в результате будет испытывать намного больше вины и трудностей, мешающих разрешению кризиса (Renner et al., 1988).
Описанное выше не исчерпывает всех социальных проблем, связанных с сексуальным нападением. Стереотипы относительно изнасилования распространены в обществе и среди чиновников правоохранительных органов и судов. Этим объясняется некорректное обращение с жертвой представителей этих учреждений. Жертве часто задают вопросы относительно ее собственного поведения, стиля одежды, сексуальной жизни и психического здоровья – вопросы, которые предполагают виновность жертвы. Фактически огромное количество случаев изнасилования не доходит до суда из-за некоторых особенностей жертвы. Это такие особенности, как, например, употребление жертвой алкоголя, неуправляемое поведение, ситуация разведенной женщины, одинокой или живущей отдельно матери, безработица или жизнь на содержании. Кроме того, если жертва знала насильника (что бывает приблизительно в 70% случаев), приняла приглашение поехать в его машине или добровольно пошла к нему домой, правоохранительные органы, вероятно, отклонят ее заявление как необоснованное (Clark, Lewis, 1977).
Существует теория, согласно которой формирование у человека психологии потенциальной жертвы (в том числе – жертвы любого вида насилия) тесно связано с насилием, пережитым в детстве. В настоящее время представители различных теоретических направлений единодушно признают патогенное влияние физического и психологического насилия, в частности сексуального домогательства, телесных наказаний, неадекватных родительских установок, манипуляции и симбиоза, на личность и психику ребенка (Ильина, 1998). Большинство исследователей согласны с тем, что в результате пережитого в детстве сексуального насилия появляются нарушения Я-концепции, чувство вины, депрессия, трудности в межличностных отношениях и сексуальная дисфункция (Levy et al., 1995; Jehu, 1988; Cahill et al., 1991a,b).
Представители школы объектных отношений фокусируют внимание на особенностях взаимоотношений в диаде мать—ребенок; среди условий, необходимых для развития здоровой и полноценной личности, они выделяют дифференциацию самого себя и других объектов, Я и объект-репрезентаций, в восприятии ребенка, формирование адекватных границ между Я и не-Я, прохождение стадий «нормальной» зависимости, расщепления и интеграции Я (Winnicott, 1958 Mahler, 1979; Fairbairn, 1994 Klein, 1997). Если этого не происходит, развивается особая личностная организация, получившая название «пограничной» (Kernberg, 1989); это сложный синдром «размытой идентичности» (Akhtar, 1984). Сторонники системного подхода видят в дифференциации «процесс развития и усложнения личности», способность воспринимать сложные конфигурации стимулов, ясное ощущение схемы собственного тела, наличие развитой Я-концепции; их концепции раскрывают закономерности и механизмы развития когнитивных функций человека как целостных стилевых структур или паттернов Я в контексте социального окружения или поля (Witkin, 1974). Вмешательство в процесс развития дифференциации любой формы насилия тормозит этот процесс и может привести к формированию крайне зависимой от поля личности с глобальным когнитивным стилем, что доказывает и ряд исследований отечественных патопсихологов (Соколова, 1976, 1994, 1998; Соколова, Николаева, 1995; Соколова, Чечельницкая, 1997).
Пережитое в детском возрасте насилие специфическим образом связано с формированием пограничной структуры личности. Такая структура представляет собой сложившуюся в патогенных семейных условиях устойчивую конфигурацию организации Я и отношений со значимыми другими, в основе которой лежат тотальная психологическая зависимость и недифференцированность (Соколова, 1994, 1998). В кризисные периоды становления Я системные нарушения эмоциональных связей в виде депривации и симбиоза, сексуальных домогательств и жестоких телесных наказаний создают ситуацию, неблагоприятную для развития личности и самосознания ребенка. Лишение родительской любви, равно как и ее навязывание в виде сексуальных домогательств или симбиоза, способствует развитию синдрома неутолимого аффективного голода, что препятствует адекватному формированию как телесных, так и психологических границ Я, обедняет образ Я, делая его дефицитарным как в эмоциональном, так и в когнитивном плане. В результате формируется особая личностная организация, для которой характерны диффузная идентичность, полезависимый когнитивный стиль как целостная форма познания и взаимодействия с миром, и малоактивный способ саморегуляции. Расщепление как базовый защитный механизм обеспечивает попеременное сосуществование в самосознании хрупкого, зависимого Я и агрессивного, грандиозного Я, а «взломанные» вследствие насилия телесные и психологические границы в сочетании с неутолимым аффективным голодом увеличивают виктимность широкого спектра. Накопленный эмоциональный опыт такого человека содержит контрастные переживания постоянного поиска позитивных переживаний любви, доверия, близости – и одновременно фрустраций, порождающих острые вспышки гнева, агрессии и враждебности. Структурные параметры эмоционального опыта можно свести к трем обобщенным характеристикам: низкой дифференцированности, зависимости и дезинтегрированности (фрагментарности) (Ильина, 2000).
Эмпирические исследования выявляют достоверную связь между интенсивностью эмоционального опыта насилия и определенными личностными расстройствами, так что низкая интенсивность эмоционального опыта насилия соответствует картине пограничной личностной организации (ПЛО), высокая интенсивность физического насилия – признакам нарциссического личностного расстройства (НЛР), высокая интенсивность сексуального насилия – картине пограничного личностного расстройства (ПЛР). Эксвизитная интенсивность перенесенного насилия, исключительно неблагоприятно воздействующая на личность, соответствует картине сочетания признаков пограничного и нарциссического расстройств.Особое внимание в настоящее время уделяют феномену нарушения физических и эмоциональных границ как последствию насилия, пережитого в детстве, в результате чего травматический опыт обретает хроническую форму. Насилие влечет за собой нарушение отношений с собственным телом, оно не только снижает позитивное отношение к телу, но и ведет к искажению телесной экспрессии, стиля движений. Образ телесного Я у людей, переживших в детстве насилие, характеризуется значительной проницаемостью границ – хрупких, нестабильных и уязвимых относительно любого покушения на них. В то же время современные исследователи считают, что главное последствие детской сексуальной травмы заключается в «утрате базового доверия к себе и миру».
Как психологическое насилие можно квалифицировать и ситуацию, в которой оказывается ребенок в семье при аддиктивном поведении взрослых, например если один или оба родителя страдают алкоголизмом или наркоманией. Психологический статус ребенка при этом определяется паттерном зависимости от компульсивного поведения родителей, формирующимся в результате стремления ребенка обрести безопасность, сохранить собственную идентичность и самоуважение. Этот паттерн получил название «созависимость» (co-dependence).
Такой ребенок, пытаясь взять на себя решение семейных проблем, отрицает свои собственные потребности. В результате он становится зависимым от потребностей, желаний, надежд и страхов семьи. Это не позволяет ребенку чувствовать себя в безопасности, испытывать безусловную любовь, вести себя спонтанно. Для того чтобы привлечь к себе внимание взрослого, ребенок перестает выражать собственные потребности (Levy et al., 1995). В результате у него формируются хрупкие и проницаемые границы Я, происходит обесценивание чувств (ребенок перестает их выражать) и нарушается способность устанавливать эмоциональную близость.
По мнению Е.Т. Соколовой (Соколова, Николаева, 1995), другая форма неадекватного воспитания – эмоциональный симбиоз, – будучи противоположным паттерном взаимоотношений, приводит к таким же искажениям Я-образа, как и депривация. Симбиоз представляет собой экстремальную форму взаимозависимости с переживанием полного «слияния» и «растворения» в другом, когда границы Я утрачиваются. У симбиотических партнеров отсутствует потребность искать собственную индивидуальность, так велико его желание «утонуть» в другом. Симбиотическая связь матери и ребенка характеризуется отсутствием, стиранием в сознании родителя границ между Я и «моим ребенком». Однако если ребенок оказывается «не таким», «плохим», родитель отвергает эту часть Я, отторгает ее, будучи не в силах принять мысль: «Я – плохой, так как часть меня – плохая». Это тормозит вторичное, «когнитивное» самоопределение, так как ответить на вопрос «Кто я?» можно, только отделяя и отличая себя и свои границы от другого. Такой тип взаимоотношений порождает предельную открытость границ и провоцирует любое вторжение другого – физическое, сексуальное, психологическое. Само вторжение так же, как и в предыдущем случае, может восприниматься не только как акт насилия, но и как желанное заполнение внутреннего «вакуума», обретение объекта для слияния.
Таким образом, эмоциональная депривация и эмоциональный симбиоз не только оказывают крайне неблагоприятное воздействие на формирующийся образ Я и картину мира ребенка, но и создают психологическую основу, особую «перцептивную готовность» для разнообразных форм вторжения, в частности физического и сексуального.
По данным литературы, чаще всего жертвами сексуального насилия становятся дошкольники и подростки (Конышева, 1988). Это, вероятнее всего, обусловлено тем, что на эти периоды приходятся кризисы развития – тут формируется много нового (Выготский, 1984; Лисина, 1986), в частности происходят резкие изменения телесного облика и личности, что делает ребенка, с одной стороны, хрупким, уязвимым, неустойчивым по отношению к стрессу, с другой – более «заметным», привлекательным для насильника.
Согласно теории объектных отношений, возраст формирования пограничного личностного расстройства – это первый год жизни, то есть раннее детство. Однако пограничные расстройства личности широко распространены, и трудно поверить, что все эти люди во младенчестве подвергались телесным наказаниям и сексуальным атакам. Скорее речь идет об иных, менее заметных формах насилия. Так, в одном сборнике, посвященном пограничной патологии (Stone, 1986), можно найти указания на то, что чрезмерная эротическая стимуляция в раннем детском возрасте может быть причиной развития пограничной личностной структуры. Авторы отмечают, что в основе пограничного личностного расстройства, кроме сексуальной виктимизации, могут лежать и другие, равнозначные факторы, такие как родительская жестокость и отвержение.
В силу беспомощности и зависимости младенца родительское отношение к нему играет огромную роль. Основные типы искаженного родительского отношения – депривация и симбиоз – в настоящее время рассматриваются как психологическое насилие. Именно они ложатся в основу формирования виктимной личностной организации, которая повышает риск стать жертвой насилия на всю последующую жизнь. Таким образом, ситуация насилия не всегда случайна для жертвы. Часто ее готовит история жизни ребенка, и прежде всего – история его отношений с родителями.
Таким образом, основы виктимологической ситуации закладываются в процессе формирования личности женщины. Жертвами они становятся не случайно, это зависит от уже сформированных особенностей личности, условий воспитания, дефектов отношений с родителями, опыта прожитой жизни. В основе виктимности всегда лежит страх, который лишает жертву способности оказать сопротивление насильнику (Кочкаева, 2001). Например, обычное кокетство девушки, не имеющей сексуального опыта, но желающей нравиться мужчинам, может быть спонтанной провокацией, воздействующей на восприятие насильника. Когда он подсознательно готов к насилию, его сознание активно ищет «ключ» к этому акту. Поэтому даже испуг девушки или попытки сопротивляться могут восприниматься им как притворство и продолжение кокетства.
Тот факт, что жертвой сексуального насилия гораздо чаще становится женщина, можно объяснить несколькими причинами:
1. Женщина является объектом сексуальной агрессии именно потому, что родилась женщиной, – нередко общество именно так трактует женскую сексуальность и роль женщины в общественной иерархии.
2. Женщина находится в определенных отношениях с мужчиной, с точки зрения общества и религии она является собственностью и зависит от своего покровителя мужского пола (отца, мужа, сына), что оправдывает насилие над женщинами.
3. Каждая женщина принадлежит к определенной социальной группе: во времена войн, беспорядков, классовых волнений ее могут изнасиловать (или проявить по отношению к ней еще какую-то форму насилия), пытаясь таким образом унизить социальную группу, к которой она принадлежит. В основе такой практики лежит мужское восприятие женской сексуальности и женщин как собственности мужчин.
Женщины – жертвы сексуального насилия не верят, что у них есть право на защиту. В большинстве случаев при попытке осуществить свое право на защиту им приходится испытывать тяжелое состояние, чувства страха, стыда, вины, злости на себя, незащищенности. Более того, при обращении в милицию женщины встречаются с давлением следователя, который в унизительной форме дает понять, что она «виновата сама»; некоторые следователи предлагают решить отношения с насильниками «полюбовно», чем усугубляют болезненное состояние женщины, обостряют чувства страха, стыда, вины (Балуева, 2001).
Часто женщине приходится сталкиваться и с другой травмирующей реальностью: мужчина, переживающий позор жены или любимой девушки, дочери, усиливает ее психологическую травму. На самом деле, мужчина либо поддерживает женщину, дает ей опору, поддерживает желание бороться за право на защиту, либо обвиняет ее, не понимая смысла трагедии и того, что с ней происходит, и тем самым усугубляет разрушительный процесс в душе женщины, пережившей насилие. Своим молчанием, нежеланием говорить о ситуации он ставит ее в двойственное положение. Отвергая ее эмоционально, муж (отец, любимый) как бы заставляет женщину стать рабой и просить прощения неизвестно за что, сохраняя слабую, унизительную позицию виноватой. Это дает ему повод выплеснуть на женщину свое недовольство, агрессию и другие негативные эмоции, накопленные на работе, в транспорте и т.д.Бывает так, что, узнав об изнасиловании, близкие, друзья начинают обвинять женщину в том, что она не смогла защитить себя, что сама создала такую ситуацию, а потому сама виновата в происшедшем. И тогда к ее переживаниям добавляются одиночество и последующая длительная депрессия. Поддержка, которую жертва получает от своих родителей, мужа или партнера, от друзей, играет очень важную роль в успешном преодолении травматической ситуации (Renner et al., 1988).
Для всех жертв сексуального насилия типична ситуация, когда они не могут выстроить отношения с мужчинами, не могут воплотить свои знания и сделать карьеру (не могут найти свое место в жизни). Травма, полученная в результате сексуального насилия, особенно в раннем возрасте, проникает очень глубоко, она затрагивает одну из базовых составляющих Я-образа. Иногда последствия настолько серьезны, что возникает реальная опасность психического заболевания. Разрушение в результате насилия целостности Я приводит к нарушению целостности личности, резкому изменению общего восприятия мира, мотивационной сферы, что в тяжелых случаях может вызвать раздвоение личности.
Некоторые люди после получения подобной травмы прорабатывают свое травматическое переживание, принимают его, делая его частью своей биографии. Это болезненный путь, но дает очень хороший результат, тут человек старается вынести из этого печального опыта новое знание о себе. Однако большая часть людей идет по другому, не столь трудному пути. Эти люди стараются как можно быстрее забыть все, что хоть как-то связано с психической травмой. Они говорят себе: «Я стараюсь забыть то, что со мной произошло, мне надо взять себя в руки, отвлечься, тогда само собой все забудется». Человек делает все, чтобы травма перестала причинять боль, он хочет избавиться от переживаний, при этом ничего не меняя в себе. По сути дела, человек как бы отделяет от себя свои болезненные переживания. Такой процесс иногда называют «складывание в контейнер» (Черепанова, 1996). Человек, переживший травму, меньше всего хочет снова переживать сопутствующую эмоциональную боль, он боится этого. Человек с таким «контейнером» большую часть времени кажется себе и другим здоровым и благополучным, полученная душевная рана вроде бы зажила и не напоминает о себе. Однако любой стимул, ассоциирующийся с травматической ситуацией (звук, цвет, запах, зрительный образ и т. п.), мгновенно оживляет все нежелательные «замороженные» переживания. Тут человека захлестывают чувства, и в такие моменты он может совершать поступки, о которых будет впоследствии сожалеть. Поэтому он вынужден защищать себя от всего того, что могло бы ему напомнить о трагических мгновениях его жизни. Для этого необходимо постоянное внимание, что очень утомительно, не дает расслабиться и требует значительных затрат энергии. Человек становится «сверхбдительным». Это приводит к рассеянности, ухудшению памяти, к проблемам на работе, дома и т. п. Если у него достаточно сил для «сверхбдительного» состояния, эмоциональное напряжение как бы уходит внутрь, оказывая негативное воздействие на физическое здоровье; тут могут появиться психосоматические расстройства. Поэтому люди, перенесшие психологическую травму, часто имеют слабое здоровье.
По данным исследований, даже спустя годы жертвы изнасилования жаловались на бессонницу, головные боли, депрессию. У большинства из них возникли сексуальные проблемы, основная часть пострадавших старалась под различными причинами реже выходить из дому, свела к минимуму общение с друзьями и знакомыми. Таким образом, последствия психологической травмы после сексуального насилия сохраняются в течение длительного времени, а нередко – всей жизни.
Дж. Хиндман описала следующие факторы психической травмы, связанных с сексуальным насилием (Ениколопов, 1999):
1. Сексуальная реакция жертвы (в том числе и испытанное удовольствие). Это становится мощным источником вины и обвинения себя, осуждения и отвержения обществом.
2. Ужас. Любые пережитые ситуации, которые вызывали ужас, не забываются, они возвращаются в сознание, иногда внезапно, через много лет.
3. Искаженная идентификация преступника. Восприятие насильника искажено, жертва не может воспринимать его как преступника, если невиновный в насилии значимый человек или общество рассматривают насильника в позитивном свете.
4. Искаженная идентификация жертвы. Она не ощущает себя невинной, часто у нее понижается самооценка, она одинока, замкнута.
5. Фобии или когнитивные нарушения и отсутствие навыков совладающего поведения. Начинают действовать такие механизмы психологической защиты, как вытеснение, отрицание; часто возникает диссоциация и амнезия; встречается деструктивное поведение, может появиться потребность в наказании, тяга к алкоголю и наркотикам.
6. Катастрофа раскрытия. Ситуация раскрытия ставит под сомнение прежние представления о себе, подкрепляет чувство стыда. Возникает страх, что сексуальное злоупотребление, если оно станет явным, может получить продолжение.
7. Травматическая связь. Необратимая, глубокая потребность жертвы вступить в связь с насильником, чтобы добиться любви, внимания, уважения. Жертва неспособна отстаивать свои нужды. В таком случае насильника следует удалить от жертвы (если это родственник).
Степень тяжести симптоматики связана с возрастом жертвы, социоэкономическим статусом и качеством жизни до насилия. Реакция зависит и от того, сообщила ли жертва о насилии в правоохранительные органы или рассказала ли кому-либо об этом сразу после нападения. Еще один фактор, определяющий тяжесть симптоматики, – это использование насильником силы, устных и физических угроз или оружия (Cohen, Roth, 1987).