Генерал де Голль
Шрифт:
«Мой генерал, я прибыл из Алжира и хочу вам сказать, что обстановка там обостряется. Алжир живет в состоянии непрерывного восстания. Все активизируются… Можем ли мы оставаться пассивными, мы, голлисты? И к тому же армия поднимается…
— Вы хотите сказать — некоторые элементы армии?
— Нет, мой генерал, вся армия волнуется… Множество военных требуют вашего возвращения к власти.
— Армия меня не любит… Участвует ли она в действиях, о которых вы мне говорите?
— Не вся армия, но некоторые военные руководители.
— Во всяком случае французы Алжира никогда не будут доверять де Голлю!
— Мой генерал, если все же события призовут к вашему арбитражу, решите ли вы прекратить вашу отставку и ваше молчание? Если в результате грозных обстоятельств армия, народ вас позовут,
— Дельбек, я всегда имею обычай брать на себя ответственность».
Все теснее становится довольно двусмысленный союз де Голля с алжирскими «ультра». Интересно, что, в то время как он столь скупо говорил о своих намерениях с верными голлистами, он проявлял необычайную откровенность с их противниками. Знаменательная беседа состоялась у де Голля за два месяца до 13 мая с Андрэ Филиппом, его бывшим сотрудником по Лондону, затем министром, а в тот момент одним из видных лидеров социалистов. Позиция этой партии имела в надвигавшихся событиях ключевое значение. Социалисты выступали против «ультра», и большинство из них не хотели прихода к власти де Голля. Если бы социалисты отказались от политики раскола рабочего класса и действовали совместно с коммунистами, то история Франции и жизнь де Голля, видимо, стали бы иными. Вот почему генерал крайне любезно встретил Филиппа и говорил ему интереснейшие вещи. В ответ на беспокойство социалистического лидера по поводу тревожного развития событий в Алжире де Голль говорил: «Все это может закончиться только постепенным получением независимости Алжиром, если возможно, при ассоциации с Францией.
— Да, но я очень обеспокоен. Там готовится под прикрытием вашего имени военный мятеж в пользу „французского Алжира“. Учитывая то, что вы мне сказали, вы могли бы помешать использованию вашего имени.
— Если армия волнуется, — отвечал де Голль, — то все зависит от того, существует ли в Париже правительство или его там нет. Если правительство есть, оно будет управлять и армия подчинится. Армия восстает только тогда, когда она утрачивает свой естественный инстинкт подчинения. Если же правительства нет, армия возьмет власть в Алжире. Я же, увидев, что государства больше не существует, возьму власть в Париже, чтобы спасти Республику.
— Но вы никогда не сможете тогда высказаться за независимость Алжира. Вы будете заложником.
— Слушайте, Филипп, не будьте наивным. Вы же жили в Алжире, как и я. Вы их знаете. Они все горлопаны. Ну и пусть горланят! Что касается военных, то я спокойно подожду, пока их руководители не перегрызутся между собой. А с теми, кто останется, я сделаю, что захочу, с помощью продвижений и наград».
Такие, весьма любопытные в свете последующих событий соображения де Голль высказывал своим левым посетителям. С посланцами другого лагеря он говорил иначе. Поистине, надо было обладать очень хорошей памятью, чтобы не запутаться. 30 апреля, например, он принял Сустеля и в тот же день беседовал с Эмманюэлем д'Астье. «Кому вы говорите правду, мой генерал? — воскликнул его гость. — Сустелю или мне?» Генерал де Голль предоставил будущему дать ответ на этот вопрос…
Между тем с начала мая 1958 года события приобретают стремительный характер и начинается агония Четвертой республики, продолжавшаяся целый месяц. Об этом во Франции написано и напечатано много объемистых книг, напоминающих детективные романы. Их авторы пытаются разобраться в событиях, приобретавших порой облик хаотической лавины. В бесчисленном и не особенно осмысленном сочетании действующих лиц, организаций, их действий и контрдействий, в сложном переплетении интересов и иллюзий, сознательных намерений и инстинктивных порывов, в путанице и замешательстве, в потоке дезинформации и лжи хотят раскрыть какую-то систему, какое-то единое направление. При этом чаще всего такое копание во французском политическом муравейнике не приводит к ясным результатам, поскольку в стороне остается тот определяющий все факт, что в основе «революции 13 мая» лежали крупные социально-экономические явления, что это был очередной этап классовой борьбы. Трудящиеся не склонны были защищать буржуазную Четвертую республику, а крупный капитал, воспользовавшись этим, добивался установления новых форм своего господства. Но в этой основной линии
Огромная фигура генерала де Голля с неотразимым для масс авторитетом, с ореолом легендарной славы заслонила все остальное. Используя замешательство и кризис, вызванные алжирской войной, он повернул ход событий к установлению своей личной власти. А напуганная призраком Народного фронта буржуазия, преодолевая свои сомнения и запутавшись в пестром политическом калейдоскопе, предпочла передать ответственность за судьбу страны де Голлю. Ведь своим присутствием он уже во всяком случае гарантировал главное для буржуазии — социальную стабильность. В майских событиях 1958 года генерал де Голль, пожалуй, суетился меньше всех, хотя именно он, как никто другой, лучше чувствовал биение пульса страны и точно измерял ее политическую температуру. Попробуем коротко описать картину его действий, открывших новый этап его своеобразной политической судьбы.
Сигналом и поводом для непосредственных выступлений алжирских мятежников послужили известия о невозможности создать правительство, которое взялось бы осуществить программу «ультра», и слухи о том, что в парламенте дело идет к формированию кабинета, склонного к переговорам с целью прекращения войны или, как говорили лидеры «ультра», к отказу от Алжира. Даже кандидатура Плевена вызывала их тревогу, поскольку он якобы тайно стремился к переговорам с повстанцами. 26 апреля в алжирской столице организуется (не без участия Дельбека) демонстрация нескольких тысяч сторонников «французского Алжира». Лагаярд, главарь молодежной фашистской организации, заявил в своей речи перед демонстрантами: «Если парламент не захочет нас понять, мы пойдем на все!»
В последующую неделю крупных событий как будто не происходит. Но это обманчивое впечатление. По Парижу между Елисейским дворцом, «Отель Матиньон» и Бурбонским дворцом снуют машины. Продолжаются напряженные переговоры о составе правительства Плевена.
В Алжире комитеты и группировки совещаются, спорят и придумывают разные планы. Возбуждение царит и среди командования армии в Алжире. Вовлеченные в подготовку заговора генералы и офицеры ждут вестей из Парижа и обсуждают свою будущую тактику. Впрочем, кое-какие действия с весьма определенной целью уже осуществляются.
Из метрополии в Алжир перебрасываются эскадрильи транспортных самолетов, предназначенных для перевозки парашютистов.
Генерал де Голль по-прежнему хранит молчание и ни в чем не изменяет порядка своих обычных занятий. Но его секретариат на улице Сольферино в Париже не Дремлет. Жак Фоккар, полковник Бонневаль и Оливье Гишар непрерывно поддерживают связь с генералом, информируя его о всех новостях. Между Парижем и Коломбэ уже установилось своего рода регулярное автомобильное сообщение. 29 апреля генерал принимает офицера парашютистов Люсьена Нейвирта, главного помощника Дельбека. На вопрос Нейвирта о том, как поступит де Голль в случае выступления армии в Алжире, генерал заявляет: «Я вам отвечу…» Но внешне в окружении де Голля все спокойно. Оливье Гишар вспоминал: «Мы боялись как чумы играть роль генерального штаба. Генерал не хотел этого».
4 мая выясняется, что Плевен сталкивается с новыми трудностями в формировании своего кабинета. И хотя торг из-за министерских портфелей еще продолжается, президент Республики Ренэ Коти 5 мая поручает своему военному секретарю генералу Ганевалю встретиться с сотрудниками де Голля и выяснить через них вопрос о том, какие условия он ставит для своего возвращения к власти. Вскоре люди де Голля ответили, что генерал считает обычную процедуру формирования правительства совершенно неприемлемой для него. Он не собирался делать обязательные визиты президенту, председателям палат парламента и требовал чрезвычайной процедуры, при которой не будет обсуждения парламентом состава будущего правительства и его программы. И уж, конечно, генерал де Голль не собирался лично присутствовать на дебатах в Бурбонском дворце. Такой ответ отнюдь не был простым проявлением неприязни к парламенту; речь шла о том, чтобы оттянуть время и подождать, пока произойдут такие события, которые наверняка заставят депутатов голосовать за де Голля.