Генерал де Голль
Шрифт:
Таковы три основных течения мятежников, делившихся на множество соперничавших группок, объединяемых лишь слепым колониализмом, ненавистью к республиканской демократии, к левым силам, особенно к компартии. У них не было общей программы действий и тем более одного признанного вождя. Главное же, им не хватало поддержки масс. Этим французское антиреспубликанское движение 1958 года отличалось от прежних фашистских движений в Италии и Германии, которые возглавляли Муссолини и Гитлер, а в остальном обнаруживалось немало сходства.
Уже одно это крайне затрудняло использование «ультра» де Голлем. Конечно, они тоже ненавидели систему Четвертой республики. Но кроме тяготения к авторитарной власти, что общего было у полууголовников «ультра» и у «Коннетабля»? Многое затрудняло их сближение. Большинство всей этой фашистской публики вообще не хотело прихода де Голля к власти. Ему не доверяли в связи с некоторыми делами его прошлого. Не могли простить ему сотрудничество с коммунистами во время войны и сразу после ее окончания, борьбу против Виши и
Что касается военной части «ультра», то есть антиреспубликанской верхушки армии, способной придать заговору реальную силу, то она в своей массе также не была проголлистской. Кадровый офицерский состав французской армии издавна делился на две части: на колониальных офицеров и офицеров метрополии. Первые делали карьеру в колониях, другие видели смысл своего существования в защите территории самой Франции. Деятельность, жизнь, образ мыслей тех и других серьезно различались. Генерал де Голль с самого окончания Сен-Сира представлял ярко выраженный тип офицера метрополии. Его заботы всегда связаны с защитой границ Франции, с проблемами современной большой войны против сильного врага, против Германии. Колониальные дела почти не отразились в его военных произведениях. Кратковременная служба в Сирии и Ливане не изменила глубокого убеждения де Голля, что французская армия предназначена прежде всего для защиты метрополии. Правда, во время войны он яростно боролся против англичан и американцев за сохранение империи. Она была для него, однако, территориальной базой для восстановления независимости самой Франции. Военное и политическое мировоззрение де Голля резко отличалось от взглядов колониальных офицеров, считавших, что потеря колоний делает беспредметным само их существование. Такая ультраколониалистская позиция не встречала понимания де Голля. У него было мало единомышленников в верхах военной касты. В свою очередь, она не доверяла де Голлю, ибо не получала от него никаких заверений, позволявших рассчитывать на него как на выразителя стремлений «ультра».
Конечно, если бы де Голль выступил с программой, отражавшей эти стремления, то они немедленно объединились бы вокруг него. Ведь у них не было ни одного авторитетного деятеля, способного соперничать с огромным влиянием де Голля. Многочисленные кандидаты в диктаторы, вроде генералов Шарьера, Шассена, гражданских «вождей» типа Мартеля, Пужада, Лефевра и прочих, по сравнению с де Голлем были полнейшими ничтожествами. Собственно, подобное сравнение вообще нелепо…
Сам генерал в глубине души глубоко презирал всю эту шайку фашистских горлопанов. И у него были веские основания остерегаться брать на себя роль лидера «ультра». Это неизбежно нанесло бы авторитету де Голля еще больший ущерб, чем история с РПФ, к тому же нисколько не приблизило бы его к власти, ибо реальная угроза фашизма могла вызвать сплочение всех республиканцев против крайне правых сил. В начале 1958 года де Голль говорил сенатору Дебю-Бриделю: «В случае катастрофы они возродят Народный фронт, включая даже МРП, во имя защиты Республики». «Ультра» своим авантюризмом и слепым колониализмом отпугивали даже основную часть буржуазии. В парламенте их поддерживала открыто только группа пужадистов и крайние сторонники «французского Алжира» из правых партий типа Дюше, Мориса, Бидо. Это подтверждал ход правительственного кризиса после отставки Гайяра. Сначала Бидо пытался создать правительство «национального единства» с участием Сустеля и Мориса. Однако Бидо не поддержала даже его собственная партия — МРП. Следующий кандидат в премьеры Плевен хотел сформировать правительство такого же ультраколониалистского типа, но в несколько смягченной форме. Однако Плевену не удалось получить поддержку социалистов, и 5 мая 1958 года он отказался от своей попытки. Таким образом, парламент не поддержал курс «ультра» на бесконечное затягивание и даже расширение алжирской войны.
В умах буржуазных политиков бродили какие-то новые веяния, порожденные крупнейшими политическими и экономическими изменениями в мире. Все более очевидной становилась неизбежность крушения колониальной системы в ее прежних формах и нелепость всех попыток сохранить Алжир под господством Франции. Необходимость какого-то компромисса в Алжире представлялась все очевиднее, ибо перед французским капитализмом вставали новые задачи, решить которые было нельзя, не освободившись от пагубных экономических и политических последствий войны. Предстоящее открытие «общего рынка» требовало мобилизации всех возможностей для защиты от небывалого напора иностранной экономической конкуренции. Надо было привести в порядок финансовую систему, совершенно расстроенную инфляцией, вызванной бесконечными колониальными войнами, провести экономические мероприятия по укреплению конкурентоспособности французской промышленности. Чтобы решить эти задачи, крупный капитал теперь настойчиво добивался коренной реформы государственного строя. Как раз весной 1958 года происходило обсуждение реформы конституции. Парламентская демократия в форме Четвертой республики больше не устраивала крупный
Дюверже не случайно дал своей статье заголовок в форме вопроса «Когда?» Действительно, ситуация казалась еще очень неясной. Даже явная склонность крупной буржуазии к установлению сильной власти отнюдь не означала ее безоговорочного решения в пользу генерала. Он представлял не только преимущества. Цельный характер, его разрыв в 1940 году с тем, что можно назвать классовой дисциплиной, — все это не могло не вызывать беспокойства. Сами его методы не внушали доверия.
Требовалось сильное воздействие, чтобы преодолеть эти сомнения. Естественно, что военно-колониальный мятеж в Алжире и мог произвести этот шок. Но дело в том, что многие военные и гражданские «ультра», готовившие мятеж, не были, как уже говорилось, сторонниками передачи власти де Голлю. Поэтому важнейшей целью голлистов становится деятельность с целью поворота движения «ультра» в пользу де Голля. История 13 мая была прежде всего историей присоединения различных течений к предприятию, подготовленному голлистами.
Особенно важно было заручиться поддержкой армии. Еще в 1957 году, помимо старых связей, открылись новые возможности благодаря тому, что пост военного министра в правительстве Феликса Гайяра занял старый, верный сподвижник де Голля Жак Шабан-Дельмас.
Должность позволяла ему привлекать нужных людей, устанавливать с ними связи, непосредственно наблюдать за подготовкой к военному мятежу. В декабре 1957 года Щабан-Дельмас вызвал голлиста еще с времен войны, активиста РПФ, майора запаса Леона Дельбека. Он согласился снова надеть мундир и отправиться на год в Алжир со специальной миссией создания голлистского штаба под условным названием «Антенна». Дельбек разместился на одном из холмов Алжира в скромной вилле из четырех комнат, к которой вела длинная лестница. «Антенна» начинает эффективно действовать в начале 1958 года. Развертывается вербовка сторонников в гражданских и военных кругах. Очень скоро Дельбек вступает в контакт с видными военными, склоняя их на сторону де Голля. Ему удается завязать некоторые связи и с гражданскими «ультра» Алжира. Голлисты действуют и в армии метрополии. Устанавливаются связи с командованием семи из восьми военных округов. Обещают поддержку видные чины из штаба французских оккупационных войск в Западной Германии.
Что касается заговорщических организаций европейского населения в Алжире, то в привлечении их на сторону де Голля важнейшую роль играет Жак Сустель. Еще в 1955 году, когда Сустель был генерал-губернатором Алжира, он установил тесные связи с лидерами алжирских «ультра». Он создал во Франции «Союз обновления и спасения французского Алжира», а затем и филиал этого союза в Алжире. О том, как голлисты «привлекали» алжирских «ультра» к своему делу, свидетельствуют переговоры Жака Сустеля с крупным плантатором и судовладельцем Алэном Сериньи. 15 марта 1958 года Сериньи и Сустель встретились в Ницце в отеле «Рюль». «Ваша партия и вы сами, — заявил Сериньи, — требуете во что бы то ни стало прихода к власти генерала де Голля… Но уверены ли вы, что генерал де Голль придерживается таких же взглядов, как и мы, по вопросу об Алжире и его будущем?» Сустель обещал, что в ближайшие дни он встретится с генералом и попросит разъяснений. 28 марта Сериньи получил письмо Сустеля с изложением взглядов де Голля. Это очень любопытный документ с точки зрения тактики генерала, который коснулся всего, но не обещал ничего конкретно. В письме говорилось: «К тому же он считает себя как бы отрешенным от активной деятельности и поэтому не хочет высказываться. К чему, — говорит он, — слова без действий?»
Сериньи удовлетворился, однако, таким туманным ответом, и находившиеся под его влиянием организации начали выступать за призыв де Голля к власти. Далеко не так просто обстояло дело с некоторыми другими алжирскими организациями «ультра», которые с подозрением относились к де Голлю. Во всяком случае, как в армии, так и среди алжирских сторонников «французского Алжира» благодаря энергичной деятельности немногочисленных голлистов и крайнему обострению всех внутренних и внешних проблем Франции к маю 1958 года произошел определенный сдвиг в пользу генерала.
Наиболее сложной и таинственной оставалась тактика самого де Голля. Даже верным сторонникам он не говорил ничего определенного о своих намерениях. Только в последние дни апреля он сказал некоторым из них, что ответит положительно, если «армия и народ» призовут его к власти. Правда, и тогда он сохранял сдержанность, предпочитая выслушивать собеседников. Эти диалоги проходили так, будто ему навязывают власть, а он высказывал скептицизм, недоверие, сомнения, прислушиваясь к опровержениям своих опасений. Вот, например, как проходила в те дни его беседа с Леоном Дельбеком: