Генерал Деникин
Шрифт:
«А Россия одна, и русский народ должен быть одним», – сказал им Антон Иванович.
11 ноября 1943 года
Приходят все соотечественники каждый день… очень интересуются фронтом, но свои чувства по поводу советского продвижения мало кто показывает.
Краснолицый, здоровенный черноморский моряк, оставшись последним, спросил: «А вы как соображаете, может кто-нибудь Россию победить?» «Нет, никто Россию не победит», – ответил Антон Иванович, подчеркнув слово «Россия». «И я так думаю, – сказал моряк, – счастливо оставаться, папаша. Может, вместе отселя в Россию поедем». «Может статься, – улыбнулся Антон Иванович, –
Старик, так много боровшийся за Россию, всю жизнь только о ней и думающий, и молодой парень, ушедший от злой жизни на родине, так мало грамотный… поняли друг друга.
14 ноября 1943 года
Вчера русских солдат еще прибыло. Говорят, и Бордо, и все побережье будет занято этими войсками, которые, не знаю, как и назвать, «наши», когда они не «наши», немецкие, когда они не немецкие, а наймитами звать язык не поворачивается, да и по сущности это неправда.
А. И. Деникин написал о том общении что-то вроде очерка:
«Пленным всех народностей приходило на помощь их правительство и Красный Крест. Русские же ниоткуда не получали, ибо московская власть в международном Красном Кресте не состояла, и советские воины были брошены на произвол судьбы своим правительством, которое всех пленных огульно приказало считать «дезертирами» и «предателями». Все они заочно лишились воинского звания, именовались «бывшими военнослужащими» и поступали на учет НКВД, так же, как и их семьи, которые лишались продовольственных карточек…
Эти люди толпами приходили ко мне, а когда германское командование отдало распоряжение, воспрещающее «заходить на частные квартиры», пробирались впотьмах через заднюю калитку и через забор – поодиночке или небольшими группами…
Говорили обо всем: о советском житье, о красноармейских порядках, о войне, об укладе жизни в чужих странах и, прежде всего, о судьбе самих посетителей. Была в ней одна общая черта, выращенная советской жизнью и условиями плена-камуфляжа. Еще перед сдачей все коммунисты и комсомольцы зарывали в окопе свои партийные и комсомольские билеты и регистрировались в качестве беспартийных. Многие офицеры, боясь особых репрессий, срывали с себя знаки офицерского достоинства и отличия и заявляли себя «бойцами». Стало известно, что семьи «без вести пропавших» продолжают получать паек, а семьи пленных преследуются, и многие, попав в плен, зарегистрировались под чужой фамилией и вымышленным местом жительства. Когда вызывали «добровольцев» – казаков, записывались казаками и ставропольцы, и нижегородцы, и плохо говорившие по-русски чуваши…
– Скажите, генерал, почему вы не идете на службу к немцам?
Ведь вот генерал Краснов…
– Извольте, я вам отвечу: генерал Деникин служил и служит только России. Иностранному государству не служил и служить не будет.
Я видел, как одернули спрашивающего. Кто-то пробасил: «Ясно». И никаких разъяснений не потребовалось…
Приходили разновременно и два коммуниста. Один – офицер пытался даже доказывать коммунистические «истины», явно зазубренные из краткого конспекта истории
Я спросил:
– Скажите, чем объяснить такое обстоятельство: вам известно, что, если бы немцы узнали, что вы коммунист, вас бы немедленно расстреляли. А вы не боитесь сознаться в этом.
Молчит.
– Ну, тогда я за вас отвечу. Перед своими советскими вы не откроетесь, потому что 25 лет вас воспитывали в атмосфере доносов, провокации и предательства. А я, вы знаете, хоть и враг большевизма, но немцам вас не выдам. В этом глубокая разница психологии вашей – красной и нашей – белой…
Общей была решимость, когда приблизятся союзники, перебить своих немецких офицеров и унтер-офицеров и перейти на сторону англо-американцев… В расположение русских частей сбрасывались союзными аэропланами летучки с призывом… переходить на их сторону и с обещанием безнаказанности… Когда они спрашивали меня, можно ли верить союзникам, я с полной искренностью и убежденностью отвечал утвердительно, потому что мне в голову не могло прийти, что будет иначе… Большинство русских батальонов при первой же встрече сдалось англичанам и американцам…»
Генерал Деникин будет в глубоком потрясении, когда узнает, что на основании параграфа Ялтинского договора между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным этих русских, как и казаков-эмигрантов, выдадут СССР в лапы НКВД. В начале 1944 года части с ними перебросили севернее от Мимизана.
Из записей К. В. Деникиной:
3 февраля 1944 года
Берлин сообщает, что английская авиация бомбардировала поезд, везший англо-американских пленных, в результате более 500 из них убиты.
Конечно, такой факт мог произойти, ведь вражеская авиация, естественно, атакует все пути сообщения, но любопытно, что никто в это не верит. Первая реакция Антона Ивановича перед аппаратом была: «Сами убили, чтобы отмостить за бомбардировки».
31 марта 1944 года
Слушали грохот московских залпов по случаю взятия Очакова. Производит впечатление даже по радио. Кажется, это второй раз в истории русские берут Очаков. Полтораста лет тому назад во времена Екатерины Потемкин взял его у турок. Но тогда это была слава России. А теперь? Может быть, тоже, говорит мне Антон Иванович.
В это время Марина с сынишкой Мишей перебрались от родителей в Париж. Там Деникины-младшие устроились у крестного Миши, бывшего военного летчика Лебедева, где и дождутся ухода немцев. То, что карта «бошей» бита, в прямом смысле – носилось в воздухе. И начался союзнический десант!
6 июня 1944 года
ВЫСАДИЛИСЬ! На берегу Ла-Манша, прямо, можно сказать, в лоб немецким страшным укреплениям. То есть еще высаживаются, и парашютисты падают массами. Я слышала с 2 часов ночи, что все авионы над нами летают, и так до утра. Так что в 6 часов встала, разбудила Антона Ивановича и говорю – что-то случилось… Узнали, что союзная авиация и флот разносят береговые укрепления и парашютисты падают в Нормандии. Началось… В 7 часов все местные люди про это только и говорят. В 8 часов мы уже знаем, что высаживаются в нескольких местах на пляжах… Ох, только бы удалось теперь…