Генерал Деникин
Шрифт:
– Времена были такие, – рассказывал позже Антон Иванович, – что нужно было согласиться.
К убогому домику Деникиных подкатил на сверкающей машине биарритцкий комендант со штабным офицером и переводчиком. Ксения Васильевна взялась переводить сама.
Комендант начал отого, что свидетельствует почтение известному русскому генералу, потом предложил перебраться из французского захолустья в Германию. Указал, что деникинский архив из оккупированной Праги будет в распоряжении Антона Ивановича, как и все русские архивы в «подведомственной» им Европе, чтобы он продолжил работу историка. Комендант снисходительно окинул взглядом изможденного
– В Берлине, конечно, вы будете поставлены в другие, более благоприятные условия жизни.
«Железный» генерал сказал жене:
– Спроси: это приказ или предложение?
Комендант заверил, что, безусловно, – предложение.
Деникин отрезал:
– Тогда я остаюсь здесь.
Немцы стали прощаться, в дверях комендант спросил:
– Может быть, мы здесь можем быть вам полезны?
– Благодарю вас, мне ничего не нужно.
Гитлеровцы продолжили агитировать Деникина письменными запросами, он по-прежнему отказывался. С ноября 1941 года Деникиных начали вызывать в мэрию. Они должны были зарегистрироваться как русские эмигранты. Деникин это отверг наотрез и позже так комментировал:
«Что касается меня лично, то, оставаясь непримиримым в отношении большевизма и не признавая советскую власть, я считал себя всегда, считаю и ныне гражданином Российской империи… поэтому я и моя семья от регистрации отказались. Тем не менее, своим друзьям и соратникам я дал категорический совет – против рожна не переть и исполнять эту формальность».
Генерал, когда-то разбивший знаменитую германскую Стальную дивизию, и тут выстоял, от него с регистрацией отстали. Но шансов выжить Деникину в такой обстановке виделось мало. В сентябре 1942 года он написал завещание «на случай ареста и гибели» его и жены. Душеприказчиками в нем назвал двоих доверенных лиц семьи: родственника генерала Корнилова полковника А. А. Кульчицкого и графиню С. В. Панину.
Деникин тяжело переживал начальные поражения русской армии, но когда немцев остановили под Москвой, стал гордиться:
«Как бы то ни было, никакие ухищрения не могли умалить значение того факта, что Красная армия дерется с некоторых пор искусно, а русский солдат самоотверженно. Одним численным превосходством объяснить успехи Красной армии нельзя… Испокон века русский солдат был безмерно вынослив и самоотверженно храбр. Эти свойства человеческие и воинские не смогли заглушить в нем 25 советских лет подавления мысли и совести… Народ, отложив расчеты с коммунизмом до более подходящего времени, поднялся за русскую землю так, как поднимались его предки во времена нашествий шведского, польского и наполеоновского…»
Они с женой стали переводить наиболее антирусские заявления нацистских лидеров из прессы и радио, распространяли их для наглядности среди эмигрантов. Зарубежных соотечественников, перешедших на сторону Гитлера, генерал презирал и считал изменниками. В то же время Деникин собирал и материалы о германских зверствах на захваченных территориях, о бесчеловечности к русским пленным.
Тогда Антон Иванович начал писать свою последнюю книгу, автобиографию «Моя жизнь», которая будет известна под названием «Путь русского офицера». Бумаги, над которыми работали Деникины, приходилось зарывать в сарае. Показательно, что за всю войну в кромешном окружающем доносительстве на старого белогвардейского генерала за эту его деятельность
Летом 1942 года их навещала Марина с родившимся у нее сыном Михаилом, прожила месяц. Жизнь людская шла своим чередом, вот и пожилого Антона Ивановича припекло. Его мучило воспаление предстательной железы, в декабре пришлось сделать операцию в больнице Бордо. Он тяжело ее перенес, расплатившись первым в своей жизни сердечным приступом, было это как раз на деникинское семидесятилетие. И потянулся следующий год, в котором Ксения Васильевна записывала:
7 января 1943 года
Совсем непонятно, с какой стороны в нашем захолустье немцы ждут опасности, укрепляют все, что могут. Даже на церковную колокольню водрузили пулеметы, некоторые боковые дороги преградили колючими рогатками и установили в лесу пушки.
6 января 1943 года
Русские успехи продолжаются. «Русские!!!» Ведь даже иностранное радио избегает этого слова. «Советские» надо говорить.
Затуманилось мировое положение до ужаса. Что решили, что думают вожди Англии и Америки? Какие уступки они принесли большевизму? И, избегнув холеры, не помрем ли все от чумы? Мучают эти мысли, тщетно перебираем все возможности. Какой исход, как он может прийти?
21 января 1943 года
Лондонский говоритель предложил нам послушать голос «оттуда». Услышали мы русский голос, с актерской дикцией и актерским пафосом возглашавший «славу» бойцам, командирам и…«нашему гениальному полководцу Сталину».
Опять, опять… Ничего не переменилось, ничего перемениться не может. Окаянная ложь, изуверская власть, страшная тень вампира, высосавшего душу России…
Неужели эта тень падает на всю Европу, на весь мир? Мы знаем, что сшиблись и дерутся насмерть две злые силы. Но, чтобы не умерла человеческая жизнь, ни одна из них не может победить. Они должны, как какие-то апокалиптические чудовища, пожрать друг друга. И на развалинах может подняться и расцвести новая жизнь. В это мы верим. Но… Господи, помоги моему неверию!
28 января 1943 года
Все хуже немцам. 6-я армия под Царицыном тает с каждым днем. Уже угрожает Харькову, а немцы все держатся в Тихорецкой и Майкопе.
В коммюнике с фронтов мелькают столь знакомые названия Маныч, Ставрополь, Кавказская, имена донских и кубанских станиц, уже нашей кровью вписанных в историю. Кто думал, что в этих глухих местах дважды будет решаться судьба России… да и судьба всего мира.
Семья Деникиных
1 июля 1943 года
Переехали на новую квартиру, в центре местечка. Немного было жаль расставаться с нашей окраиной. Привыкли к людям и климату.
15 июля 1943 года
Вчера был национальный праздник… было объявлено в газетах считать 14 июля днем праздничным, но никаких демонстраций и проявлений не разрешается. Лондон по радио просил всех французов в знак протеста против завоевателя выйти гулять на главную улицу или площадь. Не знаю, как было в Париже и в больших городах, получилась ли демонстрация, но у нас тут единственных два французских патриота, которые принарядились и выгуливали четверть часа по главной площади вокруг церкви, – это были мой муж и я.