Генерал Деникин
Шрифт:
Разор бригадной жизни особенно подавлял молодежь, какая во многом прислушивалась к Деникину. Молодые офицеры демонстративно отказывались от приглашений бригадного на пасхальные разговения или на его домашние торжества. А трое из них застрелились. Совершили самоубийства, вроде бы, по своим личным причинам, но ведь главное для офицера – его военная семья.
Честь бригады меркла, и артиллеристы 2-й полевой, переживая, держались среди офицеров других частей едва ли не вызывающе. И так традиционно была рознь среди родов войск. Гвардия, в которой соперничали кавалергарды и конногвардейцы, свысока относилась к армии. Кавалеристы небрежно смотрели на иные виды оружия. Полевая артиллерия недолюбливала кавалерию и конную артиллерию, снисходительно глядела на пехоту. Конная артиллерия сторонилась полевой и искала дружбы с кавалерией. Пехотинцы терпели от всех.
2-я полевая артиллерийская бригада отлично общалась с пехотой своей дивизии, но избегала отношений с конной артиллерией и конницей ее корпуса. И вот сослуживец Деникина, храбрец и превосходный пистолетный стрелок, штабс-капитан Славинский сидел во время лагерных сборов в ресторане Брест-Литовска, когда туда пожаловали два конно-артиллерийских поручика.
Штабс-капитан, оказавшийся вне бригады с ее сыр-бором, в одиночестве расслабился, но сразу насторожился, когда присевшие за его стол поручики начали шутить о различии их и полевых артиллерийских частей. Славинскому показалось, что метят не вообще в полевых, а в его несчастную бригаду. Он вспылил. Постояли за себя и конно-артиллеристы.
Отходчивый Славинский остыл, когда понял, что поручики взялись не за его бригаду, а попросту зубоскалили. Чтобы предотвратить дуэль, штабс-капитан извинился. Разойтись миром решили и конноартиллерийские офицеры.
Так бы и осталось, если б не нрав командира конной батареи поручиков подполковника Церпицкого. Узнав о происшествии в ресторане, он потребовал от обоих этих офицеров послать вызовы Славинскому. Не уступили и во 2-й полевой, на бригадном суде чести обязали Славинского принять дуэли. Драться штабс-капитану предстояло с двумя противниками по очереди.
Как раз в те времена (20 мая 1894 года) вышел долгожданный ревнителями офицерской чести закон о дуэлях. На его основании правила о разборе ссор в офицерской среде гласили:
«I) Командир полка о всяком оскорблении, роняющем достоинство офицерского звания, нанесенном офицером своему товарищу, а равно нанесенным офицеру посторонним лицом или офицером другой части, передает на рассмотрение суда общества офицеров;
2) суд общества офицеров принимает меры к примирению в том случае, если признает примирение согласным с достоинством офицера и с традициями части; в противном же случае постановляет, что поединок является единственным приличным средством удовлетворения оскорбленной чести офицера;
3) когда поссорившиеся согласно определению суда решат окончить ссору поединком, суд общества офицеров употребляет свое влияние на секундантов в том смысле, чтобы условия дуэли наиболее соответствовали обстоятельствам данного случая;
4) если в течение двух недель по объявлении решения суда общества офицеров поединок не состоится и отказавшийся от поединка офицер не подаст просьбы об увольнении со службы, то командир полка входит по команде с представлением об его увольнении без прошения;
5) обязанности суда общества офицеров, указанные в предыдущих параграфах, возлагаются непосредственно на командиров частей в таких случаях, когда названного суда в части не имеется или когда самый случай, не касаясь обер-офицеров, превышает пределы его ведомства».
Накануне поединков вечером в бригадном лагере около адъютантского барака офицеры взволнованно обменивались мнениями. Пришли поддержать Славинского и офицеры из других полевых артиллерийских бригад. Все были возмущены, что двоих против одного выставил Церпицкий. Один из ветеранов резюмировал:
– Какова же честь его батареи, ежели ее надо защищать вдвое превосходящими силами?
Этой ночью Деникин, как и все молодые офицеры бригады, не сомкнул глаз. Не спали и солдаты, с которыми служил штабс-капитан.
Дрались на опушке леса возле бригадного лагеря. В назначенные четыре утра у прибывших конных артиллеристов случилась заминка. С ними не приехала лазаретная линейка, посланный за ней фейрверкер вернулся ни с чем. К возможным услугам стоявшей здесь бригадной линейки они прибегать не желали. Было очевидно, что конно-артиллеристы никаких компромиссов в поединках не хотели.
Дуэль установили на пистолетах, 25 шагов дистанция, по одному выстрелу, огонь по команде. Первым вышел против Славинского поручик Квашнин-Самарин. Отлично стреляющий штабс-капитан сразу после секундантской команды нажал на курок. Попал Квашнину-Самарину в живот, и тот рухнул.
Это была тяжелая рана, но конно-артиллеристы от помощи присутствовавшего бригадного врача отказались наотрез. Увезли своим ходом поручика в госпиталь.
Требовалось продолжать. Побледневший Славинский мрачно курил одну папиросу за другой. Спустя несколько минут он через своих секундантов предложил принести извинение второму конноартиллерийскому дуэлянту. Поручик отказался это принять.
Славинский хорошо знал и такие слова из дуэльных правил:
«Подлежит изгнанию из полка, когда обнаружится, что офицер, защищая свою честь или давая удовлетворение оскорбленному, не проявил при этом истинного чувства чести и личного достоинства, а обнаружил старание соблюсти лишь одну форму».
Штабс-капитан стал перед вторым противником. После команды он не стрелял. Поручик же дал по Славинскому промах. Тогда штабс-капитан выстрелил в воздух.
Самарин-Квашнин спустя два дня умер в госпитале. В следствии по этим дуэлям поведение штабс-капитана Славинского признали джентльменским. На подполковника Церпицкого наложили взыскания.
В другой заварушке Деникину самому пришлось горячо участвовать. Его бригада шла походом через Седлец, где стоял Нарвский гусарский полк. Артиллеристы расположились здесь отдохнуть до утра. И тут их подпоручик Катанский связался с гусарским корнетом. Катанского уважали в бригаде за его порядочность и хорошую образованность, но имел он и буйную натуру.
Катанский заспорил с корнетом на почве все той же корпоративной розни, за которой сослуживцам Деникина все чудился подвох их родной бригаде с горе-командиром. Подпоручик, как когда-то и Славинский, тягавшийся с конно-артиллеристами, без заминки оскорбил корнета.