Генерал из трясины
Шрифт:
За нарушительницей приехал на велосипеде немецкий полицейский. Чтобы по дороге в участок не потерять девушку-украинку, полицейский надел ей на шею петлю из веревки, а другой конец взял в руку, сел на велосипед и.
Грузное тело Буняченко напряглось. Его голос зазвучал угрожающе:
— Итак, мчался ваш немецкий полицейский на своем велосипеде, а за ним с веревкой на шее бежала наша дивчина, украинка. И это не сказка, и не выдумка. Этот случай произошел сегодня!
— Но это же невозможно! — растерявшись, проговорил Швеннингер.
— Я сам это видел! — заорал Буняченко. — Как же вы считаете, майор, если эта дивчина прибежит к нам? Прогнать? Н-нет, голубчик, я ее не прогоню!
Дрожащей рукой он налил стакан водки и выпил.
26
6 апреля 1945 года части дивизии прибыли на фронт в район станции «Либерозы». Перед Буняченко была поставлена задача ликвидировать советское предмостное укрепление на Одере, чего не смогли осуществить немецкие войска.
Сергей Кузьмич вновь оспорил это распоряжение, повторив, что будет принимать приказы только от генерала Власова.
Власов прибыл 7 апреля, в Благовещенье, в сопровождении немецких офицеров и подтвердил, что дивизия примет участие в предполагавшейся атаке. На этом настаивал Гиммлер в качестве предварительного условия для создания новых воинских частей.
Власов приказал своим командирам, чтобы они вели атаку, невзирая на отсутствие шансов на успех, а затем беседовал с Буняченко наедине.
Подробности этого разговора не известны.
Биографы генерала полагают, что Власов разрешил Буняченко, если штурм окажется неудачным, отступить с фронта и заявить немецкому командованию, что он ничего не будет предпринимать без приказа Власова.
Затем Андрей Андреевич уехал.
В отеле «Ричмонд» в Карлсбаде (Карловы Вары) его уже ждала Хейди Биленберг.
13 апреля состоялось официальное бракосочетание. Разрешение было испрошено лично у Гиммлера.
Присутствовали пастор Шаберт и эсэсовец Эрхард Крэгер…
Русских никого не было.
В эту же пятницу Крестопоклонной недели, когда фрау Биленберг стала госпожой Власовой и начала именоваться «правительницей России», дивизия Сергея Кузьмича Буняченко, выполняя приказ Власова, штурмовала советские укрепления на Одере.
Сергей Кузьмич выделил для участия в боевых действиях по одному батальону из 2-го и 3-го пехотных полков, противотанковый дивизион и артиллерийский полк, но тяжелый пулеметный огонь с флангов остановил их.
«Эти части вели бои с Красной армией на реке Одер, — рассказывал Буняченко во время следствия в советской тюрьме. — После поражения моих частей на реке Одер я больше дивизию в бой с частями Красной армии не вводил. При наступлении советских войск на Берлин я, поняв неизбежность поражения Германии, увел свои части на территорию Чехословакии с тем, чтобы после перейти на сторону англо-американских войск».
Вопреки требованию немецкого командования Буняченко приказал отступать, заявив, что немецкие приказы противоречат приказам генерала Власова, а дивизия подчиняется Власову.
Генерал Буссе пообещал расстрелять и Буняченко, и Власова.
Расстрелять не расстреляли, но уже на следующий день дивизию сняли со снабжения.
Наступило 15 апреля 1945 года.
Власов так и не прибыл, и дивизия двинулась на юг. Когда она достигла Клеттвица, ее догнали немецкие офицеры. Буняченко снова повторил, что приказы он получает только от Власова.
Немцы объяснили ему, что Власов занят делами более важными, чем Русское освободительное движение, — два дня назад состоялась его бракосочетание с эсэсовской вдовой.
Сергей Кузьмич не поверил, и его дивизия продолжила свой марш на юг. Около Зенфтенберга к дивизии Буняченко присоединился отдельный добровольческий отряд под командованием полковника Сахарова.
Первая дивизия, насчитывавшая теперь более 20 000 человек, достигла Дрездена.
Здесь мятежного комдива вызвал сам фельдмаршал Шернер, командующий группой армий «Центр».
Буняченко от встречи уклонился, и переговоры велись через посредников.
Фельдмаршал проинформировал командование Вермахта о трудностях, возникших
Сергей Кузьмич послал вперед санитарные машины и, когда узкий проход на мосту очистили от мин, двинул через мост дивизию.
И снова Буняченко под предлогом, будто он пострадал в автомобильной аварии, отклонил приглашение встретиться с Шернером.
Только 26 апреля, когда запасы продовольствия закончились, Сергей Кузьмич согласился участвовать в боевых действиях против советских войск в районе Брно. Но, получив необходимые припасы, Буняченко позабыл о своем согласии, и 27 апреля дивизия двинулась по направлению к Праге.
Немецкий офицер связи майор Швеннингер пришел в ужас [85] и заявил Буняченко, что, если дивизия не подчинится приказу, Шернер передавит власовцев танками.
Но и эта угроза не помогла.
Дивизия продолжала двигаться вперед, сохраняя боевое построение на случай атаки. Письмо генерала Ашенбреннера также не произвело впечатления на Буняченко.
Если фельдмаршал Шернер был недоволен Сергеем Кузьмичем Буняченко, то доктора Эрхарда Крэгера чрезвычайно раздражало поведение Власова. Крэгер не понимал, что стремление поскорее жениться на ком-либо в минуты наибольшей опасности — не прихоть Власова, а привычка, почти обычай, физиологическая потребность генерала. Так Андрей Андреевич поступал на протяжении всей войны, еще со времен киевского окружения.
85
Как тут не вспомнить суждения бывшего офицера РОА А.Г. Алдана, который писал: «У нацистской верхушки, конечно, было основание не доверять русским. Они понимали, что Русское освободительное движение (РОД) и Русская освободительная армия (РОА) в одинаковой мере направлены как против большевизма, так и против нацизма. Через свою агентуру немцы знали о настроениях русских, они были осведомлены о спорах: кто враг № 1 — большевики или немцы? Очень многие антикоммунисты считали врагом № 1 немцев. «Бей немцев, а потом разберем что к чему». Все русские, то есть ОСТовцы и военнопленные, не то что не любили немцев, а ненавидели их острой ненавистью. Да и было за что. Эти люди на своей собственной спине убедились, что немцы никогда не могут быть друзьями русских».
Доктор Крэгер не знал этого и не сочувствовал матримониальным затеям генерала. Он считал, что женитьба сейчас не нужна ни Власову, ни Хейди Биленберг, ни СС.
«Свадебный план исходил только и единственно от г-жи Биленберг [86] и поддерживался ее матерью, которую всегда брали с собою в качестве дуэньи, — раздраженно повествовал он, вспоминая те роковые, судьбоносные дни. — Эта пара была совершенно различна. У г-жи Биленберг вообще не было никакого понимания ни значения, ни сущности генерала Власова. Такой брак не мог протекать в согласии с обычными немецкими представлениями о совместной жизни. Она добивалась этого брака еще в берлинские времена, используя вечный женский прием отказа. Власов заговорил об этом со мной еще в Берлине. Я был против, не потому что не сочувствовал г-же Биленберг, а потому что политические последствия для Власова были уж очень очевидны. Его большой и растущий авторитет среди солдат, офицеров и рабочих нужно было оборонять от любого опасного упрека».
86
Госпожа Биленберг добивалась после войны получения генеральской пенсии, но в этом ей было отказано, потому что хотя Власов и был генералом, но не был генералом немецкого Вермахта. Власов оставил ей порядочную сумму денег, но члены его окружения отобрали их у нее под предлогом, что деньги нужны для того, чтобы помочь Власову.