Генерал из трясины
Шрифт:
Часть шестая. Куда шли власовцы?
Власовское освободительное движение как не было началом, так не является и концом известного периода Русской истории.
— Да что же вы, право, ничего не берете! — чуть растягивая слова, проговорил Власов. — Может, чайку выпьем? Подождите, у меня есть, чем вас угостить!
Он прошел к граммофону и поставил пластинку пасхальных песнопений.
— Андрей Андреевич! Я приехал, чтобы спросить у вас… Вы верующий человек?
— Да как же можно без веры, отец Александр?..
Этот разговор с генералом Власовым остался в памяти протоиерея Александра Киселева на всю жизнь, и он
— Я думаю, — сказал тогда протоиерей Александр, — пройдет еще немного времени, и в Москве будет поставлен памятник Андрею Андреевичу. Я так считаю.
И он посмотрел на нас остро, испытующе.
Мы не считали так и промолчали.
Старенький протоиерей обиженно сморгнул и опустил глаза.
Глава первая
«Трудно найти слова, чтобы рассказать о том подъеме, о том взрыве энтузиазма, которыми встретили русские люди создание Комитета и опубликование манифеста. Рабочие и военнопленные, солдаты вспомогательных частей и беженцы — все это бросилось на призыв к борьбе против большевизма, — пишет в „Материалах к истории Освободительного движения народов России“ М. Китаев. — Самотеком по всем углам небольшой уже тогда Новой Европы создавались группы и общества содействия, собирались средства, пожертвования, крестьяне приносили свои незамысловатые драгоценности, серебряные нательные кресты и обручальные кольца, рабочие — свои скромные сбережения, собранные за годы тяжелого труда [82] . Во все инстанции Комитета приходило ежедневно до трех тысяч писем и телеграмм с изъявлением готовности принять посильное участие в борьбе. Комитет считал, что в той или иной степени за участие в Движении высказалось в первые же дни больше 10 миллионов человек.
82
«Я использовал самые разнообразные кредиты, которые отпускались Министерством внутренних дел, Министерством иностранных дел и т. д. Ни от каких субсидий я не отказывался, даже был использован белоэмигрантский фонд, состоявший из 24 ящиков золота и серебра. Этот фонд еще во времена врангелевщины русскими белогвардейцами был вывезен из Петрограда. Он находился долгое время в Сербии, немцы его там арестовали, и генералу Крейтеру было приказано вывезти фонд в Баварию в местечко Тагензее южнее Мюнхена. Золото это было из России, но больше там было серебра и, главным образом, все в ценных вещах», — показывал А.А. Власов на московском процессе летом 1946 года.
Наплыв в начавшиеся формироваться первые воинские части Русской освободительной армии превзошел все ожидания. Резервуар сил был почти неисчерпаемым. Только за один день 20 ноября (манифест был передан по радио 19-го) из ближайших к Берлину лагерей было подано 62 тысячи индивидуальных и коллективных прошений о приеме в армию. Это составляло минимум пять дивизий состава мирного времени. К концу ноября число желающих поступить в части Освободительного движения поднялось до трехсот тысяч, а к концу декабря число добровольцев поднялось до миллиона».
Разумеется, надо помнить, что автор этих слов — человек восторженный, и к его подсчетам надобно относиться осторожно, не забывая, что эти миллионы добровольцев — только мечта об освобождении Родины.
Тут мне хотелось бы сделать одно принципиальное отступление.
Некоторые читатели возмущаются, считая мою книгу попыткой оправдать генерала Власова. При этом они не замечают, что смешивают мою оценку идей, взятых на вооружение «власовским движением», и мою оценку самого движения и самого генерала Власова.
Разобраться в этом принципиально важно.
Что касается Власова, то я стремился показать жизненный путь человека, который мог бы остаться вполне благополучным советским генералом, но который попал — не по своей вине и не по своей воле — в трудные обстоятельства, завершившиеся
Описывая деятельность уже совершившего предательство Власова, я показываю ее именно, как деятельность предателя и тут, как мне представляется, никакой другой оценки не может быть…
Другое дело идеи, взятые на вооружение Андреем Андреевичем Власовым и его окружением.
Освобождение России от большевизма.
Возрождение русского народа и русской патриотической идеологии…
Идеи эти входили в острейший конфликт с идеологией национал-фашизма и заведомо не могли быть осуществлены с помощью гитлеровской Германии даже и в урезанном виде. Когда А.А. Власов поднял эти идеи, как знамя, он пошел на откровенный обман немцев, но именно эти идеи придали его движению силу.
То что идеи эти были использованы Андреем Андреевичем Власовым никак не грязнит патриотическую чистоту самих этих идей, нисколько не снижает их актуальности для современной России.
Определяя Андрея Андреевича Власова, как предателя, тем ни менее к высказываемым им идеям русского освободительного движения мы не можем отнестись однозначно отрицательно.
Выступая 18 ноября 1944 года в Европейском доме в Берлине, священник Александр Киселев говорил в уже процитированной нами речи: «Исключительно тяжел нынешний исторический момент — родина наша в нищете и развалинах, десятки миллионов сынов ее скитаются на чужбине, кругом кровь и неисчислимые мучения. У нас нет сейчас возможностей прекратить это бедствие, этот страшный бой. Но есть возможность пресечь то, что, как дрова костер, питает общее несчастье. Много хороших слов и добрых намерений высказано в декларации, но нашлись в ней и слова золотые, небесные слова. Вот они: „Никакой мести и преследований. Нашей движущей силой должна быть любовь к измученному и обманутому соотечественнику, любовь в противовес тем, кто идет во имя зла и ненависти. Помоги Бог, чтобы намерения эти осуществились. Ведь только при их осуществлении возможно спасение Родины. Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно-серым, и только тогда оно даст то, что ждем мы от него. Чем чище, чем белее будут дела наши, чем больше будет проведено в жизнь из того, что декларируется, тем меньше будет пролито братской крови. Чем больше милосердия и человеколюбия с нашей стороны, тем кратковременнее бой. Чем полнее осуществление обещанного у нас, тем меньше сил у врага, поработителя нашего народа“».
В словах А. Киселева, как и в подсчетах М. Китаева, благомыслия и мечтательности больше, чем трезвого анализа ситуации. Ведь «Христова правда», «золотые небесные слова», «белоснежное дело» — совершенно не годятся для характеристики членов власовского движения.
Это лишь образ освобождения Святой Руси из-под черной власти большевистского атеизма, образ, который молодой священник взрастил в своем сердце русского патриота.
И, конечно же, об этом нужно помнить, если пытаешься понять, куда и зачем шли власовцы в самом конце войны, когда при издыхании Третьего рейха получили они право работать для освобождения России.
Андрей Андреевич Власов возглавил движение, которое, если б на то была Господня воля, могло уравнять его имя с именами великих русских патриотов. И не так уж и важно — хотел этого Власов или нет. Имя его уже не принадлежало только ему, оно становилось знаменем Русской освободительной борьбы для сотен тысяч русских людей не только в конце войны, но и потом, многие годы спустя.
И хотя Власов неоднократно называл цифры еще большие, нежели историки его движения, похоже, он и сам такого результата не ожидал. Ведь и тех добровольцев, которые явились на призыв генерала Власова, было гораздо больше, чем собирались и могли вооружить немцы. Их было гораздо больше, чем могло вместить движение, произросшее из отдела «Вермахт пропаганды».