Генерал Краснов. Как стать генералом
Шрифт:
Вопреки воспоминаниям сына фельдмаршала, когда Краснов был в Японии, ему не дали ни осмотреть батареи, ни фотографировать. В предисловии «По Азии» Краснов скромно зовет свою работу бледными очерками, крохами «быстролетной разведки». Он не предупреждает общество о японской опасности, а передает мнение целого парохода, что военное дело — не для японцев. Так сказал французский миссионер, проживший 10 лет в Японии, в этом же Краснов убеждал как собеседников, так и читателей в феврале 1902 г. [93, с. 467]. Предвоенное русское мнение «никогда, никогда макаки не посмеют полезть на нас» Краснов добросовестно передает в романе «Погром» [99, с. 9].
Перед знакомством с Японией, в С.-Петербурге, Краснов собирался посмотреть «на людей будущего, на способных, энергичных, ловких японцев»; казаки на Иркутском вокзале рассказали ему о штурме Пекина: «японцы, действительно молодцы; бравые солдаты и хорошие вояки»; в Порт-Артуре
Разведка не удалась, и с началом войны Краснов был склонен недооценивать японцев, подобно очень многим (см. о «дикарях»: [71, с. 37]). Очень многие и Краснов не учитывали главного — английский фактор. Хотя в «Борьбу с Китаем» Краснов вписал мнение о японцах как о славных солдатах, шустрых, маленьких и дошлых, полвека назад диких: «Поди ж ты. Немцы должно или англичане их научили». Следуя мысли, которую германский император Вильгельм II выражал в письме 5 марта 1901 г.: «Если Англия и Япония будут действовать вместе, они могут сокрушить Россию… но им следует поторопиться, — иначе русские станут слишком сильными»,17 января 1902 г.
Япония и Англия подписали союзный договор. Василий Галин: «До войны Англия, Франция, США и Германия поставили Японии 80 броненосцев, крейсеров и др. крупных военных кораблей водоизмещением более 800 тыс. т. Сама Япония построила только 3 минных крейсера. Англия и США в апреле и ноябре 1904 г. предоставили Японии займы на сумму 50 млн и 60 млн долл. под 6 % годовых под залог доходов с таможен. В марте и июле 1905 г. с участием германских банков Япония получила два займа по 150 млн под 4,5 % под залог доходов от табачной монополии. Кредиты Японии дала даже союзная России Франция. Всего иностранные займы покрыли свыше 40 % всех военных расходов Японии. В годы войны почти все тяжелые орудия, огромное количество военно-морского вооружения, включая пушки, торпеды и даже подводные лодки, были получены Японией из-за рубежа. Вновь, как ив 1878 г., против России выступили все страны Европы»[16]. И как в 1854 г. Одна Япония, без помощи всей Европы, не имела никаких шансов. Другой исследователь, Михаил Назаров, через «Еврейскую энциклопедию» указывает еще одну крупную сумму: банкир Яков Шифф, один из самых тяжеловесных финансистов США, предоставил Японии займ в 200 млн долларов, и препятствовал размещению русских займов у других фирм [М.В. Назаров «За кулисами «русской» революции» // Э. Саттон «Уолл-стрит и большевицкая революция» М.: Русская идея, 2005, с. 307].
В 1854 г., когда объединенная Европа безуспешно уговаривала шведского короля Оскара вступить в антирусскую коалицию, он ответил: «Я смотрю на теперешний кризис, как на последний протест Европы против возрастающего могущества России»[77]. Император Вильгельм указывает на ту же самую причину перед Японской войной.
Вот как описывал томский корреспондент встречу войны: «Улицы полны народа; все идут и поют гимны «Боже, Царя храни», «Коль славен» или кричат ура, ура, ура! Мне, несмотря на мои немолодые годы, не приходилось еще ни видеть, ни переживать такого взрыва патриотизма.
Помню я объявление войны Турции за братьев-славян, помню сборы и отправление на театр военных действий добровольцев, помню встречи возвращавшихся из Турции наших полков, везде были восторженные манифестации, но чтобы манифестации продолжались с полудня до позднего вечера — это пришлось мне видеть в первый раз»[88, 13 февраля 1904 г., № 3644].
Краснов отправился в качестве военного корреспондента «Русского инвалида» на свою
Статьи Краснова были талантливы, но обладали одним свойством: каждый раз, когда жизненная правда приносилась в жертву «ведомственным» интересам и фантазии, Краснов, несколько конфузясь, прерывал на минуту чтение:
— Здесь, извините, господа, поэтический вымысел — для большего впечатления…
Этот элемент «поэтического вымысла», в ущерб правде, прошел затем красной нитью через всю жизнь Краснова — плодовитого писателя, написавшего десятки томов романов; прошел через сношения атамана с властью Юга России (1918–1919), через позднейшие повествования его о борьбе Дона и, что особенно трагично, через «вдохновенные» призывы его к казачеству — идти под знамена Гитлера»[20].
Деникин здесь накладывает на Краснова все свое отношение к нему за целые десятилетия соперничества. Как потом окажется, вымыслы Главнокомандующего на Юге России во многом превосходили заблуждения атамана, которому в первую очередь честность в статьях и романах позволила завоевать любовь и признание читателей и критиков. Ведомственные — поливановские — статьи Краснова были в какой-то степени заказными, но поэтика вымысла явно не может относиться к ним, а только к художественным произведениям. Характерный образчик представляет написанная до войны повесть «В манчжурской глуши» [92, № 1, апрель].
Тщетно было бы искать в этой повести красную нить вымысла и обиженную правду. Краснов писал об офицере, вернувшемся в Петербург из Манчжурии, о сражениях казаков с хунхузами, о возлюбленной этого офицера, недолго увлекавшейся М. Горьким: ей показалось, что сила и настойчивость, а значит, и будущее, за горьковскими подонками общества, но рассказы офицера о происходящем на Дальнем Востоке, преодолении опасностей, борьбе настоящих сил прогресса, дали понять: сила героев Максима Горького — «жалкая, босяцкая, никому, кроме их самих, не нужная сила». Предсказав замирание горьковских страстей (В. В. Розанов в августе 1914 г. констатировал литературную смерть Горького), Краснов остался верен себе и коснулся переселения душ и спиритизма. Главному герою он предоставил право назвать спиритизм чушью, и глупостью верчение столов. Но, как подмечено в «Книге духов», — и все-таки они вертятся. Безусловно, спиритизм не столь чист и божественен, как представляется новым евангелием у Кар-дека Аллана или Артура Форда, зачастую он даже опасен, судя по тем примерам, которые мне привелось слышать от разных людей.
А в повести Краснов приводит следующее рассуждение:
«Когда я служил в полку, я присутствовал однажды на экзамене в полковой учебной команде. Священник, расспрашивая экзаменующихся о Ветхом Завете, задал, между прочим, одному солдату из хохлов, вопрос, правда ли, что когда гремит гром, то, как верит простой народ, Илья пророк катается на колеснице. «Никак нет, — отвечал солдат. — Никак это невозможно. — Да почему ты так думаешь? — А вот почему. Можно ли подумать, чтобы святой Божий Илья стал заниматься такими глупостями, как скакать на колеснице и грохотом ее пугать людей. — Так и я вам скажу — можно ли подумать, чтобы души умерших людей стали заниматься такими глупостями, как вертеть столы, писать фразы на никому не понятном языке, стучать и тому подобное…» Почти так же рассуждала полвека назад самоуверенная фрейлина А. Ф. Тютчева: факты проявления духов «слишком очевидны, чтобы их можно было оспаривать», им нет научного или рационального объяснения, и «в таком случае спрашиваешь себя, почему эти проявления так глупы». Дневник Тютчевой, в коем рассказывается об участии в спиритических сеансах семьи Императора Александра II, о поведении духов и о многом другом, впервые был опубликован в 1928–1929 гг.