Генерал-марш
Шрифт:
– Он Фартового в Питере видел, брат показал, но издали, ошибиться не хочет.
Леонид слушал вполуха, о другом думал. Бежать нельзя, сыщут, хоть в Столице, хоть в Чите. Не о деньгах речь, о крови. Выбора нет, иное непонятно.
– А твой интерес в чем?
Девица отшатнулась, но Леонид держал крепко. Правой рукой за плечи обхватил, левой сжал подбородок.
– Если их кончать, значит, и тебя тоже. Просекла, красивая? Зачем мне на суде каблучки твои слушать?
Не испугалась, только головой дернула.
– Машкой быть не хочу.
От удивления чуть не отпустил. «Машка» на блатной фене, известное дело, чья-то зазноба. Горшки с сожителем побила, что ли?
– Мария я, Мария Поликарповна Климова. А для Пана и его дружков – просто Машка, не человек, подстилка безъязыкая. Такое со мной делали, что жить не хочется. А я их ничем не хуже, и силы хватает, и ума. Возьми меня к себе, Фартовый, но не Машкой – товарищем…
Леонид поглядел вперед, в смертную тьму. Значит, резать собрались, не стрелять. Револьвер, памятный «бульдог», спрятан в кобуре под мышкой, но расчет не на него, а на то, что в рукаве, на упругой резинке. Вовремя он вспомнил, чему старшие сослуживцы в ЧК учили! Среди своих такое называли «носить эсэриком». Почему, догадаться нетрудно.
– А как обману? – усмехнулся бывший чекист. – Сама понимаешь, где три трупа, там и четвертый ляжет. Не сегодня, так завтра.
Мария Поликарповна Климова улыбнулась:
– Лягу трупом – поделом мне будет. Значит, ума мало, если тебя, Лёнечка Фартовый, насквозь не увидела. Один ты сейчас, спину даже прикрыть некому. Пистолет дашь, сама Пана порешу, остальных тебе оставлю. Вот и повяжемся кровью, не с руки мне тебя сдавать будет.
Леонид решился.
– Ладно, возьму в товарищи. Только не смей больше Лёнечкой дразниться, не люблю. А тебя как называть? Марией или Марусей?
– Муркой! – блеснули белые зубы.
Бандит Фартовый, глубоко вздохнув, улыбнулся в ответ. Эх, Мурка, Маруся Климова, знала бы ты, сколько у него уже товарищей перебывало! И куда делись? Только чекист Пантёлкин знает.
Расстегнул кобуру, «бульдог» достал.
– Слушай сюда, товарищ Мурка…
Сергей Панов – Серега Пан – до мелочей все продумал. В феврале банда остатние дни доживала. Питерское ГПУ взялось за дело всерьез, еще день-два, и сомкнется кольцо. «Малина» на Можайской последней была, но Пан соваться туда не советовал, опасался. Значит, пора уходить. Деньги – червонцы, пачка валюты и горсть «камешков» покрупнее – в надежном месте. Поэтому на Можайскую не идти, а забрать запас – и к Исаакиевскому собору, где рынок. Там найти знакомого скупщика, что в пригороде живет, пристроиться к саням, вместе с уезжающими торговцами выбраться из города – и к границе. Было у Пана на примете «окно» – прямиком в Эстонию. А в Ревеле живет его дядя, белый эмигрант, капитан 1-го ранга.
Фартовый с планом тут же согласился, только предложил Пантюхину ничего пока не рассказывать. Дружба – дружбой, а жизнь у каждого одна. За деньгами пошли вместе, два Пана, два товарища: Панов и Пантёлкин. Спешили – рассвет близко. В конце Литейного свернули в нужную подворотню, чтобы к черному ходу попасть, а оттуда сразу на чердак.
Не дошли. Леонид пропустил товарища вперед, достал из деревянной кобуры маузер и дважды выстрелил в спину.
Вернулся, забрал сонного Пантюхина и повел его на Можайскую.
– Я Николай Панов, брат Сергея. Если ты Фартовый, то у меня к тебе разговор.
Не обманула Мурка – втроем встречали, загородив узкий переулок. Николай Панов посередине и на полшага впереди, дружки же по бокам, вроде конвоя. Лиц не разглядишь – тьма такая, что собственные пальцы не пересчитать.
– Фартового в Питере еще в феврале порешили, – чуть помедлив, откликнулся Леонид.
Справа, у самого забора, еще одна тень – Мурки, Маруси Климовой. Не стоит, в глубь переулка пятится.
– В начале года я приехал в Петроград, хотел уговорить брата уйти за границу. Тогда я их вдвоем и видел, Сергея и Пантелеева. А потом увидел тебя, здесь, в Столице…
Речь чистая, без всякой «музыки», сразу видно – «бывший». Братья Пановы преступниками себя не считали, они убивали большевистскую нелюдь и забирали награбленное. Экспроприация экспроприаторов.
Чекист Пантёлкин покачал головой. Интеллигенты-чистоплюи! На том и погорели, недорезанные. Сергей ему спину подставил, а этот речь закатил, вместо того чтобы сразу убивать.
– Так что, если ты Фартовый, хочу задать вопрос…
Уловка была проста, как нож за голенищем. Вопроса не будет, убьют сразу. Почему, Леонид уже догадался. Не верил ему Серега Пан, предупредил брата.
Пантёлкин вдохнул горячий ночной воздух, поглядел направо, где тень к забору прижалась.
– Литейный…
Хлестнуло по ушам – раз, другой, третий. Леонид немного подождал, отпустил горячую рукоять. Револьвер скользнул вверх, к правой подмышке. «Эсерик» не подвел.
И снова хлестнуло. Мурка, подойдя ближе, вогнала пулю в мертвого Пана. Она-то его и убила, выстрелив первой, как только прозвучало «Литейный». Слово-сигнал Пантёлкин подобрал со смыслом. Вопрос не задан, но он все-таки ответил, не солгал. Пусть удивятся напоследок.
– Добей левого, – велел.
Снова хлестнуло. Мурка негромко рассмеялась.
– Уходим!
Товарищ Москвин потер ладонью глаза, мотнул головой, прогоняя накопившуюся в затылке боль. Этой ночью поспать не удалось. Уже в предрассветной дымке он добрался до общежития, упал на узкую казенную койку, ткнулся в подушку лицом. Не помогло. В ушах все еще отдавалось хлесткое эхо выстрелов, тело била крупная дрожь, а перед глазами переливалось пестрое марево. Леонид понял, чего ему не хватало все эти месяцы. Это пугало и одновременно взвинчивало, горяча кровь.
Мысль о том, что придется брать портфель и спешить на службу, казалась необыкновенно смешной, и руководитель Техгруппы еле сдерживался, чтобы не расхохотаться в полный голос, распугивая сонных соседей.
Потом отпустило. Веселье исчезло без следа, на смену прикатила усталость, а на службу все равно пришлось идти.
У нас, братцы, пашпорты своеручные,Своеручные пашпорты, все фальшивые…«Бульдог» он оставил Мурке. Та не стала спорить, взяла – то ли не слыхала про баллистическую экспертизу, то ли риск любила. И деньгами, что в карманах Пана нашлись, не побрезговала. Тем лучше, лишняя гарантия не помешает. Если что, станут к стенке вместе.