Генерал-марш
Шрифт:
И потянулись долгие недели пути. Степь, предгорья, горячая полупустыня, снова степь. Брошенные города, города, ощетинившиеся пулеметными стволами, сожженные в серый пепел кочевья, запуганные, никому уже не верящие люди. Дороги войны… Редкие гарнизоны правительственных войск встречали гостей без всякой радости, но мешать не пытались, то ли уважая древний обычай, защищавший послов, то ли не желая связываться с неплохо вооруженным отрядом. Разбойники тоже попадались, но вели себя не слишком нагло. Лишь дважды пришлось отгонять излишне настойчивых пулеметным огнем.
Впрочем, дело было не только в благоразумии местных головорезов. Во время последней встречи хитрый старик Хамбо-Лама обещал товарищу Кречетову «ковровый путь» до самого Такла-Макана. Объясниться подробнее его святейшество не пожелал, лишь намекнул на наличие полезных «друзей». Иван Кузьмич, проявив благоразумие, не стал расспрашивать, решив, что у Хамбо-Ламы свои дела с тамошними разбойниками. Пропустят без боя – и ладно.
Пока везло, однако пустыня Такла-Макан, царство Смерти, была уже рядом.
За время пути товарищ Кречетов успел приглядеться к своим спутникам, и лично им подобранным, и навязанным со стороны. Меньше всего хлопот доставлял второй посол, представитель его святейшества господин Чопхел Ринпоче. Монах по-русски не говорил и к общению не стремился. Его опекали четверо таких же молчаливых лам, готовивших послу обеды и каждый вечер разбивавших шатер для его ночного отдыха. Все прочие, спавшие у костров под открытым небом, пожимали плечами, но, естественно, не вмешивались.
«Серебряные» ветераны занимались своим привычным делом – неторопливо, основательно и даже въедливо, не нуждаясь ни в подсказках, ни в понуканиях. Охранение и караулы выставлялись вовремя и в нужных местах, оружие всегда было в полном порядке, разве что внешний вид, к явному неудовольствию барона, по-прежнему никак не соответствовал уставному. Бородатые таежники одним своим обликом были способны обратить в бегство шайку средних размеров.
Ревсомольцев было пятеро, включая товарища Чайганмаа Баатургы и ее безмолвную спутницу, представленную как «инструктор молодежного отдела», на самом же деле – обычную служанку. Трое остальных, молодые серьезные ребята, вооруженные не только карабинами, но и луками, поначалу пытались заявлять о своих особых правах, но были быстро усмирены и поставлены в общий строй. В головной дозор их, однако, не пускали за излишнюю горячность и ввиду полного отсутствия боевого опыта. В общем, отряд получился неплохим и вполне управляемым, если бы не три вечные язвы – барон, товарищ Мехлис и, конечно, Кибалка.
Из этой троицы Унгерн был наиболее безобиден. Он с самого начала выбил себе право ехать впереди, дабы обозревать дорогу, и, если не считать крайней сварливости, особого вреда не наносил. На привалах и ночевках старался держаться в стороне, подальше от прочих. Товарищу Кречетову каждый раз приходилось настоятельно приглашать его бывшее превосходительство выпить чай у общего костра. Но тут подстерегала первая и главная опасность – пламенный большевик товарищ Мехлис. «Масон вавилонский» и «недобитая контра» были способны язвить друг друга часами в любое время дня и ночи. Приходилось рассаживать их вне досягаемости кулачного удара, а на походе ставить в противоположные концы колонны.
Сам по себе товарищ Мехлис был хоть и трудно выносим, но по-своему полезен. Как-то незаметно он взял на себя всю хозяйственную часть, чем весьма облегчил командирские заботы. Вел подробный дневник, заполнял расходную книгу и время от времени читал бойцам лекции о международном положении. Были в его поведении и некие странности. Так, черная повязка, закрывавшая давно исчезнувший синяк, по-прежнему украшала комиссарскую физиономию, не иначе, в качестве молчаливого упрека.
Иногда Льва Захаровича тянуло на песни, главным образом почему-то украинские. Голосом пламенного большевика бог не наградил, но слушать было вполне возможно. С душой пел товарищ, хоть и напрочь отрицал ее существование.
Кибалка же… Кибалка!.. Иван Кузьмич, не выдержав, застонал сквозь зубы. Первую неделю шкодный племянник пытался не показываться на глаза, а товарищ Кречетов столь же упорно старался в упор его не видеть. Потом как-то утряслось, боец Иван Кибалкин стал в общий строй и даже начал потихоньку наглеть, пользуясь явным благоволением «серебряных» ветеранов. Иван-старший мужественно терпел, рассудив, что такова, вероятно, его расплата за все грехи вольные и невольные.
Кибалка каждый вечер увивался вокруг Чайганмаа и ее спутницы, а также требовал отправить его «в разведку» и научить стрельбе из пулемета. Оставалось порадоваться, что в отряде нет тяжелых гаубиц.
Эх!..
…Не горюйте, не печальтесь – всё поправится,Прокатите побыстрее – всё забудется!Разлюбила – ну так что ж,Стал ей, видно, не хорош.Буду вас любить, касатики мои!..2
Иван Кузьмич проснулся за полночь – излишек вечернего чая просился на волю. Пройдя в конец лагеря ради нужного дела, Кречетов заодно осмотрелся и привычно оценил обстановку. Помянутая не внушала тревоги: часовые не спали, черные гребень над головой был пуст и тих, в небе показались неяркие осенние звезды. Тучи ушли, что тоже порадовало. Два дня назад отряд как следует промочило дождем, и повторения совершенно не хотелось.
Кречетов, с удовольствием вдохнув холодный бодрый воздух, вернулся к погасшему костру, присел на войлок и принялся сворачивать «козью ногу». Папиросы в отряде кончились еще месяц назад.
– У меня к вам партийный разговор, товарищ Кречетов!
Самокрутка едва не выпала из рук. Бессонный комиссар Мехлис был уже рядом, тоже с «козьей ногой», но наполовину выкуренной.
– Угу, – безнадежно отозвался Иван Кузьмич. – И чего на повестке дня?
Представитель ЦК присел рядом, многозначительно прокашлялся.
– Враг трудового народа Унгерн…
Кречетов с раскаянием вспомнил шкодника Кибалку. С племянником все-таки проще. Гаркнул, дал по шее – и спи себе спокойно до самого утра.
– …Ведет антинаучные провокационные разговоры. Пока еще в узком кругу…
– В вашем? – на всякий случай уточнил Иван Кузьмич. – И почему – антинаучные?
– Пока в моем, – буркнул Мехлис. – А вы что, товарищ Кречетов, предпочитаете выждать, пока враг перейдет к массовой агитации и пропаганде? Листовки начнет расклеивать?