Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
— Они и Афганистан заодно прибирают к рукам, чтобы в нем укрепиться, — подал голос штабс-капитан.
— Вот-вот, вместе с эмиратами англичане намерены создать своеобразный пояс, нейтральную зону…
У столика выросли два офицера. Они явно подшофе: лица разгоряченные, мундиры распахнуты.
— О чем вещает этот господин из Генерального штаба? — с наигранной улыбкой спросил капитан-кирасир.
— Он изрекает истины, которых нахватался в столице, — продолжил стоявший с ним рядом ротмистр Павлов, адъютант Кауфмана.
— Не
— Вы пьяны, капитан Гнатовский! — вскочил тот. — Вам бы следовало отдохнуть, проспаться. Я отказываюсь с вами говорить.
Вмешался с соседнего столика подполковник:
— Господин капитан! Извольте уйти на свое место! Уведите его, ротмистр!
— Слушаюсь! — ответил Павлов и потянул за собой капитана. — Пойдем, Гнатовский. Ну, пойдем же…
— Нет, нет! Я еще не все высказал. Скажу и уйду. Итак, довожу до вашего сведения, господа, что он еще и трус, этот Скобелев. Да… да… В последнем поиске, который провел, он выглядел не лучшим образом. В донесении он писал о какой-то ночной вылазке, а на самом деле ничего не было. Ночь славно проспал. Отсыпался.
— Ложь! Откуда такое? — изменился в лице Скобелев.
— Бывший с вами казак доложил. Мне поручили проверить, и я проверил. Казак… Как его? Ну, тот самый, которому по вашему представлению присвоили, чин урядника, сказал, что ничего такого не было.
Сидящие за столиком переглянулись, уставились на Скобелева.
— Поэтому-то, господа, он и выхлопотал казаку чин, — продолжал Гнатовский. — Баш на баш, стало быть. А казак не дал ввести себя в обман, не позволил-с.
— Я требую сатисфакции, господин капитан. Вы оскорбили не только меня, но честь фамилии. Мы будем стреляться.
— В любой час, господин штаб-ротмистр, — пьяная улыбка не сходила с лица капитана.
— Тогда вам придется иметь дело и со мной, — выступил ротмистр Павлов. — Гнатовский мой друг. Я не могу оставить его одного в беде.
— Согласен стреляться и с вами. Завтра ожидайте секунданта, — едва сдерживая себя, сказал Скобелев.
Дуэли в русской армии были нередки. Формально запрещали, дуэлянтов наказывали (правда, не очень строго), считая тем не менее негласно единственным способом защитить офицерскую честь и дворянское достоинство.
Итак, вызов был брошен, определены секунданты и назначен день поединка. В назначенный час секунданты отмерили расстояние, кинули жребий: с кем первому придется штаб-ротмистру стреляться, чей выстрел первый. Первым противником был ротмистр Павлов — адъютант главнокомандующего. Это был услужливый и добрый человек, которого в штабе уважали, называли запросто Паша. Питал к нему симпатию и Скобелев.
— Господин ротмистр, я буду стрелять в воздух, — ответил
Павлов не ответил.
— Сходитесь! — прозвучала команда. Дуэлянты начали сближаться.
Подойдя к черте, от которой нужно стрелять, Скобелев поднял пистолет над головой и выстрелил.
— Ваша очередь! — крикнул противнику.
Павлов изготовился, долго целился. Секунда казалась вечностью. И стоял, не шелохнувшись, Скобелев. Лицо бледное, глаза мертвенно застыли.
— Стреляйте же! — напомнил секундант.
— Не могу, — опустил тот пистолет.
— Стреляй, Павлов! — крикнул Гнатовский. — Чего испугался?
Тот опять медленно стал поднимать руку, целясь в грудь. Скобелев видел черное отверстие ствола, из которого должна вырваться смерть… И она вырвалась и пронеслась намного выше головы.
И тут же Павлов уронил пистолет, бросился вперед и обнял Скобелева.
— Извини, Миша! Извини за все!
— Тряп-пка! — процедил Гнатовский. — Прошу зарядить оружие.
Он, капитан Гнатовский, был совсем другим. Сын генерала, он обладал твердым характером и, видя в Скобелеве соперника, завидовал ему. Он был умным, знающим дело офицером, рискованным человеком с весьма трудным характером, за что его не очень жаловали товарищи и начальство.
— Я буду стрелять, на милосердие не рассчитывай. И постараюсь уложить, — и взяв у секунданта заряженный пистолет, Гнатовский решительно направился к черте.
— Но первым это сделаю я, — ответил Скобелев, целясь в пуговицу на груди у капитана. Тщательно, но твердой рукой, стараясь удержать мушку, он осторожно нажал на спуск…
— Боже мой! Убит! — бросился секундант.
Капитан жадно глотал воздух, устремив в небо неподвижный взгляд…
На следующий день Скобелев предстал пред генералом Кауфманом.
— Я должен выразить вам свое неудовольствие. Не дело офицеру Генерального штаба слыть скандалистом и дуэлянтом. По правилам я должен отдать вас под суд, но я этого не сделаю. Надеюсь, вы понимаете почему? И еще я не желаю иметь в штабе офицера сомнительной исполнительности. В поиске вы нарушили приказ. Вам запрещалось проникать за пределы границы. Направившись к колодцу, вы в какой-то мере раскрыли противнику наши замыслы. Это недопустимо. С ближайшей оказией вам надлежит отправиться в распоряжение главнокомандующего Кавказской армией.
На волнах жизни
Штаб Кавказской армии находился в Тифлисе. Начальник штаба генерал Свистунов встретил провинившегося штаб-ротмистра весьма нелюбезно:
— Хотя вы и офицер Генерального штаба, но места для вас у меня нет. И что это за правило: как проштрафился, так — на Кавказ!
— Не обращай на Свистуна внимания, — успокаивали Скобелева офицеры, знавшие генерала. — Кроме как высказывать недовольство да оскорблять подчиненных, он ни к чему не пригоден. Перевели б его куда-нибудь.