Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
Дела сердечные
В декабре 1863 года восстание в Польше удалось подавить, наступило долгожданное затишье, страна замерла в глухом ожидании. Однако жизнь брала свое, брожение и недовольство постепенно затухали, и Варшава, где дислоцировался Гродненский гусарский полк, вновь обретала черты столичного города: стали многолюдными улицы, засветились огни, зазвучала в ресторанах, кафе, барах музыка.
И офицеры не сторонились их. После утомительного однообразия казарменной службы они устраивали шумные пирушки, и Скобелев
Однажды по случаю какого-то праздника богатый поляк пан Пшишевский устроил бал. Пригласил офицеров полка. Торжество получилось пышное, на хорах без устали гремел полковой оркестр, в зале мелькало множество прехорошеньких женских лиц. Но царицей бала была дочь хозяина. Ее увидел Михаил и онемел, так удивительно она напоминала ему девочку, в которую он когда-то мальчишкой был влюблен, из-за которой вступил в конфликт с гу-вернером-немцем. У девушки были такие же кудрявые волосы, а из-под челки смотрели те же глубокие глаза, а когда она подала руку и улыбнулась, на щеках обозначились ямочки.
— Мария.
— Михаил Скобелев.
Ах, какой это был вечер! Он беспрерывно танцевал, потом что-то рассказывал и по-настоящему был счастлив, когда находился вблизи нее. Они расстались далеко за полночь. Прощаясь, Мария сказала, что рада знакомству, желала бы видеть его в доме.
— Воспользуюсь приглашением, — обещал он, целуя руку.
И он стал бывать в доме Пшишевских, проводил вечера в беседах с Марией, слушая игру на рояле и звучание не сильного, но милого, ни с чем не сравнимого голоса.
Девушка все более нравилась, и Михаилу казалось, что жить без нее не сможет, однако писать о ней домой не решался. Отец и мать девушки к его визитам относились благосклонно, оказывали внимание и оставляли их наедине. Летом Мария уехала в отдаленное имение, обещая возвратиться осенью. Прощаясь, она не сдержала слез, да и он чувствовал на душе камень.
После того он недели две жил затворником. Избегал вечеринок, отказывал товарищам в приглашении. Но однажды друзья затащили его в клуб офицерского собрания, которое обычно посещали местные гражданские лица: чиновники, торговцы, богатые помещики. В клубе был большой зал для танцев, буфет, комнаты для игры в карты, бильярдная.
Станцевав, он отошел в сторону, вытирая платком взмокшее лицо.
— А вы, поручик, почему не приглашаете мою жену на вальс? — обратился к Михаилу слегка захмелевший поляк с сухим, морщинистым лицом. Жидкая прядка волос прикрывала лысину. Бесцеремонно взяв под локоть, он подвел его к пикантной шатенке.
— Людвига Станиславовна, — отрекомендовал он ее.
Она была намного моложе супруга и выглядела весьма эффектно
Они закружились в вальсе, и он крепко держал ее, оберегая от нечаянных толчков.
— Вы ловки, поручик, — призналась она, когда они оказались в отдалении, сжав его руку. — Вы удивительный кавалер.
— Я еще им не был, мадам, — в тон ей ответил Михаил.
— А хотели бы быть?
— Об этом я могу только мечтать.
— Я учту, — произнесла она многозначительно.
Он проводил ее к мужу, галантно раскланялся.
— Людвига Станиславовна прекрасно вальсирует. Смею ли ангажировать ее на мазурку?
— Сделайте милость, поручик! Со мной ей скучно. Я любитель вистовать, а она — охотница до танцев.
Они лихо носились в бравурной мазурке, вызывая у всех восхищение. Потом усталая и довольная, обмахиваясь веером, она с игривой строгостью сказала:
— В следующее воскресенье вы непременно здесь будьте.
И он был. Весь вечер они танцевали. Муж, оставив их, засел в тихой комнате за карточным столом.
Среди недели Михаилу доставили на квартиру записку.
— Мальчуган какой-то принес, — подал конверт денщик.
Записка от Людвиги Станиславовны. Она писала, что ожидает сегодня, как стемнеет. И никто о том не должен знать. Едва в темноте он приблизился к дому, как дверь отворилась, показалась хозяйка.
— Тс-с, — приложила она к губам палец. — Осторожно, тут ступеньки.
Не зажигая огня, она провела его по длинному коридору в комнату. Горела лампа, шторы на окнах задернуты.
— Располагайтесь, Мишель. Хотите есть? Я сейчас. — Он хотел спросить, где муж, но она опередила. — Мы здесь одни. Муж уехал на целую неделю.
Она сидела против него и счастливо улыбалась.
— Я давно мечтала о такой возможности.
— А муж?
— Не говори о нем. Он мне в отцы годится…
Под утро она его разбудила:
— Вставай! Не то опоздаешь в свою казарму.
А потом у него был неприятный разговор с командиром полка. Адъютант в приемной предупредил:
— Ну, Скобелев, держитесь. Определенно батя будет вас песочить.
— В чем-то хоть дело?
— Вы Зорича знаете? Впрочем, как же не знаете, когда каждый вечер танцуете с его женой. Так он прислал на вас жалобу. Такую кляузу навел…
У Михаила на душе стало муторно: «Догадался-таки, старый хрен! А может, Людвига призналась или науськала. В последний раз она была, как кошка. «Мне все известно о твоих встречах с Марией. Эту противную девчонку я б растоптала! Если бросишь меня, отомщу. Так и знай!»
— Но это, Скобелев, еще не все. Вчера у бати был пан Пшишевский. А он уж точно доносил на вас. Батя провожал его сам не свой. И сразу потребовал вас. Держитесь, Скобелев, попали под перекрестный огонь.
— Как, поручик, служба? — начал полковник, разглаживая пальцами усы. Он всегда их разглаживал, когда был не в духе.