Генерал Юденич
Шрифт:
— Николай Николаевич, сказано хорошо. Только теперь у нас не послужные списки, а биографии.
— Не всё ли равно для нас, людей военных? Я вот свои самые первые бои помню ясно.
— Как вы там себя вели, мы знаем, Николай Николаевич, по вашим орденам. А вот что вы чувствовали поначалу, было бы интересно услышать.
— Извольте, расскажу.
— Мы все во внимании.
— Скажу сразу, что волнения, боязни — не было. Скорее, превалировало чувство обязанности, чему нас учили и воспитывали в военных училищах, в Николаевской академии Генштаба.
— Конечно, ведь вы были полковым командиром, человеком уже послужившим и немало повидавшим.
— Речь не только обо мне. Видел много раз, что всем хотелось отличиться в первом же бою за Отечество, показать себя храбрецом, быть примером своему солдату.
— Офицерская молодёжь во всех войнах остаётся такой. А как полковник Юденич чувствовал себя рядом с подпоручиками, которым и двадцати ещё не было зачастую?
— Могу сказать следующее: моё чувство в первых боях можно оценить одним словом — радость.
— Как радость, Николай Николаевич? Тебя будут убивать, а вы про радость говорите.
— Да, именно радость.
— Почему?
— Потому, что мы с полковыми офицерами из старших чувствовали, что наконец-то дождались того, к чему пол-жизни готовились. Ведь царскую армейскую службу мы любили, посвящали ей всё наше существо и помыслы.
— А какие ещё были чувства?
— Было и чувство любопытства: как это — вести настоящий бой, стрелять в живых людей, хоть и твоих врагов, убивать их?
— А в чём ваши офицеры, бойцы, вы сами в первых боях не сомневались?
— В том, что одолеем японцев в нашем первом бою, победам их — в том сомнений у нас не было...
Война в Маньчжурии шла своим чередом. Были бои, которыми бойцы 18-го стрелкового полка и их командир, Николай Николаевич Юденич, могли гордиться. Таким оказалось славное для них дело под Янсынтунем.
Стрелки после очередного марш-броска назад заняли позицию на окраине этого большого, вымершего на дни боев, Китайского селения. Солдаты укрывались в наскоро вырытых неглубоких окопах среди полей ещё не убранной чумизы [5] и гаоляна. В ротах не хватало солдатских лопаток, чтобы углубить окопы, соединить их в траншею, не было кирок, заступов. Поэтому приходилось порой ковырять землю штыками и выбрасывать её голыми руками.
5
Чумиза — однолетнее травянистое растение семейства мятликовых. Зерновая и кормовая культура.
Японская артиллерия, выдвинув батареи к передовой, время от времени совершала огневые налёты на позиции русских. Снаряды, начиненные шимозой, пока рвались с недолётом и потому раненых в полковом лазарете набиралось немного. Наши пушки пока молчали, ожидая начало неприятельской атаки. Артиллеристы старались не показывать неприятелю своё расположение до поры до времени.
Полковой штаб разместился в крайней фанзе Янсынтуня. Солдаты проломили стену из глины, чтобы был прямой выход в поле. В стене наделали бойниц для стрелков: полковник Юденич мог теперь и без помощи бинокля обозревать позиции своих батальонов и рот.
Николай Николаевич ожидал начало сильной атаки. Высланные им ночью вперёд усиленные секреты японцы к утру оттеснили на линию окопов, вышли перед полком на дальность ружейного выстрела и произвели разведку боем, но атакующих сибирские стрелки встретили винтовочными залпами. Японцы не упорствовали и, потеряв два-три десятка человек убитыми и ранеными, сразу же отошли на исходные позиции. Но в бинокль было хорошо видно, что они готовились к новой атаке.
Стрелки «смертельных» потерь не понесли. Но из их окопов неслись возгласы:
— Сол-дат (такой-то туда-то) ра-нен! Са-ни-тар! При-шли но-сил-ки! Кровь за-ли-ва-ет...
Из дивизии на рассвете прибыл в сопровождении ординарца-конника начальник штаба полковник Циховский. Он попросил Юденича собрать командиров батальонов и рот. Когда все собрались в укрытии за глиняной стеной, Циховский неожиданно заявил офицерам:
— До сих пор наши неудачи происходили от того, что ни офицеры, ни солдаты не умеют сражаться, недостаточно стойки и часто отступают без приказа. Я этого не допущу и каждому из вас, кого увижу отступающим, пущу пулю в лоб.
А чтобы его слова прозвучали более убедительно, начальник дивизионного штаба добавил:
— На это мне дано право самим главнокомандующим.
Оглядев хмурящихся от услышанного офицеров, Циховский не без воодушевления продолжил свою «взбадривающую» речь:
— Так же советую и вам поступать с нижними чинами. Кроме того, для успеха дела необходимо, чтобы каждый солдат и унтер-офицер, не говоря уже о вас, господа офицеры, знал свой манёвр. Поэтому извольте каждый раз объяснять задачу всем солдатам. Верно, Николай Николаевич?
— Сурово, но верно, господин полковник. К слову могу доложить, что мои стрелки без приказа на то ещё ни разу не отступали.
— Зато ваш сосед, 5-й стрелковый, отступал. Как бы ваши солдаты его примеру не последовали.
— Не последуют, вот вам моё слово.
— Карты местности у вас есть?
— Никак нет. Ни одной. Воюем под Янсынтунем, как говорится, вслепую. Так и заблудиться среди гаоляна можно.
— Это как — заблудиться среди гаоляна? Вы же армейский полк.
— Так воюем уже не один месяц: бродим по полям с завязанными глазами, боимся соседа поутру не увидеть.
— Странно. Ни одной на весь полк?
— Ни одной. Даже карты всей Маньчжурии нет.
— У нас этих карт в дивизионном штабе сколько угодно...
В том, что в полку не оказалось ни одной карты, был виновен в первую очередь сам начальник дивизионного штаба. Свою вину перед офицерами полка Циховский постарался загладить словами:
— Николай Николаевич, сейчас же еду в штаб. Распоряжусь о картах немедленно. Без них воевать невозможно.