Генерал Юденич
Шрифт:
Генерал от инфантерии Куропаткин после зачтения высочайшего наградного рескрипта протянул награждённому двумя руками золотое оружие. Когда тот принял из его рук саблю, обнял и расцеловал Юденича:
— Ну, Николай Николаевич, хвалю тебя от своего имени. Всем ты удачен на полковом командовании. Видит Господь Бог — быть тебе на войне с Японией генералом...
Командующий в полку задержался ещё на час. Побеседовал накоротке с офицерами и стрелками одной из рот, побывал у дымящейся полевой кухни и попробовал солдатской пищи. Похвалил зардевшихся от присутствия высокого гостя кашеваров:
— Хвалю, братцы, за такую гречневую кашу. Молодцы, кашевары. Вот вам от меня каждому по рублю серебряному наградных.
В ответ услышал «бодро-привычное»:
— Рады стараться, ваше благородие...
Вскоре после наградного для 18-го стрелкового полка дня пришёл день подлинной печали для русского воинства, сражавшегося на полях Маньчжурии.
20 декабря 1904 года пал до того мужественно сражавшийся Порт-Артур. Известие это, как громом, поразило русскую армию. Столько писалось и говорилось о героизме и стойкости защитников крепости, а тут капитуляция. Но тогда ещё никто не знал о предательстве генерала Стесселя, сдавшего японцам Порт-Артур, который мог держаться ещё не один месяц.
Падение морской крепости России на Квантунском полуострове меняло многое на идущей войне. Уже через месяц-другой это почувствовала на себе и вся куропаткинская армия, особенно её сибирские стрелки.
Армия генерала Ноги, которая вела осаду русской крепости, стала быстро перебрасываться на поля Маньчжурии. Давление армий маршала Ивао Оямы, главнокомандующего императора-микадо заметно усилилось. Начались ожесточённые сражения по всей линии фронта.
18-й стрелковый полк, который теперь всё чаще называли сибирским, оказался в пекле войны. Стрелкам и их командиру полковнику Юденичу вновь довелось отличиться, на сей раз в громком деле у Сандепу.
Командование русской армии решило, сдерживая натиск японцев в центре фронтовой линии, контратаковать у селения Сандепу. 14-я дивизия, только недавно прибывшая в Маньчжурию из России, завязала на подступах к нему тяжёлый бой. Её полки — пехотные 53-й Волынский, 54-й Минский, 55-й Подольский и 56-й Житомирский сразу же понесли большие потери в людях.
Впоследствии Юденич с горечью вспоминал не раз ту виденную им на Русско-японской войне атаку: полки 14-й дивизии шли вперёд как на ученье. Шли стройными рядами, насколько позволяло поле, с офицерами до полковых командиров впереди. А оказавшись от окраины Сандепу в тысяче шагов, залегли в поле, даже не окопавшись, под ураганным неприятельским огнём. Атака силами целой дивизии захлебнулась.
Санитары не успевали выносить раненых с передовой. Артиллерийская подготовка атаки из-за опустившегося на землю густого тумана эффектной не была. Японцы в тот день удержали столь важный для них Сандепу.
Тогда и было принято решение усилить 14-ю дивизию, с которой не снималась задача атаки Сандепу, несколькими стрелковыми полками, в том числе 18-м. Стрелки полковника Юденича, переправившись вброд через мелководную, илистую с песчаными отмелями речку Хуньхэ напротив селения Чжантаня, стали разворачиваться в ротные цепи.
Тем временем полки 14-й дивизии по собственной инициативе в четыре часа дня повели лихую атаку западной окраине Сандепу. Волынцы, минчане, житомирцы и подольцы штыками к вечеру выбили японцев из окопов и, торжествуя, заняли их. Однако на самом деле они захватили не окраину Сандепу, а расположенные перед ней хорошо укреплённые траншеями и стрелковыми ячейками деревушки Баотайцзы и Сяосуцза.
Взяв их с боя, атаковавшие с удивлением увидели в шагах шестистах от себя, за двумя прудами с глинистыми беретками, совершенно нетронутую артиллерийским огнём большую деревню, обнесённую валом, рвом, засеками из срубленных деревьев, проволочными заграждениями и высокой глиняной стеной. Над селением развевалось несколько белых флагов с красным кругом посередине.
Больше всего поражал вид деревенской стены. В ней виднелись многочисленные бойницы, откуда раздавались винтовочные выстрелы и пулемётные очереди. Начала прицельную пальбу и невидимая вражеская батарея, укрывшаяся среди фанз. Вражеские артиллеристы быстро пристрелялись к брошенным своей же пехотой позициям.
С наступлением сумерек деревни Баотайцзы — Сяосуцза запылали, ярко освещая русских пехотинцев. В довершение всех бед в горящих фанзах стали рваться ящики патронов, брошенные при бегстве японцами. Роты подольцев и житомирцев были вынуждены уйти из горевшей Сяосуцзы. Они скопились за её стенами, ища убежища от пуль, которые летели в их сторону из Сандепу, превращённого в полевую крепость. Пули крошили деревенскую стену, осыпая укрывшихся за ней людей кирпичными осколками и пылью.
Удостоверившись, что русские оставили горящую Сяосуцзу, неприятель начал атаку со стороны Датая. Но наступавшие батальоны японской пехоты встретили здесь упорное, а потом просто отчаянное сопротивление Минского полка.
Неизвестно, как бы сложился исход неравного для минчан боя, не подоспей от берега Хуньхэ 18-й стрелковый полк с двумя ротами сапёр. Им была поставлена задача «укрепить Сандепу для последующей его обороны». Такой приказ свидетельствовал только об одном — корпусное начальство обстановкой под Сандепу никак не владело. В противном случае приказ отдан был бы совсем другой.
Полковник Юденич в наступивших сумерках сумел с трудом разобраться в сложившейся ситуации. При свете горящей деревни он видел, как японская пехота начала сильную атаку. Даже на речном берегу хорошо слышались крики «банзай», ружейная пальба и крики ближнего боя.
Однако полк, сосредоточившись на противоположном берегу Хуньхэ, никакой команды от вышестоящего начальства так и не получил. Напрасно посылались от Юденича вестовые, которые в ночи исчезали безвозвратно.
Расположившаяся рядом со стрелками артиллерийская батарея беспрестанно вела огонь. Её командир, молодой подполковник наблюдал в расставленную на треноге подзорную трубу, куда ложатся снаряды. Он то и дело командовал, отрываясь от трубы:
— Прицел 103, трубка 110... Огонь!
Батарея гремела. Орудия при выстреле одно за другим отпрыгивали от земляного бруствера, выбрасывая из своих стволов огненные языки пламени и пороховой дым. Затем пушки мигом подхватывались на руки прислугой, быстро водворялись на прежнее место и вновь заряжались.
Когда прогремело восьмое по счету орудие, послышался возглас-доклад командира артиллерийского расчёта:
— Кончили!
Командовавший огневым боем подполковник, не отрываясь смотрел в подзорную трубу. Убедившись в правильности взятого прицела, он вновь резко скомандовал: