Генералиссимус Суворов
Шрифт:
В это время на итальянском театре войны французами командовали северной армией Шерер, бывший военный министр, а южной — Макдональд, генерал, исполненный храбрости и распорядительности.
Сам Бонапарт, как мы знаем, находился в Египте, где и был заперт, как в клетке, со своим тридцатишеститысячным войском, британскими кораблями.
Талейран, этот величайший ум тогдашней Европы, писал ему в Египет:
«Суворов ведет себя как шалун, говорит как мудрец, дерется как лев и обещает положить оружие только в Париже. Приезжайте и спасайте нас и Францию».
Такова была оценка великим дипломатом — Талейраном великого полководца — Суворова.
Но возвратимся к последнему
Он прибыл в Верону вечером, и тотчас же приемная фельдмаршальского дома стала наполняться русскими и австрийскими генералами, городскими чиновниками, духовенством, знатнейшими лицами города.
Вышедший вскоре в приемную Александр Васильевич поклонился всем и подошел под благословение к архипастырю. Последний сказал ему приветствие, затем приветствовала его городская депутация.
Суворов выслушал добрые пожелания и сказал:
— Милосердный мой государь, Павел Петрович, император большой русской земли, и австрийский император Франц прислали меня со своими войсками выгнать из Италии безбожных, сумасбродных, ветреных французов; восстановить у вас и во Франции тишину; поддержать колеблющиеся престолы государей и веру христианскую; защитить права и искоренить нечестивых… Прошу вас, ваше высокопреосвященство, — обратился он к архиепископу — молитесь Богу за царей-государей, за нас и за все христолюбивое воинство! А вы, — прибавил он, обращаясь к чиновникам и вельможам, — будьте верны и Богу, и государевым законам и помогайте им всею душою.
После этой речи Александр Васильевич поклонился и ушел. Прибывшие стали разъезжаться, и вскоре в зале остались лишь русские генералы и несколько австрийских. Суворов снова вышел и, обратившись к генералу Розенбергу попросил познакомить его с господами генералами.
Розенберг стал представлять всех, называя каждого по имени. Александр Васильевич стоял с закрытыми глазами и при произнесении незнакомой фамилии открывал их, осматривал представляемого с головы до ног, кланялся и говорил:
— Помилуй бог, не слыхал. Познакомимся.
Этот отзыв был обиден для многих, считавших себя знаменитостями.
Наконец, когда начали представляться младшие, Розенберг сказал:
— Генерал-майор Маллер-Закомельский.
— А, помню, — сказал Суворов, — не Иван ли?
— Так точно, ваше сиятельство! Александр Васильевич открыл глаза.
— Послужим, побьем французов! Нам честь и слава!
— Генерал-майор Милорадович! — продолжал представлять Розенберг.
— А! А! Это Миша, Михайло! — воскликнул Суворов.
— Я, ваше сиятельство.
— Я знал вас вот таким, — сказал Александр Васильевич, показывая рукой на аршин от пола, — и едал у вашего батюшки Андрея пироги. О! Да какие были сладкие… как теперь помню! Помню и вас, Михаил Андреевич!.. Вы славно тогда ездили на палочке! О, да как же вы тогда рубили деревянною саблею! Поцелуемся, Михаил Андреевич. Ты будешь герой!.. Ура!..
Суворов бросился обнимать Милорадовича.
— Употреблю все усилие, чтобы оправдать доверенность вашего сиятельства, — произнес тот сквозь слезы.
— Генерал-майор князь Багратион! — проговорил Розенберг.
Тут Александр Васильевич встрепенулся, выпрямился и спросил:
— Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковом, с турками… В Польше!..
С этими словами Суворов бросился на шею Багратиону, обнял его и стал целовать в лоб, глаза, губы.
— Господь Бог с тобою, князь Петр! Помнишь ли? А? — продолжал восклицать он.
— Нельзя не помнить, ваше сиятельство, — отвечал князь Багратион со слезами на глазах, — того счастливого времени, в которое я служил под вашею командою.
— Помнишь ли походы?
— Не забыл и не забуду вовек, ваше сиятельство.
Кончив прием, Александр Васильевич стал широкими шагами ходить по комнате, затем остановился и принялся произносить главные афоризмы своего военного катехизиса, как бы подтверждая их значение и на новом театре войны, при новом неприятеле.
Вдруг он обратился к Розенбергу:
— Ваше высокопревосходительство, пожалуйте мне два полка пехоты и два полка казачков.
— Все войско в распоряжении вашего сиятельства, — отвечал, не поняв приказания, Розенберг.
По лицу Суворова пробежала тень.
— Намека, догадка, лживка, краткословка, немогузнайка; от немогузнайки много, много беды, — скороговоркою проговорил он и вышел из залы.
На другой день он снова повторил генералу Розенбергу свою просьбу. Последнего выручил князь Багратион, знавший ближе Александра Васильевича.
— Мой полк готов, ваше сиятельство! — сказал он.
Суворов обрадовался, что его приказание понято, и велел
Багратиону готовиться к выступлению. Князь на другой же день исполнил приказание, и первый двинулся со своим отрядом.
XVI. От победы к победе
Неудачи французского главнокомандующего Шерара были предсказаны Александром Васильевичем.
Раз за обедом рассказывали, что Шерер, по прибытии его к армии в Италию, на первом смотру в Мантуе поднимал сам головы солдат, оправлял шляпы и замечал тотчас недостающую на мундире пуговицу
Суворов на это сказал:
— Ну, теперь я все знаю. Такой экзерцирмейстер не увидит, когда его неприятель окружит и разобьет.
Узнав вскоре, что Шерер сдал начальство Моро и удалился в Париж, Александр Васильевич заметил: