Генералиссимус. Книга 2

29 ноября 1941 года Жуков позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, попросил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал внимательно, затем спросил: — А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку? — Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться. Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом... Поздно вечером 29 ноября Сталин принял решение о начале контрнаступления и предложил штабу Западного фронта представить план контрнаступательной операции. Утром 30 ноября представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями. Жуков направил с планом только коротенькую записку Василевскому: «Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой». К графическому плану была приложена объяснительная записка о проведении этих контрударов. На этом плане Сталин написал: «Согласен» — и поставил подпись. Из сказанного видно: инициатива контрударов принадлежит Жукову, но окончательное решение принимал Сталин, поэтому не правы многочисленные авторы, которые все заслуги контрудара под Москвой отдают только маршалу Жукову. И маршал Василевский в своих воспоминаниях пишет о том, что Ставка готовила контрнаступление. Разумеется, сама идея, что контрнаступление когда-то должно было состояться, что для этого надо готовить стратегические резервы (и они готовились!), — эта идея в Ставке Верховного Главнокомандования существовала. Но если бы Ставка продолжала собирать и сосредоточивать силы согласно этой своей идее, то немцы или закрепились бы очень прочно на достигнутых рубежах, или подтянули бы свежие силы из северных и южных группировок. А замысел Жукова в том и состоял,

чтобы переходить в контрнаступление немедленно, наличными силами. При этом он понимал, что общее наступление по всему фронту, как это бывает обычно, здесь осуществлено быть не может, сил для этого недостаточно. Потому-то предлагаемое им контрнаступление должно было происходить (и происходило) так своеобразно. В сущности, Василевский, определяя контрнаступление, говорит о тех же контрударах, что и Жуков, но поскольку в этой операции участвуют несколько фронтов и авиация Верховного Главнокомандования, то у Василевского есть основание называть все это контрнаступлением. Но по объективной оценке того, что происходило в действительности, вначале общего контрнаступления все же не было, и Калининский, и Юго-Западный фронты лишь прибавляли еще по одному контрудару на своих участках для содействия Западному фронту. Василевский вспоминает, что Конев, услыхав от него о приказе наступать, заявил, что Калининский фронт не располагает силами для наступления. Только после долгих убеждений Василевского Конев все же обещал нанести удар на Тургиново с целью прорвать оборону и выйти в тыл противнику. Как видим, речь идет лишь об одном ударе, чтобы выйти в тыл войскам, противостоящим фронту Жукова, и тем самым поколебать их устойчивость. На Юго-Западном фронте, о включении которого в контрнаступление вспоминает маршал Москаленко, происходило следующее: «Говоря об особенностях контрнаступления против 2-й немецкой армии в районе Ельца, нужно прежде всего отметить, что оно началось с тех рубежей, на которые отошли наши войска только накануне вечером в ходе оборонительных боев. Иначе говоря, началось без предварительной подготовки и сосредоточения сил, прямо с ходу: вчера оборонялись, отступали, а сегодня перешли в наступление. Потребовалось, фигурально выражаясь, лишь повернуться через левое плечо и разить противника, под натиском которого мы еще вчера отступали». Эти суждения крупных военачальников, на мой взгляд, склоняют нас согласиться с точкой зрения Жукова. И дело тут не только в разной терминологии: у Жукова — контрудары, у Василевского — контрнаступление, — но и в том, что подразумевается под этими понятиями. Один из факторов, на который делал ставку Жуков, — это внезапность. Противник не ожидает, что советские части способны перейти к столь активным действиям. Из дневниковых записей Бока, Гальдера и других гитлеровских генералов видно: они считали, что Красная Армия уже не располагает силами, и намеревались спокойно использовать передышку для подготовки к новым операциям. Вот тут-то Жуков, с благословения Сталина, и преподнес им сюрприз! Итак, напомню: после того как 5 декабря ударил Калининский фронт (командующий И. С. Конев), 6 декабря — Юго-Западный (командующий С. К. Тимошенко) и в тот же день войска Западного фронта под командованием Жукова нанесли контрудары по главным группировкам противника севернее и южнее столицы, наши войска с тяжелыми боями пошли вперед. В течение месяца противник был отброшен от Москвы на рубеж Наро-Фоминск — Малоярославец — Сухиничи — Белев. 5 января 1942 года в Москве было созвано совещание Ставки по поводу того, что делать дальше после выхода войск на указанный рубеж. Стенограммы на заседаниях Ставки не велись (в отличие от немцев, у которых каждое слово на всех совещаниях фиксировалось). Каких-либо документов (кроме директивы) или чьих-то записей я тоже не нашел, поэтому пересказываю по воспоминаниям участников этого совещания с некоторыми сокращениями. Докладывал об обстановке и намечаемых действиях начальник Генерального штаба. Со свойственной ему рассудительностью он объективно оценивал обстановку, сравнивал силы сторон, предупреждал, что, несмотря на отступление от Москвы, гитлеровцы еще имеют возможность наносить сильные удары. Сталин слушал Шапошникова с явным неудовольствием, его, видимо, раздражала медлительность, которая, как ему казалось, была не только в темпе речи Шапошникова, но и в действиях, которые предлагал Генштаб. Наконец Сталин прервал Бориса Михайловича: — Немцы в растерянности от поражения под Москвой. Они плохо подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление. Враг рассчитывает задержать наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти к активным действиям. Он хочет выиграть время и получить передышку. Никто из присутствовавших против этого не возразил, и Сталин продолжил. — Наша задача состоит в том, — рассуждал он, прохаживаясь, по своему обыкновению, вдоль кабинета, — чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны... На словах «до весны» он сделал акцент, немного задержался и затем разъяснил: — Когда у нас будут новые резервы, у немцев не будет больше резервов... Дальше Верховный изложил, как он понимает возможную перспективу войны, и наметил практические задачи отдельных фронтов. Его замысел был таков. Учитывая успешный ход подмосковного контрнаступления, целью общего наступления поставить разгром противника на всех фронтах — от Ладожского озера до Черного моря. Главный удар нанести по группе армий «Центр». Ее разгром осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов путем двустороннего охвата с последующим окружением и уничтожением главных сил в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска. Перед войсками Ленинградского, Волховского фронтов, правого крыла Северо-Западного фронта — задача разгромить группу армий «Север». Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс, а Кавказский фронт и Черноморский флот — освободить Крым. Переход в общее наступление осуществить в крайне сжатые сроки. Изложив этот проект, Сталин предложил высказаться присутствовавшим. Слово попросил Жуков: — На Западном направлении, где создались более благоприятные условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для успешного исхода дела необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями. Я за то, чтобы усилить фронты Западного направления и здесь вести более мощное наступление. — Мы сейчас еще не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов, — поддержал Жукова Вознесенский. — Я говорил с Тимошенко, — сказал Сталин. — Он за то, чтобы действовать и на Юго-Западном направлении. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной. Кто еще хотел бы высказаться? Ответа не последовало. Вот с этого заседания Ставки 5 января 1942 года и начинается, на мой взгляд, всеобщее контрнаступление, по которому именно Ставка принимала решение и организовывала его осуществление. А еще точнее, даже не Ставка, а Сталин единолично, как это делал он много раз прежде. К сожалению, еще продолжалась в поведении Сталина инерция его руководства в мирное время — как это ни огорчительно, однако не сказать об этом нельзя, иначе я потеряю настрой на объективность. Жуков прямо говорит: «Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях — это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова, который докладывал. Это исключительно был замысел лично Сталина». Директиву о наступлении штабы фронтов получили 7 января 1942 года. А 10 января командующие фронтами и командармы получили Директивное письмо Ставки Верховного Главнокомандования. В нем военное положение оценивалось в духе выступления Сталина на заседании от 5 января 1942 года и давались практические указания фронтам — для действий ударными группами и организации стратегического наступления. Вот это было уже общее наступление: для развития контрударов Сталин вводил свои стратегические резервы 20-й, 10-й армий, 1-ю ударную армию, другие части усиления и всю авиацию. Не буду подробно описывать ход и итог общего наступления, приведу лишь мнение двух военных специалистов, прекрасно разбиравшихся в предмете. Маршал Василевский: «В ходе общего наступления зимой 1942 года советские войска истратили все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные задачи не удалось решить». Академик Самсонов: «...переход в общее наступление на всех основных стратегических направлениях без достаточного учета реальных возможностей фронтов провалился». Я так подробно остановился на проблеме разграничения контрударов и общего наступления, чтобы стало отчетливее видно, почему прежде всего сам Сталин, а за ним почти все наши военные историки и теоретики «объединяли» их в одно контрнаступление, начинающееся 5 декабря. Проще всего объяснить такие действия Сталина диктаторской инерцией мирного времени. В какой-то мере это, как говорится, имело место. Но попытаемся понять его намерения. Сталин не из тех, кто принимает решения, не взвесив все за и против. В данном случае он видит такую реальную картину: гитлеровская армия понесла большие потери в многочисленных, пусть даже победных операциях. В сражении за Москву она окончательно выдохлась, это подтверждается тем, что после контрударов Жукова наличными силами гитлеровские дивизии попятились назад. Есть все основания предположить, что под общим ударом всех фронтов, не позволяющих противнику маневрировать, покатится на Запад, а возможно и рухнет весь Восточный фронт немцев. Поэтому Сталин и замышлял общее наступление от Балтийского до Черного моря. Логика в таком суждении есть. Но дело в том, что логика в военном деле не идентична с логикой в философии, тут свои особенности, свои невидимые подводные камни. Напомним только об одном — о боевом духе, моральном состоянии войск. Соотношение сил может быть в пользу одной из сторон, и логика в таком случае подсказывает превосходство этой стороны. Однако низкое моральное состояние (тот самый подводный камень) приведет к поражению более сильную сторону. В контрнаступлении под Москвой боевой дух Советской Армии был на подъеме: после долгих неудач погнали, наконец, гитлеровцев назад. Сталин имел все основания опираться на этот фактор. Это, как говорится, то, что на поверхности, видимое всем, кто присутствовал на совещании Ставки, и понятное Генштабу, который оформлял решение Сталина на общее наступление. Но, как выяснилось совсем недавно (я эти документы увидел, только уже работая над этой книгой — в 1999 году), у Сталина были еще свои, никому не известные, далеко ведущие стратегические расчеты. Сталину казалось, что общее наступление советских войск деморализует германское руководство, которое увидит свои отступающие по всему фронту войска и пойдет на мирные предложения, которые выдвинет он, Сталин. Верховный Главнокомандующий не посоветовался по этому поводу со своими полководцами, и даже с членами Политбюро, поэтому никто из них не упоминает об этой попытке ни в устных воспоминаниях, ни в опубликованных мемуарах. Сложилась ситуация, похожая на ту, что наблюдалась во время заключения Брестского мира 1918 года, когда Ленин подписал кабальный договор ради спасения молодого Советского государства. Сталин видел — немцы уже под Москвой, потери Красной Армии огромны, резервов нет, формирование новых частей возможно только из новых призывников, но нет для них вооружения: оборонные заводы частично остались на оккупированных территориях, а большинство пребывает в стадии эвакуации; танки, самолеты, орудия, стрелковое вооружение выпускается в незначительном количестве предприятиями, которые раньше находились в глубине страны, а их очень немного. Для восстановления и организации производства эвакуированных заводов на новых местах в Сибири и Средней Азии необходимо время. Передышка нужна была во что бы то ни стало. Сталин приказал разведке найти выходы на гитлеровское командование и от его, Сталина, имени внести предложение о перемирии и даже больше (далеко идущие планы) — о коренном повороте в войне. Для осуществления этих тайных переговоров были реальные возможности: еще в 1938 году заключено соглашение о сотрудничестве между НКВД и гестапо. Существует подлинный документ, подтверждающий это.

Генеральное соглашениеО сотрудничестве, взаимопомощи, совместной деятельности между Главным управлением государственной безопасности НКВД СССР и Главным управлением безопасности Национал-Социалистической рабочей партии Германии (ГЕСТАПО). (Дальше следует текст -Генерального соглашения" на 9 страницах, я его опускаю и привожу только последний лист. — В. К.).Текст соглашения отпечатан на русском и немецком языках в единственном экземпляре, каждый из которых имеет одинаковую силу, скреплен подписями и печатями представителей НКВД и ГЕСГАПО. Русский текст соглашения остается в НКВД, немецкий в ГЕСТАПО. Совершено в Москве, 11 ноября 1938 г. в 15 час. 40 мин. Подписи сторон: НАЧАЛЬНИК ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ВНУТРЕННИХ дел ссср комиссар госбезопасности I ранга (Л. БЕРИЯ) НАЧАЛЬНИК ЧЕТВЕРТОГО УПРАВЛЕНИЯ (ГЕСТАПО) ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ ГЕРМАНИИ БРИГАДЕНФЮРЕР СС (Г. МЮЛЛЕР)

Разведчики связались с немецкими «коллегами», встреча состоялась в Мценске 20 февраля 1942 года. Мценск в то время находился на оккупированной гитлеровцами территории. Видимо, идея об этих переговорах возникла у Сталина в самом начале контрнаступления, и поиски контактов наши разведчики начали немедленно. Как это происходило, мне неизвестно. Сталин лично написал «Предложения германскому командованию».

Они отпечатаны в двух экземплярах, один остался у Сталина, другой предназначался тому, кто будет вести переговоры. Этот документ, по-видимому, не предполагалось вручать немцам, он представляет собой конспект, перечень вопросов, которым должен был руководствоваться советский представитель.

ПРЕДЛОЖЕНИЯ ГЕРМАНСКОМУ КОМАНДОВАНИЮ 1). С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов. 2). Начиная с 1 августа 1942 года и до 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности, обозначенной на схеме № 1, 3). После передислокации армий вооруженные силы СССР к концу 1943 г. готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США. 4), СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943—1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства (схема № 2). Примечание:В случае отказа выполнить вышеизложенные требования в п.п. 1 и 2, германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте как таковое. Предупредить германское командование об ответственности. Верховный Главнокомандующий Союза ССР Москва; Кремль 19 февраля 1942 г. И. СТАЛИН

То, что «Предложения» составлены Сталиным, подтверждает его подпись, а на то, что это только конспект, указывают короткие «сталинские» фразы, напечатанные не на государственном или партийном бланке, а на простом листе бумаги без указания непременных в официальных обращениях сведений о исполнителе и расчете рассылки копий. Обратите внимание на дату — идет общее наступление советских войск. Сталин говорит с гитлеровским командованием с позиции силы, даже угрожает уничтожением в случае несогласия! Но он переоценил возможность извлечь стратегические дивиденды из сложившейся, как ему показалось, благоприятной военной и политической ситуации. Немцы не были в состоянии растерянности. Их представитель группенфюрер СС Вольф вел себя не как бедный родственник в трудном положении (так представлялось Сталину из-за нашего общего наступления), а уверенно, и даже со свойственным немцам высокомерием. Переговоры продолжались в течение недели. В итоге, первый заместитель народного комиссара внутренних дел СССР представил Сталину следующий рапорт.

ПЕРВЫЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР № 1/2428 27 февраля 1942 г. Товарищу СТАЛИНУ РАПОРТ В ходе переговоров в Мценске 20—27 февраля 1942 года с представителем германского командования и начальником персонального штаба рейхсфюрера СС группенфюрером СС Вольфом, германское командование не сочло возможным удовлетворить наши требования. Нашей стороне было предложено оставить границы до конца 1942 года по линии фронта как есть, прекратив боевые действия. Правительство СССР должно незамедлительно покончить с еврейством. Для этого полагалось бы первоначально отселить всех евреев в район дальнего севера, изолировать, а затем полностью уничтожить. При этом власти будут осуществлять охрану внешнего периметра и жесткий комендантский режим на территории группы лагерей. Вопросами уничтожения (умерщвления) и утилизации трупов еврейского населения будут заниматься сами евреи. Германское командование не исключает, что мы можем создать единый фронт против Англии и США. После консультаций с Берлином Вольф заявил, что при переустройстве мира, если руководство СССР примет требования германской стороны, возможно, Германия потеснит свои границы на востоке в пользу СССР. Германское командование в знак таких перемен готово будет поменять цвет свастики на государственном знамени с черного на красный. При обсуждении позиций по схеме №2 возникли следующие расхождения: 1). Латинская Америка. Должна принадлежать Германии. 2). Сложное отношение к пониманию «китайской цивилизации». По мнению германского командования, Китай должен стать оккупированной территорией и протекторатом Японской империи. 3). Арабский мир должен быть германским протекторатом на севере Африки. Таким образом, в результате переговоров следует отметить полное расхождение взглядов и позиций. Представитель германского командования Вольф категорически отрицает возможность разгрома германских вооруженных сил и поражения в войне. По его мнению, война с Россией затянется еще на несколько лет и окончится полной победой Германии. Основной расчет делается на то, что, по их мнению, Россия, утратив силы и ресурсы в войне, вынуждена будет вернуться к переговорам о перемирии, но на более жестких условиях, спустя 2—3 года. Первый заместитель народного комиссара Внутренних дел СССР (МЕРКУЛОВ)

Как оценить этот демарш Сталина? Можно, конечно, поупражняться по поволу беспринципности интернационалиста Сталина, согласного на сговор с фашистами против союзников. Он сам считал и называл эти предложения «неэтичными» по отношению к союзникам, как и то, что он позднее предпринял перед Перлхарбором. Но очевидно и то, что он готов был взять на себя любой большой грех ради спасения страны и народов, ее населяющих. Сталин знал о намерении Гитлера расчленить Советскую страну, превратить ее в колонию и истребить «аборигенов», «унтермеишей» для освобождения земель и раздачи их поселенцам-победителям. Сталин не предал «своих» евреев, не пошел на их истребление, как это сделали у себя фашисты, хотя взамен гитлеровцы предлагали очень выгодное «создание единого фронта против Англии и США». Цена, которую требовали за это гитлеровцы, — «поголовное истребление евреев» — для Сталина была неприемлемой. (Вот и задумайтесь, господа — те, кто по сей день считает его антисемитом.) Мне кажется, уступки и сама идея Сталина о развороте боевых действий на 180 градусов для ведения совместных боевых действий против Англии и США являются ничем иным, как тактическим ходом с целью выиграть время. Обещания провести перегруппировку армий и «после заключения мира между нашими странами» начать совместные боевые действия в 1943—1944 году — это, как говорит русская поговорка, «Улита едет, когда-то будет». Главное, спасти страну сейчас от нашествия. За два года много воды утечет, можно будет и с союзниками объясниться, и боевых действий против них не начать. Главное сейчас — отдышаться и подготовить Вооруженные Силы и промышленность к более успешному отражению гитлеровской агрессии, если немцы отважатся ее продолжать. В общем, хитрил Сталин, и ложь эта была во спасение. В политике подобные маневры обычное дело... В этой ситуации Сталин явно блефовал. Но блеф в политике — это не то же, что блеф в карточной игре или в каком-либо криминальном деле. Блеф в политике — это редкое искусство. Одно из главных его свойств — сочетание демонстративной открытости с полной непонятностью истинных (скрытых) намерений. На поверхности действия вроде бы обычные, но не понятные сопернику. А внутри — предельная личная решительность, игра «на лезвии ножа», с готовностью, в случае неудачи, отступить. Блефуя, политик подходит на предельно близкое расстояние к невозможному, оставаясь между тем в зоне еще возможного. Блеф основан на непредсказуемости поведения, на неожиданности, скоротечности, чем ставит в тупик противника, это и использует в свою пользу блефующий . В какой-то степени, если даже эта попытка не оправдывает, то объясняет настойчивое требование Сталина продолжать наступление. В период переговоров ему во что бы то ни стало нужны были активные действия наших войск. А мы воспримем это как еще один пример его стратегического мышления. Хотя и неудачный, но, как говорится, с добрыми намерениями — ради спасения Отечества.

ВласовВ дни битвы за Москву начала зарождаться легенда о генерале Власове. В этой битве он не совершил ничего особенного, и даже наоборот, почти не участвовал в ней из-за болезни. Но после того как Власов перешел на сторону гитлеровцев и стал претендовать на роль «освободителя народов России», потребовалась ему престижная биография. Вот и начали придумывать ему патриотические подвиги. Один (довольноталантливый сочинитель) написал о нем целую книгу, в которой выдает Власова за главного защитника Москвы.
– s Поскольку нам придется еще не раз соприкасаться с этой личностью, считаю необходимым поставить точки над "и" в щмом начале мифотворчества.
– i Я впервые услышал о Власове еще в предвоенные годы, будучи курсантом Ташкентского пехотного училища имени Ленина. После неудач в финской войне новый нарком обороны маршал Тимошенко издал приказ по боевой подготовке, основной идеей которого был принцип: учить тому, что необходимо на войне, в условиях, приближенных к боевой обстановке. Это означало, что мы большую часть своей учебы и жизни будем проводить в поле. И пошли бесконечные учения, окапывания, многокилометровые дневные и ночные марши, самостоятельное приготовление пищи (каши) в полевых условиях или питание сухим пайком в течение нескольких суток. Дисциплинарные гайки закрутили до последней степени: за опоздание из увольнения на несколько минут — арест, на несколько часов — трибунал. Некоторые курсанты, даже у нас в училище, где все же был режим учебного заведения, не выдерживали такой истязательной требовательности, и бывали случаи самоубийств. Вот в таких драконовских условиях генерал Власов выделился своей жестокостью. При осенней проверке частей Красной Армии его 99-я стрелковая дивизия была признана лучшей в сухопутных войсках... Наверное, не трудно представить, каким был этот генерал, отличившийся таким образом в тех невероятно тяжелых условиях службы. Тогда Власова наградили орденом Ленина. А нарком обороны Тимошенко так расчувствовался на учениях от требовательности Власова, что тут же вручил ему золотые часы. «Красная Звезда» печатала статьи, восхваляя и пропагандируя непреклонную требовательность командира лучшей дивизии. 99-я стрелковая дивизия получила переходящее Красное знамя РККА. Власов считался тогда кристально чистым по происхождению и образцовым с партийной стороны офицером. Правда, был у него небольшой грешок: в молодости в попы готовился — окончил духовное двухгодичное училище в Нижнем Новгороде и затем поступил в духовную семинарию, где проучился еще два года. Но кто же мог этим упрекнуть генерала? Сам Генсек Сталин был когда-то таким же семинаристом. Это сходство, пожалуй, работало на авторитет Власова. Во всех аттестациях и характеристиках подчеркивается его политическая зрелость и преданность партии. Он сам в автобиографии пишет (в том же 1940 году): «В ВКП(б) вступил в 1930 г. ...Неоднократно выбирался членом партийного бюро школы и полка. Был редактором школьной газеты. В общественной работе всегда принимал активное участие, был избираем членом военного трибунала округа». Обратите внимание — заседал в трибунале в годы самых жестоких репрессий (1937—1939). Я не располагаю материалами о том, кого конкретно осудил и отправил на тот свет за антисоветскую деятельность будущий борец с большевизмом, но, наверное, очень многих, потому что приговор к высшей мере наказания — расстрелу — был в те годы самым частым. (Оставляю возможность поискать в архивах и осветить эту сторону деятельности Власова другим исследователям, так как не располагаю на это временем и документами). Вот какими слонами завершает Власов описание своего партийного портрета: «Партвзысканий не имел. В других партиях и оппозициях никогда и нигде не состоял и никакого участия не принимал, никаких колебаний не имел. Всегда стоял твердо на енеральной линии партии и за нее всегда боролся. Органами Советской власти к суду никогда не привлекался. За границей не был». В общем, кристально чистый, безоглядно преданный коммунист. Насчет «за границей не был» Власов лукавит. Был он за рубежом, в Китае, немногим более года, с сентября 1938-го по декабрь 1939-го. На сей счет я располагаю любопытным документом:

СПРАВКА СекретноКандидатура полковника Власова Андрея Андреевича проверялась через НКВД по линии Разведывательного управления для посылки в командировку за рубеж. Получена проверка № 167 от 11 августа 1938 г., что компрометирующих материалов нет. Начальник 1 отдела 21 сентября 1938 г. Полковник (Румянцев)

Какое задание выполнял Власов, тоже оставляю для выяснения другим авторам. В завершение этого эпизода из жизни Власова скажу лишь то, что он дал подписку о неразглашении, и поэтому имел юридическое право не упоминать о задании. Однако добавлю такой штрих, чтобы дать читателям пищу для размышлений. Разведывательное управление, использовав Власова только один раз, почему-то не оставило его в своих кадрах, а написало хорошую характеристику о преданности партии и, как говорится, с миром вернуло на службу в войска. Вывод в характеристике такой: «Тов. Власов, находясь в командировке, с работой справился». Я не один год прослужил в этом уважаемом управлении и знаю: попасть в разведку — дело весьма трудное, но уйти из нее еще сложнее. Когда офицера после первого испытания возвращают в войска, за этим стоит нечто не в пользу этого человека. Пишу об этом не потому, что так полагается писать о изменнике, — нет и нет. Сам факт говорит за себя: почему-то не пришелся ко двору в разведке Власов. Вернемся к службе в войсках. Как рекомендовалось в аттестации, генерал Власов был назначен на должность командира 4-го механизированного корпуса, а затем командующим 37-й армией, которая вела тяжелые бои за Киев. Таким образом, Власов не мог бы пожаловаться на трудное продвижение в службе. Наоборот — головокружительный взлет: неполный год командовал дивизией (с января по октябрь 1940 года), неполный месяц корпусом (с 22.6 по 13.7.41), с сентября 1941 г. командовал 37-й армией до дня сдачи Киева. Затем выходил из окружения, и в ноябре назначен командующим 20-й армией, которая обороняла Москву в составе Западного фронта. Много было написано в западных и наших изданиях об этом периоде «полководческой деятельности» Власова. Не хочу обременять читателей опровержением всех этих небылиц, приведу несколько документов, которые перечеркивают все тенденциозные выдумки. В своих воспоминаниях генерал Сандалов, бывший тогда начальником штаба 20-й армии, пишет, что Власов был только назначен командующим, но на первом этапе битвы за Москву в командование армией практически не вступил — находился далеко от передовой, в госпитале. Военный совет армии, вполне естественно, запрашивал разные инстанции — когда же появится командующий? Вот один из телеграфных ответов: