Генеральская дочка
Шрифт:
– Папа! – сказала Маша в трубку. – Ты как, папа?
– Спасибо, ничего, – ответил Илья Петрович. – Как ты? Как Иван? Ты не мерзнешь?
– Нет, тут тепло… Папа! Что происходит? Почему так много убивают?
– Много? А кого еще убили? Только одного из твоих друзей, Маша, только одного. Или…
Иван выхватил трубку из Машиных рук.
– Генерал! – Иван был четок, прям, строг. – Вы не выполнили ни одного из своих обещаний. Я закрываю дом. Включаю систему. Она автономная, если вы вырубите электричество, она все равно будет работать. Если попытаетесь войти, от взрыва погибнут все. И – Маша. Все! Конец связи!
Иван вернул трубку Маше. Они взглянули друг на друга, и Маша вдруг подумала, что если этим вечером она видит Ивана в последний раз, что если их разлучат навсегда, обстоятельства, другие люди, они сами, то в ней оборвется какая-то очень важная нить.
– Маша! – начал говорить
– Да?
– Маша! Может произойти все что угодно. Ты видишь, что им доверять нельзя. Они подло… – Его глаза увлажнились, Иван махнул рукой и продолжил: – Дом заминирован. Войти сюда, без того чтобы не взлететь на воздух, не может никто. Но тогда взорвемся и мы. Я их предупредил, но они способны на все. И мне кажется, что твой отец ситуацию не контролирует. Вернее – контролирует, но не полностью. Или делает не то, что обещал. Поэтому… Маша! Ты должна подумать. Еще раз. Ты должна спросить себя. И если… Ты можешь выйти отсюда! Обо мне не беспокойся. Что-нибудь придумаю. А ты… Маша! Тебе лучше уходить! Здесь слишком опасно. Я тебя прошу…
Маша придвинулась к Ивану, обняла его за шею, прижалась, вдохнула его запах. Ей стало тепло.
– Я никуда не пойду! – сказала Маша. – Я останусь с тобой. Ты у меня сильный, ты найдешь выход, мы убежим, скроемся, нас не найдут…
– Нет, Маша, ты не понимаешь, они…
– На них мне плевать! Для меня важен только ты…
– Маша!
– Только ты! У тебя все получится, все-все…
– Маша…
Иван расстегнул Машину куртку, его пальцы проникли под боковины бронежилета, дальше, под свитер, они гладили Машину поясницу, левая шла выше, правая – ниже, Маша выгибалась, ей хотелось прижаться к Ивану, она отступила на полшага, стащила с себя куртку и бронежилет, ее руки обрели подвижность, она вновь придвинулась к Ивану, успевшему также освободиться от куртки, но когда она обняла его, то сбила костяшки пальцев о рукоятку висевшего под мышкой Ивана пистолета.
– Ай!
Иван поймал ее ладонь, перевернул, слизал капельку крови, языком положил на место задравшийся лоскутик кожи.
– Нас не возьмут врасплох? – спросила Маша, глядя сверху на затылок Ивана.
– Не возьмут… Но ты… – Он поднял голову. – Ты должна сдаться. Я тебя выпущу. Так надо, Маша!
– Нет! – Маша быстрым движением выхватила пистолет из кобуры. – Ни за что!
– Маша!
21
Взрыв и начавшийся вслед за ним пожар уничтожили дом Цветкова до основания. Хмурое утро открыло печальную картину. Почерневший остов развалившегося от жара камина возвышался в центре пепелища. Дым от головешек смешивался с холодным осенним туманом. Удушал стоявший в безветрии тяжелый запах паленого мяса.
Разбирая завалы, сотрудники МЧС извлекли из-под них три обгоревших трупа. Экспертиза показала, что один был трупом самого Алексея Андреевича, другой – отставного прапорщика Шеломова, третий – злоумышленника, близкого соратника главаря разбойников Дударева Ивана. Труп же Дударева, выдававшего себя последние месяцы за домашнего учителя, подданного Франции Жана Леклера, найден не был. Хотя искали тщательно. Версию, что взрывом Дударева разорвало и искать следует не труп целиком, а фрагменты оного, проверили. Результат – отрицательный. Таким образом, приходилось признать, что останки Дударева в сгоревшем доме, цельные или частичные, отсутствовали.
Выглядело это как минимум странным, ибо из показаний дочери генерала Ильи Петровича Кисловского, Кисловской Марьи Ильиничны следовало, что в ходе возникшей между нею и Иваном Дударевым ссоры – она требовала от Дударева, чтобы тот сдался, Дударев упорно отказывался – Марья Ильинична случайным выстрелом из пистолета Дударева убила. На вопрос же следователя: «Куда попала пуля?» – Марья Ильинична отвечала: «В сердце, я попала ему в сердце!» – и далее показывала, что потом бросилась к дверям дома, распахнула их, тем самым приведя в действие взрывной механизм, сработавший через пять секунд.
Однако зафиксированные в протоколе показания Маша смогла дать лишь после того, как усилиями врачей была выведена из шокового состояния. Да если бы только шок! Контузия, ожоги. Взрывной волной Машу бросило на столбы беседки, что привело к перелому руки и нескольких ребер, но главное – к серьезной травме позвоночника. Реабилитационные мероприятия заняли больше полутора лет, все это время Маша настаивала на своей версии. Ей не очень-то верили. Ни отец ее, Илья Петрович, ни сотрудники компетентных органов не верили также и тому, будто захват дома Цветкова был частью ее плана. Все – и пуля в сердце, и идея захвата – списывалось на нервное потрясение. На фантазии травмированной произошедшим
Правда, на свободе оставался другой подельник Ивана Дударева, родной брат застреленного снайперами водителя. Его поиски оказались безрезультатными, а ксерокопированные портреты разыскиваемого, расклеенные по всей губернии, постепенно истрепались на ветру, покоробились от дождей и снега, пожелтели от солнца. Ни к чему не привели и поиски других разбойников, что входили в организованную Дударевым банду. Они словно растворились без следа, исчезли, скрылись. Ходили слухи, что ускользнувшие от правоохранительных органов разбойники затаились до поры до времени, но слухи, даже самые невероятные – говорили, будто уцелевшие разбойники, прежде известные чуть ли не как борцы за справедливость, подались в профессиональные киллеры и причастны к нескольким имевшим широкий общественный резонанс заказным убийствам, – никакой почвы под собой не имели. Ни точного числа этих людей, ни имен их и фамилий никто не знал, что заставило руководство МВД – расследование находилось на контроле у самого министра! – объявить о неполном служебном соответствии некоторым офицерам. В том числе – и милицейскому подполковнику, мечтавшему о третьей звезде, о новой командировке в Боснию и Герцеговину. Когда же подполковник понял, что с мечтами придется расстаться, он начал злоупотреблять алкогольными напитками, покатился по наклонной, связался с какими-то малолетками, был выгнан женой из дома. Ему грозило увольнение со службы. Но начальники подполковника рассудили, что лучше иметь у себя замаранного подчиненного, который будет согласен выполнить самое сомнительное распоряжение, чем окончательно от такого подчиненного избавляться, и подполковник остался на своей, не самой высокой должности, влача жалкое, незавидное существование.
Единственным успехом следствия стало то, что откомандированный во Францию эфэсбэшник проявил изворотливость и нашел-таки подлинного Жана Леклера. Подлинный согласился на встречу, но сказал лишь, что, будучи в России, по дороге к месту своей новой службы, к генералу Кисловскому, находясь в областном центре, напился пьян и потерял как паспорт гражданина Франции и диплом об окончании университета, так и рекомендательные письма, выданные г-ну Леклеру прежним его нанимателем, проживавшим с семьей в поселке Жуковка, Московская область. Подлинный утверждал, что сразу из областного центра уехал, добрался до посольства своей страны, что ему потом выправили новый паспорт, и он вернулся домой, где вот уже длительное время владеет небольшим ресторанчиком. В котором они с эфэсбэшником и сидели. Эфэсбэшник попытался позадавать подлинному неудобные вопросы. Например – как это тому удалось получить новый паспорт, если не было даже заявления в компетентные органы о пропаже старого, но тут подлинный замкнулся. Отказавшись отвечать, он заявил, что его обо всем уже допрашивали французские полицейские и эфэсбэшнику следует обратиться к ним. Так эфэсбэшник и остался сидеть за столиком маленького уютного ресторанчика, разглядывая с неприятным чувством счет, поданный ради такого случая самим хозяином, этим Жаном Леклером, будь он неладен – как это тридцать четыре евро? какие такие тридцать четыре евро? откуда тридцать четыре евро? сейчас проверим, сейчас, так, омлет – шестнадцать евро, вино, так, получается, да, тридцать четыре, но это как-то…
Генерал Кисловский особого интереса к ходу следствия не проявлял, эфэсбэшника, вернувшегося из Франции, обедать не позвал; Илья Петрович, потрясенный происшедшим и приведшей к инвалидности травмой дочери, после мучительных раздумий решил продать свое поместье. И, лишь дело было закрыто, приступил к реализации задуманного. Коллекцию ружей генерал уступил вошедшему в настоящую силу и метившему на губернаторский пост Захару Ионовичу. Трофейный краснодеревый швертбот Илья Петрович подарил детскому яхтклубу. Уволил братьев Хайвановых, чьи следы тут же потерялись, как и следы камердинера и всех остальных. Илья Петрович также прервал контракт с Нино Баретти. Неустойка позволила Нино не только приобрести уютную виллу, где повар-художник поселился вместе с любезным его сердцу Фабио, но и полностью посвятить себя реконструкции бабушкиного соуса. Лайза Оутс канула в пространствах туманного Альбиона. К тому времени, когда Маша пошла немного на поправку, Лайза проявилась, прислала по электронке письмо, в котором описывала свои успехи в университете, свои победы над мужчинами, в приложении были фотографии Лайзы в обнимку с неким лупоглазым обладателем кроличьих резцов, но Маша откладывала ответ, откладывала, так и не ответила, а Лайза больше не писала.