Гении и злодеи России ХVIII века
Шрифт:
По приказанию императрицы в Петербург привезены были княжна и стряпчий Шпилькин. Состоялся допрос, после которого княжне было вынесено такое решение: «За злодейские и непристойные слова хотя княжна и подлежит смертной казни, но царица, помня службу ее отца, соизволила от смертной казни ее освободить и объявить ей, Юсуповой, что то прощается ей не по силе государственных прав — только из особливой ее императорского величества милости».
Вместо смерти княжне велено «учинить наказанье бить плетью и постричь ее в монахини, а по пострижении из Тайной канцелярии послать княжну под караулом в дальний, крепкий девичий монастырь, который по усмотрению Феофана, архиепископа новгородского, имеет быть изобретен, и быть оной, Юсуповой, в том монастыре до кончины жизни ее неисходно». В апреле 1735 года княжна была наказана «кошками» и в тот же день пострижена архимандритом Аароном в монахини и названа Проклою. Перед отправлением в вечную ссылку ей объявили в Тайной канцелярии, чтобы обо всем происходившем она молчала до могилы под страхом смертной казни. Инокиню Проклу отправили в Сибирь, в Тобольскую епархию, в Введенский девичий монастырь. Долгое заточение, тоска и полная безнадежность возврата к прежней жизни окончательно истомили и ожесточили девушку. Как закончилась ее жизнь, неизвестно.
Начиная с 1735 года репрессии покатились полным ходом, шло ужесточение и следствия, и последующих приговоров. Апогей террора с крупными делами Долгоруких и Волынского и множеством менее известных процессов датирован 1738—1739 годами. В эти годы стали арестовывать по материалам расследуемых ранее дел тех, кого в начале 1730-х годов отпустили из-под следствия, отправили в мягкую ссылку из столицы или в монастырь. Такая традиция характерна для многих витков самых массовых репрессий не только в нашей стране. В эти годы Долгоруких, уже наказанных формально высылкой в Сибирь, вновь везут в подвалы Тайной канцелярии, а затем казнят по крупному делу об их семейном заговоре против власти Анны.
Это в начале 1730-х только верхушку Долгоруких наказали за оппозицию Анне Иоанновне, да и то лишь ссылкой и опалой. А вот во время массового «долгоруковского процесса» 1739 года березовский воевода Иван Бобровский был осужден на смертную казнь только за то, что в сибирской ссылке в Березов делал Долгоруким незначительные поблажки. Осужденного ранее Василия Долгорукого привезли из его заключения в Соловках, объединили в одном процессе с родней и тоже казнили. Вновь привезли для следствия уже заточенную ранее Ушаковым княгиню Юсупову и снова выбивали из нее показания «в умысле погубить императрицу». Князя Белосельского доставили из ссылки к новому розыску, услав затем на более строгий режим содержания в Оренбург. И таких повторных процессов с 1738 года в российской истории сыска было достаточно. Тайная канцелярия окончательно вышла из временного забвения после Петра I, окрепла новой силой, ощутила свое могущество при новой власти и получила сигнал к новым преследованиям инакомыслия.
Так же по ночам по питерским улицам колесили закрытые кареты Тайной канцелярии, свозя в Петропавловку арестованных по домам «государственных злодеев». Так, сам Ушаков и его подручные освоили метод ареста и пыток прислуги для получения показаний на их высокопоставленных хозяев. Так, по оговору под пытками его слуги будет арестован кабинет-министр Волынский, князь Дмитрий Голицын и другие репрессированные канцелярией деятели российской элиты тех лет.
А вот пример борьбы с коррупцией. Из числа самих высокопоставленных сотрудников Тайной канцелярии в эти годы аннинских репрессий пострадал только лишь один человек. Это был глава ее московской конторы Каза-ринов, поставленный на эту должность еще при Петре I и восстановленный поначалу в ней Ушаковым. Он лишился должности и попал под следствие по причине откровенного злоупотребления служебным положением, выявленных фактов взяток ему со стороны подследственных и махинаций с конфискованным имуществом. Этот служака был изгнан из Тайной канцелярии.
Заметим, что историки Тайной канцелярии отмечали еще одну знаковую черту деятельности этой службы: ее полную неподконтрольность праву. Это как раз то, о чем писал Никколо Макиавелли, считая, что даже силовое подавление оппозиции государю должно быть облечено в формы написанного этим же государем закона. В период Анны Иоанновны (как, впрочем, и всегда) в Российской империи силового воздействия сыска на народ было предостаточно. И это в целом было в рамках закона. Правовая сторона деятельности Тайной канцелярии действительно ничем не была регламентирована.
Указ Анны Иоанновны о воссоздании сыска определял только цели существования этого органа, а действующее на тот момент уголовное «Уложение Алексея Михайловича» (1649 г.) только ограничивало круг государственных преступлений, которыми канцелярия должна была заниматься. Весь же внутренний процесс (по старой формуле: донос — арест — допрос — пытка — приговор) строился самой Тайной канцелярией по традициям (по праву прецедента) и по написанным самим генералом Ушаковым внутренним инструкциям-указаниям. В целом таково было реальное отношение к закону в Российской империи времен царицы Анны Иоанновны.
Была одна особенность новой канцелярии, которой мы не найдем ранее в черновых вариантах приказов и в первом петровском варианте тайной полиции.
Впервые эта система политического сыска применена в России для организации расправы с династическими соперниками правящего монарха. При этом, в отличие от уничтожения Петром Великим старорусской оппозиции и следствия о побеге за границу царевича Алексея, в архивах Тайной канцелярии историки находят не явные свидетельства вскрытия очевидных антиправительственных заговоров, а нередко созданные следствием очень сомнительные дела.
Если известный заговор царевича Алексея (сына Петра I) был взят под особый контроль высших лиц (но все же он был реальным заговором — имелась тайная группа не последних в государстве людей с планом смены режима), то в архивах Тайной канцелярии императрицы Анны остались уже явно сфабрикованные^ придуманные для нужд власти заговоры.
Достаточно вспомнить самое показательное из таких дел — расследование «измены» офицера Шубина, бывшего любовника дочери Петра Великого Елизаветы. Его арест и пытки в Тайной канцелярии позволили вырвать признание в несуществующем заговоре неких сил, собирающихся возвести на престол взамен Анны Иоанновны кого-то из других претендентов, а здесь в те годы особенно подозревали в этом прямую наследницу — дочь Петра Великого и будущую императрицу Елизавету Петровну.
После этих страшных признаний, полученных пытками на дыбе лично Ушаковым, подследственному сохранили жизнь, но выслали в вечную ссылку на Камчатку. Интересно, что никаких арестов по этому делу затем не последовало, что само по себе наводит на догадку: никакого настоящего политического заговора здесь не было. Шубина, как легкомысленного болтуна и друга цесаревны Елизаветы, просто изгнали со своих глаз, а его показания использовали, чтобы приструнить ближайшее окружение дочери Петра Великого. Это отмечал и исследовавший аннинскую эпоху историк Е.В. Анисимов: «Слежка за цесаревной и ее гостями, возможно, была связана с розыскным делом гвардейцев, обвиненных в заговоре в пользу Елизаветы. 22 декабря 1731 года Анна Иоанновна писала Б.Х. Миниху: «По отъезде вашем отсюда открылось здесь некоторое злоумышленное намерение у капитана от гвардии нашей князя Юрия Долгорукого с двумя единомышленными его такими же плутами, из которых один цесаревны Елизаветы Петровны служитель, а другой гвардии прапорщик князь Барятинский, которые уже и сами в том винились».
И хотя «по розыску других к ним причастников никаких не явилось», тем не менее Анна приказала арестовать бывшего придворного и фаворита Елизаветы А.Я. Шубина.
«Роман» был прерван по распоряжению Анны Иоанновны, сославшей Шубина в Ревельский гарнизон, а потом приказавшей арестовать его по делу А. Барятинского. По-видимому, несчастный Шубин был арестован незаконно. Б.Х. Миних писал: «Присланные (с арестантом) письма я рассмотрел, и явились его деревенские партикулярные и полковые, а особых писем (то есть связанных с причиной ареста) никаких не имеется». Тем не менее в январе 1732 года Шубин был сослан в Сибирь «за всякие лести». Что имелось в виду под этим? Известно лишь, что бедный Шубин провел на каторге десять лет и, конечно, был освобожден волей новой императрицы, причем курьер, везший документ о прощении, с большим трудом нашел лишенного имени и фамилии арестанта».