Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе
Шрифт:
В зале сидели студенты Института народного хозяйства имени Плеханова, что помещался на Стремянном.
Они не встретили Маяковского хлопками, как всегда встречали теноров и певиц из Большого театра.
Искоса из-под бровей взглянув на студентов своими тяжелыми воспаленными глазами, Маяковский сказал:
– У меня грипп, болит горло, трещит башка. Очень хотелось поваляться дома. Но потом я подумал: чего только не случается на свете с человеком. Иногда он даже умирает. А вдруг и я отправлюсь, как писал, в мир иной.
Пустота...Летите,вЭта мрачная шутка студентами не принялась.
Маяковский закинул голову:
– А вот, товарищи, вы всю жизнь охать будете: «При нас-де жил гениальный поэт Маяковский, а мы, бедные, никогда не слышали, как он свои замечательные стихи читал». И мне, товарищи, стало очень вас жаль...
Кто-то крикнул:
– Напрасно! Мы не собираемся охать.
Зал истово захохотал.
– Как вам не совестно, товарищи! – истерически пропищала чернявенькая девушка, что стояла у стены слева.
– Мне что-то разговаривать с вами больше не хочется. Буду сегодня только стихи читать.
И объявил:
– «Во весь голос».
– Валяй!
– Тихо-о-о! – скомандовал Маяковский.
И стал хрипло читать:
– Уважаемые товарищи потомки!Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне,Наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне...– Правильно! В этом случае обязательно спросим! – кинул реплику другой голос, хилый, визгливый, но тоже мужской.
Маяковский славился остротой и находчивостью в полемике. Но тут, казалось, ему не захотелось быть находчивым и острым.
Еще больше нахмуря брови, он продолжал:
– Профессор, снимите очки-велосипед!Я сам расскажу о времени и о себе.Я, ассенизатор и водовоз...– Правильно! Ассенизатор!
Маяковский выпятил грудь, боево, по старой привычке, засунул руки в карманы, но читать стал суше, монотонней, быстрей.
В рядах переговаривались.
Кто-то похрапывал, притворяясь спящим.
А когда Маяковский произнес: «Умри, мой стих...» – толстощекий студент с бородкой нагло гаркнул:
– Уже подох! Подох!
Так прошел в Институте имени Плеханова последний литературный вечер Маяковского. На нем была моя сестра. Домой она вернулась растерянная, огорченная.
Еще драматичнее было после премьеры «Клопа» у Мейерхольда. Жидкие аплодисменты. Актеры разбежались по уборным, чтобы спрятаться от Маяковского. Шныряли взглядами те, кто попадался ему на глаза. Напряженные, кисло-сладкие улыбки. От них и со стороны тошнило.
Словом, раскрылась обычная картина неуспеха.
А у Маяковского дома уже был накрыт длинный стол «на сорок персон», как говорят лакеи.
Явилось же пять человек.
Среди них случайно оказалась актриса Художественного театра Ангелина Осиповна Степанова.
Ее увидал Маяковский в вестибюле и пригласил:
– Поедем ко мне выпить коньячку.
Отказаться было неловко.
За ужином он сидел во главе пустынного стола. Сидел и мрачно острил. Старался острить.
Непригодившиеся тридцать пять приборов были как покойники.
Встретив на другой день Николая Эрдмана, Ангелина Осиповна сказала ему:
– Это было очень страшно.
– Да. Вероятно. Не хотел
К этому можно добавить и выставку «Маяковский, 20 лет работы». Приглашения на нее поэт разослал многим представителям советской элиты, в том числе и членам правительства. Никто не пришел. Кто ж его знает почему. Не пришли – и все тут. В общем, привыкший к успеху поэт вступил в «черную полосу». На самом-то деле ничего страшного в происходящем не было. У всех случаются временные неудачи. Но поэт плохо умел держать удар. Он очутился в пустоте – и перетерпеть это не сумел.
Добавились и личные проблемы. Поэт в это время сошелся с московской актрисой Вероникой Полонской и усиленно звал ее замуж. А та не слишком спешила, хорошо представляя тяжелый характер поэта. Именно после очередного объяснения, когда Вероника Полонская спускалась по лестнице от Маяковского, грохнул выстрел...
Понятное дело, существует версия, что Маяковского убили чекисты. Еще бы! У нас всех убивают. Только вот снова возникает вопрос: а кому это было нужно? И ответа на него нет. Да никому! К тому же ни в каких политических разборках между вождями он участия не принимал. К советской власти поэт был лоялен до самой последней степени. Да если б был нелоялен... Что он мог бы сделать? К тому же Маяковский в конце двадцатых – это не Владимир Высоцкий и не Джон Леннон. Популярность его была значительна, но ограничена в основном комсомольской средой. Так что никаких внятных объяснений мотивов, по которым чекисты решили бы его устранить, не видно. К тому же Маяковский и без того находился в тот момент в распластанном состоянии. Доходяг не убивают.
Есть, правда, одна странность в этой истории. Маяковский ушел из жизни 14 апреля, а предсмертная записка написана двумя днями раньше. Вот ее текст.
«Москва. 12 апреля. 1930 года.
Всем.
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля, – люби меня.
Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.
Как говорят —
«инцидент исперчен».
Любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете
и не к чему перечень взаимных болей,
бед
и обид.
Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский».
Ну и еще несколько строчек – выпады против литературных противников и денежные расчеты. Странно все это как-то. И нелепо. Но только если не вспомнить кое-какие эпизоды из жизни поэта. Маяковский два раза уже пытался покончить с собой. В 1916 году и в начале двадцатых. Точнее, даже не совсем так. Обе попытки суицида представляли собой классическую игру в «русскую рулетку». Один патрон в барабан – и поехали! Оба раза обходилось. Вроде бы трудно соотнести это с тем, что поэт боялся боли и крови. Но такое случается. Боится-боится, а потом – раз! Сестра Лили Брик, Эльза Триоле, говорила: «Всю жизнь боялась, что Володя покончит с собой». Он и сам неоднократно возвращался к идее самоубийства – как в стихах, так и в разговорах. К примеру, утверждал, что к тридцати пяти годам покончит с собой. Потом решил пожить еще пяток лет...