Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе
Шрифт:
Всем известны слова Чехова про ружье на стене. Идея самоубийства – из той же серии. Поэт слишком долго игрался с этой идеей. Скорее всего, в апреле тридцатого он снова холил и лелеял эту мысль. Как уже говорилось, в характере Маяковского было много от капризного ребенка. А ведь, как свидетельствует психиатрия, многие неудавшиеся самоубийцы рассказывают – они решились на этот шаг, руководствуясь детской мыслью: «Вот я умру, то-то вы поплачете». Может, так оно и было? Написал предсмертную записку, два дня лелеял подобные мысли... А вот после тяжелого разговора с любимой женщиной снова решил сыграть в любимую игру. Но только на этот раз получилось.
Этот выстрел поставил точку в целой литературной эпохе. Двадцатые годы, с их пестротой, кровавой романтикой, борьбой разных течений, закончились. Ушла в прошлое эпоха тех, кто попытался оседлать молнию – жить в ритме революции. Наступали иные времена.
Перед тем как приступить к рассказу о них, стоит, чтобы
После смерти поэта о нем на некоторое время постарались забыть. Борзописцы из РАППа продолжали набирать силу – и они сделали все, чтобы не осталось памяти ни о Есенине, ни о Маяковском. Мертвые титаны слишком уж выделялись на жалком фоне «пролетарских писателей». Неизвестно, как бы все сложилось, но в 1935 году Лиля Брик написала пространное письмо Сталину, в котором просила посодействовать с публикацией собрания сочинений Маяковского. Момент был выбран удачно. Незадолго до этого рапповцы наконец-то крепко получили по башке. А Сталин занимался целенаправленным созданием советской литературы. И вождь написал на полях письма знаменитую фразу: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи». И из поэта стали делать памятник. Но советскую власть и Сталина лично в этом винить не стоит. Потому что всегда находятся толпы желающих, которые, высунув язык, абсолютно добровольно бросаются выполнять руководящие указания, изо всех сил доводя их до абсурда. Впрочем, к этому я еще вернусь.
Часть вторая
ЖЕЛЕЗНОЕ ВРЕМЯ
Михаил Булгаков. Жизнь через призму романа
О времени и о себе
Итак, наступила эпоха Сталина. Не сразу наступила, вождь очень долго и заковыристо шел к власти. Но имеет смысл сказать несколько слов об отношении Иосифа Виссарионовича к литературе. В перестроечные времена многие любили отмечать, что он был недоучившимся семинаристом. Хотя вообще-то когда выпускники элитных вузов попали в девяностых во власть, они провалили все, что могли. В чем числе и литературу. Но это ладно. Но личная библиотека Сталина насчитывает 15 тысяч томов. Причем на множестве книг имеются написанные сталинской рукой пометки. То есть он книги не просто читал, а внимательно изучал. Учитывая феноменальную память Сталина, можно составить мнение о его образованности. Кстати, знаменитую фразу «гений посредственности» придумал товарищ Троцкий, который тоже все проиграл, но зато, будучи чрезвычайно высокого о себе мнения, презирал чуть ли не всех. Понятно, в перестройку это очень грело душу тех, кто полагал, что только советская власть мешает им реализоваться, таким великим, которых давят «посредственности». Вот только где эти люди?
Что касается литературы, то в молодости Иосиф Джугашвили считался одним из лучших грузинских поэтов. Так что в литературе он разбирался. Другое дело, Сталин смотрел на литературу не с эстетской точки зрения, а точки зрения целесообразности. Так ведь политики – они всегда также...
Благодаря роману «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков стал чуть ли не символом писателя, страдающего от гонений власти. Как обычно бывает, на самом деле все было куда сложнее. Самое-то смешное, что все эти сложности Булгаков честно отобразил в том самом культовом романе. Все читали – и не видели. Именно потому, что произведение стало культовым – то есть все знали, под каким углом на него смотреть. В нем видели и апокрифическое Евангелие, и проповедь сатанизма, и бог знает что еще. А если посмотреть на роман проще – как размышление автора «о времени и о себе»? Точнее, о своем месте в этом времени?
Михаил Булгаков долгое время работал фельетонистом в газете «Гудок». Поэтому в романе очень заметна «журналистская закваска». По точности описаний Москва «Мастера и Маргариты» может сравниться разве что с Петербургом «Преступления и наказания» [26] . Действие происходит во второй половине двадцатых годов. А не при диктатуре Сталина, как кажется многим. Диктатура Сталина началась лишь в 1938 году. Действуют там вполне реальные и узнаваемые современниками герои того времени. Так, на первых же страницах появляется поэт Иван Бездомный. Прототип узнается довольно легко. Это поэт Демьян Бедный, который в 1925 году напечатал в журнале «Безбожник» поэму «Новый Завет без обмана от евангелиста Демьяна», в которой Иисус выглядел как шарлатан, бездельник и вообще совершенно аморальный тип. Конечно, роман – не фельетон. Реальный Демьян Бедный был отнюдь не глуповатым малограмотным парнем. В 1925 году ему было сорок два года, он закончил еще при царе университет и уже двадцать лет крутился в литературных кругах. Другое дело, что стихи Бедный писал от имени такого вот «Ивана из рабоче-крестьян». А вот организация, в которой состоит Иван Бездомный, описана с фельетонной точностью. Массолит – это уже неоднократно упоминавшаяся РАПП, а здание, в котором располагался «Грибоедов», уже совсем в иные времена прославилось под именем ЦДЛ (Центральный дом литературов).
26
Очень
Театр Варьете на самом деле назывался «Аквариум», он располагался в саду недалеко от нынешней станции метро «Маяковская» [27] . О «нехорошей квартире» я не говорю – об этом все знают. Заметим, кстати, что это определенная Москва – литературно-театральная. Булгаков описывает мир, в котором вращался. Точнее, ту его часть, где обитали его литературные недруги.
Большой скандал
Конечно, отождествлять автора с Мастером не стоит. Но уж больно много сходства. Итак, неприятности Мастера начались после того, как он напечатал отрывок из своего романа. С Булгаковым случилось нечто подобное. Речь идет о романе «Белая гвардия». Точнее, все было так. Публикация романа в 1925 году в журнале «Родина» шла спокойно. В журнале вышли две первые части, но потом публикация прервалась ввиду безвременной смерти журнала, скончавшегося от финансового истощения. Обычное дело в двадцатых годах.
27
Забавно, что в заведении, отведенном Булгаковым под шоу команды Воланда, в 1913 году выступал со своим женским оркестром самый известный сатанист XX века Алистер Кроули, объявивший себя Зверем 666. Булгаков, правда, вряд ли об этом знал – концерты Кроули прошли совершенно незамеченными, да и Зверь был практически неизвестен в России ни до революции, ни после, а Булгаков тогда жил в Киеве. Но вот такое совпадение.
Суета началась со сценического варианта романа – пьесы «Дни Турбиных». Премьера состоялась в октябре 1926 года во МХАТе. Два красноармейца на премьере выражали свое возмущение происходящим – топали ногами и свистели, – и их вывели из зала. Что по тем временам было необычно (удаление из зала) – тогда считалось, что зрители имеют право не только поощрять актеров аплодисментами, но и выражать свое негативное отношение к происходящему. Но МХАТ претендовал на академичность.
Этот мелкий эпизод стал символическим. Обана! Наших выводят с «белогвардейской» пьесы! «Комсомольская правда» и «Рабочая Москва» опубликовали резко отрицательные рецензии, требуя запрещения «Дней Турбиных». Нет никаких данных, указывающих, что на это был дан сигнал сверху. Двадцатые годы – не период застоя. Тогда журналисты еще порой писали то, что думают. А упомянутые газеты были, так сказать, «ярко-красными». Недаром там широко и охотно печатали Маяковского и других лефов. Да и то сказать, Гражданская война закончилась не так уж давно. Раны не затянулись. Так что резкая реакция на пьесу, в которой вчерашние враги выглядели не монстрами, а нормальными людьми, была понятна.
За Булгакова вступился Луначарский. И может быть, все бы и кончилось, но в игру включилась тяжелая артиллерия – РАПП. Связей во властных кругах у «пролетарских писателей» было полно. Напомню, что идейный лидер РАППа (критик Латунский в романе) был шурином Ягоды. Неудивительно, к критической кампании подключились большие люди. К примеру, за запрещение пьесы выступил заведующий отделом агитации и пропаганды Московского комитета партии Н. Мандельштам. Он заявил, что во МХАТе гнездится контрреволюция, и обвинил Луначарского в том, что тот ее поддерживает, пропустив пьесу для постановки. Кстати, заметим, Луначарский-то сидел повыше. Это о нравах того времени.
М. Булгаков
Тем не менее пьесу не запретили. Правда, подкорректировали на уровне режиссуры. Так, в первоначальном варианте офицеры пели «Боже, царя храни» с воодушевлением, а в последующих спектаклях – нестройным пьяным хором. Но все-таки «Дни Турбиных» продолжали преспокойно идти во МХАТе. С 1926 по 1941 год прошло 987 спектаклей.
Однако у Булгакова дела пошли далеко не блестяще. РАПП отличался тем, что если уж взялся за человека, то с него не слезал. Следующие пьесы либо запрещались, либо отвергались. Либо их просили переделать «с учетом критических замечаний» – на что уже не шел сам автор. Это не была организованная кампания травли. Просто Булгаков стал автором, с которыми издатели и театральные администраторы предпочитали не иметь дела. Так оно спокойнее будет.
Тут я немного отвлекусь. Нежелание «поднимать волну» свойственно не только издателям советской эпохи. Возьмем демократические США. Известно множество случаев, когда американские авторы пытались задевать тамошних «священных коров» – например, феминизм. В ответ поднимался такой шум, что больше на родине книг издавать им не удавалось. Никто из издателей не хотел связываться. Или вспомним российскую историю с резким социальным клипом Олега Газманова. Телеканалы сочли за лучшее его не показывать. Никто их сверху не принуждал. Но так спокойнее.