Гении, изменившие мир
Шрифт:
У Лао-цзы можно встретить немало парадоксальных изречений, например: «Путь, что может быть путь, не есть вечный путь»; «Кривое — значит прямое»; «Великое остроумие похоже на глупость»; «Правдивые слова напоминают ложь»; «Кто говорит, тот не знает». Чтобы по достоинству оценить такую мудрость, надо понять тонкость мышления древнекитайских философов. Их целью являлась естественная жизнь, то есть жизнь, согласная с природой. Все искусственное, «сделанное людьми», не имело цены. Поэтому идеал мудреца — не совершенный, а истинный человек (чжэнь-жэнь), которого он описывал так:
«Истинный человек древности:
Не радуется жизни, не отвращается от смерти.
Не забывает о том, чем все начинается, не стремится к тому, чем все заканчивается.
Следует естественному ходу вещей и не восстает против него.
Не нарушает Дао чувством любви или ненависти. Своими действиями не стремится помогать росту неба». Выражение «помогать росту» во времена древнего Китая было равнозначно выражению «совершать ненужное дело» и хорошо объясняется следующей притчей. Одному человеку, возделывавшему поле и с нетерпением ожидавшему всходов, казалось, что ростки слишком медленно поднимаются над землей. Тогда он решил им помочь и подтянуть растения вверх. Когда сыновья пришли на поле, было уже поздно: все всходы погибли. Мудрец говорил в таком случае, что владелец поля «помог росту», то есть нарушил естественный ход вещей.
Другая особенность древнекитайского мышления касалась видимых вещей. Какие они на самом деле — не знает никто. Поэтому учитель говорил: «Всякий предмет является и тем, и этим, и ни тем, и ни этим». Ведь и палка, опущенная в воду, кажется кривой, а путь, по которому идет толпа, может оказаться ложным.
В отличие от обычного человека мудрец видит в парадоксах естественную гармонию мира. В этом отношении смелость Лао-цзы беспрецедентна, примером чему могут служить такие высказывания: «Тяжелое — основа легкого»; «Истинные слова не бывают приятны. Приятные слова не бывают истинны»; «Добрые не бывают спорщиками, спорщики не бывают добрыми».
Философия Лао-цзы пронизана и своеобразной диалектикой. «Из бытия и небытия произошло все; из невозможного и возможного — исполнение; из длинного и короткого — форма. Высокое подчиняет себе низкое; высшие голоса вместе с низшими производят гармонию, предшествующее подчиняет себе последующее». «Из несовершенного происходит цельное. Из кривого — прямое. Из углубленного — гладкое. Из старого — новое». «То, что сжимается, — расширяется; то, что ослабевает, — усиливается; то, что уничтожается, — восстанавливается». Однако Лао-цзы понимал диалектику не как борьбу противоположностей, а как их примирение. А отсюда делались и практические выводы: «Когда человек дойдет до неделания, то нет того, что бы не было сделано»; «Кто любит народ и управляет им, тот должен быть бездеятельным».
Даосизм придерживается точки зрения, что отдельный человек должен не бороться против Дао, а приспосабливаться к нему и работать с ним. Активное стремление получить или проявить власть не столько аморально, сколько глупо и бессмысленно. Дао нельзя победить. Каждый вместо этого должен стараться жить в согласии с ним. (Последователи Лао-цзы могут отметить, что вода, которая мягка, не имеет формы, спокойно течет в низкие места, подчиняется без сопротивления даже слабой силе, тем не менее является разрушительницей и с годами стачивает твердые скалы.) Для отдельной личности главное — простота и естественность. Насилия необходимо избегать так же, как жажды денег или славы. Человеку следует не стремиться изменить мир, но уважать его. Для правительств также обычно более мудрым курсом является неактивная политика. Проведение новых законов или грубое усиление старых, как правило, делает положение вещей только хуже. Программы современных амбициозных правительств, их военные планы — все это противоречит духу даосской философии.
Из этих мыслей видна основная идея философии, или этики, Лао-цзы: это принцип бездействия, квиетизма. Всякое стремление что-либо сделать, что-либо изменить в природе или в жизни людей осуждается. Злом считает Лао-цзы и всякое знание: «Святой муж, управляющий страной, старается, чтобы мудрые не смели сделать что-нибудь. Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие». «Кто свободен от всякого рода знаний, тот никогда не будет болеть». «Кто знает глубину своего просвещения и остается в невежестве, тот сделается примером всего мира». «Нет знания; вот почему я не знаю ничего». «Когда я ничего не делаю, то народ делается лучше; когда я спокоен, то народ делается справедливым; когда я не предпринимаю ничего нового, то народ обогащается…»
Уже во II в. н. э. Лао-цзы был обожествлен и стал одним из трех главных божеств даосского пантеона, именуемым «Лао-цзюнь» — «Господин Лао». Считается, что он восседает на самом высоком небесном «этаже» — в чертогах «Великой чистоты». Особый размах культ учителя Лао-цзы приобрел во время правления династии Тан (618–907 гг.), императоры которой носили фамилию Ли и считали его своим предком. В народных же верованиях он считается покровителем заклинателей, кузнецов, ювелиров, точильщиков и мастеров по изготовлению пиал и палочек для еды. Важнейшие атрибуты его иконографии — мантические символы Чжоу (триграммы, гексаграммы) и черный бык, верхом на котором он отправился на Запад.
Путь, или Дао, как его понимал Лао-цзы, надолго определил становление и развитие китайской философии. Учение даосизма провозгласило автономность, независимость человеческой личности, стихийность ее природы. Получалось, что никаких твердых норм поведения для Дао не существует. Такая «антиэтика» предполагала полное отрицание общественных институтов — государства, общества, принятой в нем морали. Для последователей даосизма эти институты, их принципы являлись только средством для подавления свободы личности.
Собственно, и само понятие «ценности» утрачивало всякий смысл. На первый взгляд, такая философия делала шаг назад по сравнению, например, с конфуцианством или европейскими идеалами, воплощенными Платоном, Эпиктетом, Сенекой. На самом же деле Дао, параллельно с античной мудростью, закладывало краеугольный камень того фундамента, на котором впоследствии была построена вся европейская, и не только европейская цивилизация. Во всяком случае, идеи свободного творчества, независимых искусств обнаруживают прямую генетическую связь с идеями Дао — пути раскрепощения творческих сил, вольного парения фантазии художника.
Математически выверенная логика Дао переплавилась, как ни удивительно, в сферу эмоционального, чувственного, восприимчивого ко всем проявлениям иррационального сознания. Дао обозначило путь не столько прагматически мыслящего политика, сколько судьбу художника, не связанного с условностями общества. И если сегодня кто-то из начинающих талантов, возмутителей эстетических канонов заявляет о себе без всякого страха, то не в последнюю очередь он обязан своей свободой китайскому мудрецу Лао-цзы — мыслителю, разрушившему незыблемые границы творческой личности: «Высшее добро подобно воде. Добро, которое оказывает вода, приносит пользу всем существам, и она не борется с ними. Вода находится в тех местах, которыми гнушаются люди, поэтому она похожа на Дао».