Гений дзюдо
Шрифт:
Мы долго поднимались с мамой на третий этаж, крайне недовольные друг другом. Так, вяло и неохотно, мы дошли до отдела детской одежды.
– Вас что интересует, женщина? – громко спросила скучающая продавщица.
– Куртка демисезонная, вот на него… есть? – робко спросила мама, зачем-то подтолкнув меня в плечо.
– Сюда подойдите, – так же громко и лениво сказала продавщица. – Размер какой, сорок – сорок два? Ну, вот эту модель посмотрите, примерьте на мальчика, как на нем сидит.
Мама осторожно и медленно сняла куртку с вешалки
– Ну прям на него! – радостно изумилась продавщица.
Я решительно снял куртку и отдал ей в руки.
– Ты чего, Лева? – испугалась мама. – Цвет не нравится?
– Мне все не нравится, – сурово сказал я и ткнул пальцами в черную куртку с блестящими морскими пуговицами. – Вот эту дайте посмотреть.
– Твоего размера, наверное, нет, – подозрительно сощурилась на куртку продавщица. – Потом эта модель дорогая, а маме, наверное, нужно подешевле. Правильно я говорю, мамаша?
– Мам, я хочу померить! – громко сказал я.
Мама долго разглядывала этикетку. Потом она молча протянула мне куртку и подозрительно уставилась на мое отражение в зеркале…
– Да! – вздохнула продавщица. – Великовата! А так, конечно, смотрится неплохо. В общем и целом.
– На вырост купим! – упрямо сказал я и начал застегиваться.
Мама стала медленно краснеть.
– Послушай, – сказала она. – Объясни, пожалуйста, зачем тебе эта мрачная взрослая куртка, к тому же не твоего размера? Лева, ты меня слышишь? Или ты меня не слышишь?
Я молча стоял и смотрел в мутное зеркало – на кончики пальцев, которые еле-еле высовывались из рукавов. В первый раз в жизни мне понравилась какая-то одежда! И вот на тебе!
…Это была великолепная, почти военная форменная куртка из плотного шерстяного материала с блестящими пуговицами, в которой я утопал, как в дворницком ватнике, нет, как в матросском бушлате, и ее прямой негнущийся воротник остро резал мне подбородок.
– Больше-то ничего нет? – умоляюще спросила мама.
Продавщица пожала плечами и показала на какие-то девчачьи куртки неопределенно-розового цвета, которые висели рядом с той бледно-оранжевой. Затем она неожиданно исчезла, будто растворилась в тумане.
Мама тяжело взглянула на меня и отвела за руку в какой-то угол. В углу военный человек пожилого возраста мерил ботинки, кряхтя и постанывая.
– Лева! – громким шепотом сказала мама. – Ты проявляешь просто какое-то невиданное упрямство. Я бы с удовольствием купила именно то, что тебе нравится! Но пойми, эта куртка тебе не по росту! Ты можешь это понять или нет?
Я оглянулся вокруг.
Здесь было слегка темновато и немного пахло туалетом. Люди деловито поднимались и спускались по лестнице, осторожно обходя нашу с мамой композицию: мама на корточках и я, отвернувшийся от нее. Наверное, всем было ясно, что здесь происходит вечная борьба добра со злом, и никому не хотелось в нее вмешиваться.
Лично мне не хотелось быть ни злом, ни добром, и было довольно стыдно, что мама сидит на корточках, даже не подобрав полы пальто.
Вернее, сначала я не понял, что это чудо. Сначала я думал, что это какая-то ерунда. Кто-то звал маму:
– Женщина! Я вам говорю, женщина! Идите сюда!
Мама растерянно оглянулась.
– Женщина! – снова зашипела толстая тетка с добрыми глазами навыкате и ярко накрашенными губами. – Пойдемте, женщина, я вам кое-что покажу.
Мама встала и, неуверенно оглядываясь, сделала шаг навстречу доброй вестнице с яркими губами и в цветном платке на плечах.
– Вам куртка детская нужна? – тихо и страстно заговорила вестница, подойдя к маме совсем близко. – Пойдемте в туалет, я вам там покажу. Хорошая, польская. И цвет приятный. Типа кофе с молоком. Кофе с молоком любишь? – ласково обратилась женщина ко мне.
Я пожал плечами…
На лице у мамы отразилось подлинное смятение.
– Ну иди посмотри, – сказал я, чтобы прекратить ее душевные муки. – Я тебя здесь ждать буду.
Мама неуверенно кивнула и понуро удалилась вместе с теткой в платке за дверь женского туалета. А я остался ждать…
Ждать пришлось довольно долго.
Я потоптался немного на лестничной площадке. Здесь все время ходили люди и вообще было довольно неудобно. Простояв в мучительно-неподвижной позе возле окна несколько минут, я решил вернуться в торговый зал, где мы с мамой только что мерили разные куртки.
Однако и здесь мне не понравилось. Тетка-продавщица из отдела детской одежды все время подозрительно посматривала в мою сторону, а когда я подошел к отделу женского белья, все женщины просто разом уставились на меня и начали пристально рассматривать, как будто я и был тот самый лифчик или чулки, за которыми сюда приходят.
Тогда я стал медленно спускаться с третьего этажа на второй. Тут было царство суровой мужской красоты. Строгими рядами висели темные мужские костюмы, на специальных вешалках со штрипками – брюки, а еще чуть поодаль – плащи и пальто. Точно в такой одежде всю жизнь ходил мой папа – не примерно в такой, а именно в такой, – потому что всю жизнь папина одежда выглядела как новенькая.
…Например, я никогда не мог вытерпеть до конца, когда папа чистил щеткой плечи пиджака или пальто. Он стоял в прихожей перед зеркалом и внимательно смотрел на себя, а потом брал щетку и начинал счищать пылинки с плеч. А потом еще просил меня, чтобы я пару раз для порядка провел ему щеткой по спине.
– Зачем ты это делаешь, пап? – спросил я его однажды, уже совершенно устав смотреть на эти его приготовления к выходу из дома.
– Такой порядок, – сухо ответил папа и стал медленно, аккуратно застегивать пуговицы.
– Ну почему же ты не в отца пошел? – иногда с горечью спрашивала меня мама, когда я возвращался с улицы, весь мокрый, грязный и очень довольный. – А в кого? – горестно вопрошала она саму себя и уходила в ванную – застирывать и замачивать то, что я стаскивал с себя прямо в прихожей, чтобы «не нести грязь в дом».