Гений, или История любви
Шрифт:
— Иня, ты свихнулась! — воскликнул Володя.
Соня молчала, в частности, потому, что Володя все уже сказал за нее, и это, как обычно, никоим образом не помогло. Ингрид была в ударе, ей хотелось творить. И Соня была облачена в концертные шортики, больше похожие на трусы, в тунику-кошмар, даже бюстгальтер ей не дали надеть: Иня сказала, что тем, у кого нет груди, и лифчик не положен. На нее навешали груды каких-то деревянных бус и кожаных шнурков, ими перемотали даже Сонины длинные тощие обнаженные руки. Все это было похоже на какой-то ужас, и Соня всерьез обдумывала варианты побега. Чтобы ходить в таком виде, да еще в сандалиях на одиннадцатисантиметровой
— Ну? Смотри? — гордо развела руками Ингрид, закончив концертный макияж. Вместо венка, правда, был повязан еще один, заплетеный в косичку кожаный шнурок.
— Ужас! — честно и искренне сказал Володя.
— Вампиры атакуют, — добавил Леший и сделал вид, словно его передернуло от страху. — О-о-ох!
— Дураки вы, и ничего не понимаете в шоу-бизнесе. После такого нашу группу уже никто не забудет.
— Это точно! — хмыкнул Володя.
Дело в том, что Соня-Элиза смотрелась действительно незабываемо. Длинная и нескладная, она была похожа на оторванную от земли нимфу. Белые волосы, перевязанные кожаным шнурком, делали ее похожей на скандинавку. Так могла выглядеть дочь викинга — юная и неприступная. Длинные ноги начинались в прямом смысле от ушей, и не было им конца-края, а сквозь тонкую ткань проглядывали очертания угловатого, почти детского тела. Однако разглядеть его, в общем-то, было невозможно главным образом из-за обилия цепочек, шнурочков и бус, которые Ингрид навешала Соне на грудь. В какой-то степени… это все даже смотрелось эффектно. Ингрид знала свое дело.
— Я и сама оденусь в таком же стиле. Это будет нормально. А глаза теперь гораздо выразительнее смотрятся.
— Не поспоришь. Не дай бог такая на тебя посмотрит, когда спишь. Заикой останешься, — продолжал глумиться Леший.
Тут в гримерку зашел Готье и соответственно тоже онемел. Даже его хваленая невозмутимость дала сбой.
— Ух ты! — воскликнул он и замер, разглядывая это новое чудо света.
— Можно, конечно, все убрать, — принялась суетиться Ингрид.
Она говорила что-то про свет на сцене и про то, что, даже если здесь это не пройдет, они всего лишь просто исполнители — отрабатывают номер, и все. Ну кто мешает попробовать новое? Поэкспериментировать!
Готье ее не перебивал, и Соня в какой-то момент поняла, что он ее вовсе не слушает. Он смотрел на Соню так, словно видел впервые в жизни. Она же с интересом наблюдала за его реакцией, за тем, как вдруг расширились его зрачки, как приоткрылись тонкие губы, как напряглись пальцы. Он прислонился к стене и чуть склонил голову. Ингрид говорила, а они продолжали этот немой диалог. Наконец он отвел взгляд, а Соня улыбнулась.
— Пусть останется так, как есть, — сказал Готье.
Соня пожала плечами и подумала, что один вечер в костюме пугала — ерунда. Действительно, почему не поэкспериментировать? Ей было интересно. Это было основным ее чувством — интерес. Почему он так посмотрел? Что изменилось в ней, в Соне? Что смогла добавить и пририсовать своими карандашами и тенями Ингрид, что он вдруг застыл?
Соня подошла к зеркалу и обомлела. Перед ней стояла совершенно сумасшедшая фурия — с черными глазами, с белыми волосами, с наглым, бесстыдным взглядом и вызывающе обнаженными плечами.
«Видела бы меня мама!» — усмехнулась Соня.
Концерт уже начался, когда они подошли к сцене с обратной стороны. Какие-то люди тащили на нее картонный постамент — что-то кому-то будут вручать в конце концерта. Валялась одежда и сумки, все без присмотра. Какой-то мужик, ощутимо пьяный, спал около лесенки на сцену, прикрыв лицо бейсболкой. Тут «отрабатывали номер» все, и народу очень нравились разукрашенные под Машу Распутину и Филиппа Киркорова певцы, певшие любимые хиты про «Розу чайную». Потом на сцену вызвали их, группу «Сайонара».
Всего пять песен — это не так уж и долго. Вся суета, как заметила Соня, была из-за двадцати четырех минут на сцене, большую часть из которых люди подходили, рассматривали их, фотографировали на случай, если это какие-то реальные знаменитости, потом отходили дальше, в сторону палатки с шашлыком. Его запах, кстати, очень даже долетал до сцены. «Сайонара» работала на полную катушку, как могла. Молодежь столпилась около импровизированной, никем не охраняемой фан-зоны и скандировала одобрительно. Им музыка нравилась.
Готье был прекрасен. Он размахивал руками, пританцовывал в такт, подбегал к микрофону или отходил далеко, в общем, удерживал внимание зала. Он, похоже, чувствовал людей около сцены так, как и должен чувствовать солист, и то, что Ингрид в открытом эротичном платье часто сбивалась, а Стас пару раз не к месту начинал проигрыш флейты, не мешало ему. Он парил на волне и, казалось, не замечал больше ничего. Только закатное, мягкое красное солнце, только он и зрители перед ним. Пять песен. Пять мгновений, и все эти дни подготовки ради них. После, за ними, на сцену вышли какие-то циркачи и принялись глотать огни и прыгать через обручи. Народ одобрял циркачей, особенно те, кто постарше, и те, кто помладше. У всех артистов есть своя целевая аудитория, и на фестивале в Перми целевой аудитории для группы «Сайонара» было маловато.
— А? Ну как? Круто? — Возбужденная Ингрид зашла за сцену, на лице ее сияла улыбка. Она любила свет софитов, она стремилась к этому вниманию, к этому слепому счастью быть выставленной на всеобщее обозрение. В такие моменты она заряжалась энергией. Наверное, она и вправду могла отлично сойти за попсовую певицу.
Соня подумала: «Жаль, что ее Пушистик исчез с горизонта. Она была бы счастливее с ним, чем здесь, с нами».
— Отстойный фест, — бросил Стас, отпивая воды из чьей-то бутылки. Неизвестно, чьей на самом деле.
— Мороки не стоило… — процедил Яша, оглядываясь в поисках другой, запечатанной бутылки.
— Что за пессимизм? Вы видели, что нас снимало телевидение? — спросила Ингрид.
— Видели, видели, — кивнул Володя. — Вон оно, твое телевидение.
Телевидение в виде усталой невысокой девочки с микрофоном и безразличного абсолютно ко всему оператора действительно зашло за сцену, где было положено находиться артистам, и уверенно направилось к «Сайонаре». Ингрид подтянулась, выпрямилась и улыбнулась.
— Можно мы возьмем у вас интервью? — спросила усталая девушка.
— Конечно. — Ингрид протянула руку и помогла девушке перешагнуть лежащие на земле коробки с реквизитом циркачей.
Но девушка не остановилась рядом с ней, а прошла сразу к Готье. Интервью было стандартным.
— Что можете сказать о гостеприимной Пермской земле?
— Только хорошее. Солнце, воздух… воды, правда, маловато.
— Считаете ли вы правильной инициативой проведение таких фестивалей, может ли это помочь как-то творческой молодежи Пермского края?