Гений, или История любви

Веденская Татьяна

— Хочешь, сделаю тебе кофе? — предложил Володя, но девушка покачала головой и помедлила, стоя в проходе, словно что-то вспоминая.

— Ты с Володькой? — спросила она наконец.

— Да, — кивнула Соня.

— А, понятно. Фанатка? — Девушка думала о чем-то другом, а вопросы Соне задавала просто так, потому что большинство людей чувствуют определенное неудобство в присутствии других людей и борются с этим неудобством с помощью слов.

Соня пожала плечами и совершенно искренне ответила:

— Нет.

Она сказала это совсем тихо и безо всяких эмоций, просто правды ради. Она же ведь

ничего не знала и, главное, не хотела от Готье. Володька прокручивал ей какие-то песни на диске, рассказывал что-то о том, как Готье смешивает этнос, звуки природы и современные технологии, но Соня была совершенно к музыке равнодушна. Это тоже было нечто из разряда фактов, которые она узнала про себя, только окончив музыкальную школу и поступив в Гнесинку. Она относилась к музыке как к определенной технологии, почему-то странным образом совсем для нее несложной.

— Нет?! — опешила девушка и уже с интересом посмотрела на Соню.

Та неуверенно улыбнулась. Она бы хотела добавить, что ей при всем прочем нравилось сидеть тут, на этой кухне, и что дома ее никто не ждет, даже собака, а тут интересно и шумно, и сама она с удовольствием продолжит тут сидеть.

— А кто? — полюбопытствовала девушка.

Возникла пауза, которую прервал Володя:

— Соня просто приехала со мной за компанию. Мы были в кино.

— А-а. — Девушка задумалась, ее, видимо, задел тот факт, что кто-то из присутствующих может позволить себе такую наглость — не иметь никакого отношения к Готье. С другой стороны, и что тут такого? Может же человек просто посидеть на кухне?

Девушка решительно протянула Соне руку:

— Я — Ингрид.

— Соня. — Она кивнула и пожала протянутую руку. Рука у Ингрид была мягкой, с красивым маникюром.

Закурив длинную тонкую сигарету (уже, наверное, пятую за последние два часа), новая знакомая замолчала. Соня подумала, что Ингрид — это тоже какое-то ненатуральное имя, как и Готье. Видимо, здесь так принято называться черт-те какими именами, а быть просто Соней не круто и неприлично. Ингрид?!

— Мой отец — из немцев. Его зовут Рудольф, а меня назвали Ингрид, — словно бы услышав мысли Сони, пояснила Ингрид. — Ингрид Рудольфовна Шеллер. Думаешь, легко жить с таким именем да в Первопрестольной?

Ингрид, как и многие знакомые Сони, в ее ответах не нуждалась, она просто была настроена говорить. Что-то в ней бурлило и клокотало, просилось наружу, но никто вокруг ей почему-то не подходил, вот она и металась. А Соня своим видом напомнила ей молчаливого пастора из католического храма — ей можно было говорить, а она сидела и слушала, как на исповеди. Эффект попутчика. Ингрид докурила и села напротив Сони, отогнав собаку, что на секундочку опечалило.

— Пошел вон, бармалей. Все жрешь? Скоро лопнешь! — усмехнулась она, и Соня тоже усмехнулась в ответ. Собака действительно была помешана на еде и реагировала на любое движение в районе стола. — Значит, ты Соня? Понятно. Ты музыкант? Учишься с Володькой?

Вопросов оказалось слишком много, и было понятно, что сейчас наступит та самая традиционная точка в отношениях с незнакомыми людьми, после которой они узнают, что спросить Соню о чем-то — еще не значит получить ответ. Соня молчала. Ингрид — тоже.

— Все кругом мечтают о славе, — прервала

она первой затянувшуюся паузу. — Не представляешь, сколько людей считают себя гениями, просто диву даешься. Все видят себя на больших стадионах, и чтобы плакаты, рев фанатов… А я вот думаю: зачем мне все это надо? У меня приятель в Испании, всю зиму меня звал к себе, а я тут торчу. Вот ты бы осталась здесь, если тебя звали в Испанию, а? — Ингрид усмехнулась, но как-то горько. Так, что Соня вдруг подумала: а ведь она, кажется, несчастна.

В Испанию Соня не хотела. Хотя она бы не отказалась от собаки.

— Вот такая я дура. Иногда думаю, что все-таки это ошибка природы. Я бы должна родиться мужчиной. Какая пакость, быть такой слабой!

У Сони возникло ощущение, что Ингрид вообще неважно, слушают ее или нет, и уж точно ей было безразлично, отвечают ей или не отвечают.

— Девочки, чаю не хотите? — Володя заглянул в холодильник, но увиденное его явно разочаровало. — Может, мне в лавку метнуться? Вы тут одни справитесь?

— С чем? С наполнением пепельниц? — хохотнула Ингрид.

Володька нахмурился. Ему решительно не нравилось то, что происходит. Он привез сюда Соню, чтобы ее впечатлить, чтобы между ними возникло что-то большее, чем обычные отношения приятелей по институту. Сначала он боялся, что Готье ей не понравится, теперь он боялся, что Готье она вовсе не увидит, потому что тот не приедет, и будет на него, на Володьку, злиться. Более того, он боялся, что она уже злится. Потому что понять, что она чувствует, не было никакой возможности. На все вопросы о том, все ли в порядке, она только рассеянно кивала и продолжала чесать за ухом ленивого пса.

— Хочешь мороженого? — спросил он, лихорадочно придумывая, чем бы ее еще занять, пока приедет Готье. Но ведь это был Готье, и для него такие опоздание были в порядке вещей. Он мог вообще не приехать. Все это знали: Ингрид знала, Володя знал, а Соня — нет. Никто этого не любил, но все давно привыкли. Только Соня-то здесь впервые, и ей на все наплевать, она просто тратит свой выходной день. Володя мечтал, совершенно безосновательно, чтобы она осталась с ними, а не ушла после первого же знакомства только потому, что Готье опоздал.

— Купи лучше вина, — сказала Ингрид. — Вот скажи, Володька, почему мы все тут должны торчать? Где его носит? Меня это просто бесит! А потом, знаешь, — это она проговорила, повернувшись к Соне, — он придет, и все будут делать вид, что это нормально. Даже я буду делать вид, мать его, а почему? Почему, я вас спрашиваю?

— Ингрид, перестань, — нахмурился Володя и покосился на Соню. Это было совсем некстати: эти фирменные «состояния» Ингрид. Только не сегодня, не сейчас. В последние недели она была взвинчена больше обычного. Постоянно курила, хоть и знала, как Готье это ненавидит. Что-то с ней происходило. Вернее, что-то происходило с ними обоими, так как Ингрид и Готье — были парой, что всех скорее расстраивало. Ингрид была занозой в заднице, красивой, но взбалмошной, с музыкальной точки зрения Ингрид была практически бесполезна, она стояла на перкуссии, трясла погремушками, но также была и их менеджером, да и студия эта, кстати, была ее. Так что могла себе позволить любые состояния. Имела, так сказать, право.