Гений Умирает Дважды
Шрифт:
Ну а теперь Вадим прекрасно понимал, что ничего хорошего начальник думать про него не может. Важный свидетель, который мог, мало того — должен был, оказать следствию огромную помощь, скончался непосредственно во время допроса, а потом на его же, следователя, глазах нелепо погиб врач, который этого свидетеля лечил… Какому руководителю понравится, если рядом с его подчиненным происходят такие события?..
Вадим даже предположить сейчас не мог, что в голове его начальника бродят мысли совершенно иные.
В свое время этого парня буквально навязали ему, Ингибарову, в отдел. Произошло это по банальной, извечной на Руси причине: когда-то отец Вадима Вострецова работал вместе с тогдашним начальником Ингибарова и попросил взять его чадо под свое крыло. Ну а Сергей
Чего ему не хватает, Вострецову, так это уверенности в себе, умения отстаивать свою точку зрения… Да что там отстаивать — просто сформулировать ее, четко изложить. И теперь Ингибаров, глядя на неловко ерзающего под его взглядом парня, прекрасно отдавал себе отчет, что именно он в значительной степени повинен в том, что этот парнишка так его боится.
Вот и теперь, в данный момент, похоже, он опять передержал паузу.
— Ладно, Вадим, поиграли в молчанку и хватит, — подчеркнуто дружелюбно произнес Ингибаров. — Давай-ка быстренько, в темпе вальса, все, что у нас накопилось по этому делу.
— Да в том-то и дело, что у нас пока не так много чего имеется… — несмело пожал плечами Вострецов.
— Сам знаю, — Ингибаров перебил его без привычного в их разговорах раздражения. — И все-таки, давай рассказывай, что знаем и что ты думаешь. Любую бредятину неси, все, что ты думаешь…
Это было что-то новое. Вадим даже взглянул на начальника с некоторым удивлением, однако наткнулся на тот же непроницаемый взгляд и опять потупился.
— Мы проморгали самое главное, Сергей, — начал он. В отделе было принято обращаться к Ингибарову по имени, минуя непривычное для русского языка отчество. — Я не проверил заранее, по какой причине Штихельмахер оказался в кардиологическом отделении больницы, сочли, что это случайное совпадение. А он туда попал в предынфарктном состоянии. Причина — обыск, произведенный неизвестно кем и невесть по какой причине у него в квартире. Да что там обыск — полнейший разгром! Ребята из районного уголовного розыска решили, что это обычная квартирная кража — мол, какие-то домушники рассудили, что у еврея, который работает в «закрытом» НИИ, всегда найдется чем поживиться. Никаких посторонних «пальчиков» они там не нашли, осмотр произвели формально — тем более что сам пострадавший в это время находился в больнице и не мог рассказать, что и где лежало у него там ценного и что могли унести… Ничем не смогли помочь нам в этом вопросе и его дочь и внук, проживающие отдельно и считающие, что у покойного вообще ничего ценного никогда не было и быть не могло. Тут я, конечно, тоже сомневаюсь, было ли у него что-нибудь… А там кто его знает…
— А что могли унести, как ты думаешь? — перебил его Ингибаров. — За чем эти неизвестные могли охотиться?..
На его столе зазвонил телефон. Сергей Реисович поднял трубку.
— Да!.. Я… Слышь, если не очень срочно, попозжее… Да, я занят… Ну, все-все, пока… Жду!
Он бросил трубку на рычаг и вполголоса выругался.
— Чем только не приходится заниматься, — проворчал Ингибаров. — Ну да ладно, на чем мы?.. А, да! Так что, по-твоему, там могли искать?
— Теперь-то мы знаем, что это была, судя по всему, не простая кража… — заговорил Вострецов. — Расстрел в лаборатории, преступники выгребли все бумаги именно Штихельмахера, унесли «винты» из компьютеров, увели помощницу покойного Штихельмахера… Короче говоря, я так подумал, Сергей, и рассудил, что объяснение может быть тут только одно: кому-то стало известно, что Штихельмахер или уже сделал какое-то открытие или изобрел что-то, или же занимался очень перспективной работой, которая сулила или сулит большие барыши. Или же кто-то из криминала уверен, что такое открытие состоялось. Причем открытие, которое может принести большой навар. Какого-нибудь другого разумного объяснения всей этой истории я просто не могу придумать… Этот кто-то попытался выкрасть, и скорее всего ему не удалось, материалы его работы из дома. Однако там ничего важного для себя они не нашли. Тогда они совершили налет на лабораторию. А тут выяснилось, что сам Штихельмахер лежит с инфарктом в больнице, то есть связываться с ним — дело опасное. Тогда преступники вынуждают врача этой больницы сделать укольчик больному…
— Каким образом вынуждают?
Всякий раз, когда он не мог четко ответить на вопрос начальника, Вадим весь внутренне съеживался. Ингибаров это видел и отметил про себя, что надо бы попросить психолога управления побеседовать, поработать с парнем. Ну это же не дело — так трепетать перед начальником. Причем, перед непосредственным начальником, с которым нужен самый плотный контакт и максимальное взаимное доверие.
— Это пока точно не известно, — неловко проговорил Вострецов. — Есть только версии… По некоторым данным, у Леваневича в последнее время были серьезные проблемы с деньгами. Якобы он играл в казино, надеясь, что таким образом поправит свое положение, но только еще больше запутался… Но это еще не точно.
— Во всяком случае убедительно, — поощрительно кивнул Ингибаров. — Продолжай.
Ободренный Вадим закруглился быстро.
— Так вот, Леваневич делает укол свидетелю, а потом его убирают самого. Все концы обрублены.
Ингибаров все это уже знал. Более того, ему было известно кое-что такое, чего пока подчиненный не знал. Однако когда кто-то излагает вслух даже известные факты, всегда есть шанс услышать что-то по-новому, обратить внимание на какой-то нюанс.
Так было и теперь.
— Все это выглядит, бесспорно, очень логично. Мне непонятно только одно, Вадим, — задумчиво проговорил начальник. — Зачем было убирать Леваневича? Он ведь дело сделал, да так, что не подкопаешься.
— Ну почему же не подкопаешься? — не понял Вадим. — Яд в крови обязательно был бы выявлен экспертизой…
Сергей Реисович позволил себе чуть усмехнуться.
— Ты уверен?.. Не будь наивным, Вадим! Подумай сам: старый человек, которого обокрали, а его сотрудников почему-то всех убили, во время допроса умирает от острой сердечной недостаточности… Вполне объяснимая смерть, ему даже вскрытие могли бы не сделать… Знаешь, какая сейчас по Москве смертность среди стариков?.. Да если бы ты не заметил и не подобрал тот шприц-тюбик, ты бы сейчас не здесь, у меня в кабинете, сидел, твоим делом занимались бы совсем другие люди, из отдела собственной безопасности, и еще неизвестно, чем бы оно для тебя закончилось! Уж взыскание за непрофессионализм схлопотал бы — как пить дать!
Вадим зябко передернул плечами, будто по спине прошелся леденящий ветерок.
— А причем тут шприц-тюбик? — поторопился он перевести разговор в иное русло.
— В том-то и дело, что причем, — покивал Ингибаров. — Очень даже причем. В нем оказались остатки какого-то препарата, не запомнил как называется — уж очень заумное название… Он вызывает остановку сердца со всеми симптомами именно приступа острой сердечной недостаточности. Более того, уже через пятнадцать — двадцать минут в крови даже следов его не остается…
— Ну и ну! — не удержался Вострецов.
— Вот тебе и "ну и ну"! — хмыкнул Ингибаров. — У наших специалистов есть основания полагать, что этот препарат используется не так уж редко, что с его помощью ушли из жизни некоторые известные артисты, в первую очередь стоящие на антисемитских позициях, политики и, конечно, бизнесмены. Только доказать это невозможно, если не найти шприц с остатками лекарства… Вспомни, к слову, сколько непонятных смертей было в августе девяносто первого…