Гений войны Рокоссовский. Солдатский долг Маршала

Дайнес Владимир Оттович

Как и ожидал Рокоссовский, именно на войска 13-й армии и на правый фланг 70-й армии на узком участке обрушился главный удар танковых и пехотных дивизий врага. В 5 часов 30 минут противник, введя в бой до 800 танков и самоходных орудий, перешел в наступление на 45-километровом фронте от Панской до Морозихи. На направлении главного удара в стык 13-й и 70-й армий на участке Глазуновка, Воронец (ширина 23 км) действовали 18, 9, 20-я и предположительно 12-я танковые, 78, 86, 6, 7, 258-я пехотные дивизии. За ними во втором эшелоне продвигались, готовые к развитию успеха, 2-я, 4-я танковые, 31-я и 292-я пехотные дивизии. С воздуха наземные войска поддерживала авиация.

Войска Центрального фронта мощным артиллерийским огнем отбили первую атаку противника. Перегруппировав свои войска, в половине восьмого утра он возобновил наступление. Теперь основные усилия противник сосредоточил в районе

Ольховатки, где оборонялись 15-я и 81-я стрелковые дивизии 13-й армии. Они, проявив мужество и самопожертвование, отразили четыре атаки врага, но ему удалось после пятой атаки потеснить части этих дивизий.

Рокоссовский в ходе сражения практически постоянно находился на своем командном пункте. Позже он объяснил, почему поступал таким образом: «Сражение на Курской дуге заставило меня снова задуматься и о месте командующего. Многие большие начальники придерживались взгляда, что плох тот командующий армией или фронтом, который во время боя руководит войсками, находясь большее время на своем командном пункте, в штабе. С таким утверждением нельзя согласиться. По-моему, должно существовать одно правило: место командующего там, откуда ему удобнее и лучше всего управлять войсками. С самого начала и до конца оборонительного сражения я неотлучно находился на своем КП. И только благодаря этому мне удавалось все время чувствовать развитие событий на фронте, ощущать пульс боя и своевременно реагировать на изменения обстановки. Я считаю, что всякие выезды в войска в такой сложной, быстро меняющейся обстановке могут на какое-то время отвлечь командующего фронтом от общей картины боя, в результате он не сумеет правильно маневрировать силами, а это грозит поражением. Конечно, вовсе не значит, что командующий должен всегда отсиживаться в штабе. Присутствие командующего в войсках имеет огромное значение. Но все зависит от времени и обстановки [465] ».

Не только заботами о развитии событий на фронте было вызвано нахождение Рокоссовского на командном пункте. В течение дня его несколько раз вызывали к ВЧ. Сталин интересовался положением войск фронта. Вечером 5 июля раздался очередной звонок. Рокоссовский начал было докладывать итоги дня, но Сталин перебил его:

– Завоевали господство в воздухе или нет?

– Товарищ Сталин, сказать нельзя, был очень сильный напряженный бой в воздухе, крупные потери с обеих сторон.

– Скажите мне точно, завоевали или нет? Да или нет?

– Пока определенно ответить нельзя, но завтра этот вопрос решим положительно.

– А Руденко справится с этим делом?

Рокоссовский посмотрел на командующего 16-й воздушной армией и после короткой паузы ответил:

– Справится.

Вскоре на командном пункте появился маршал Жуков.

– Звонил Сталин и его первый вопрос о господстве в воздухе. Что вы думаете?

Генерал С. И. Руденко сказал, что замысел командования фронтом по применению истребителей правилен. Но у противника крупные силы, и сразу их не уничтожишь. Маневр вражеской авиации в ходе сражения немедленно вызвал контрманевр с нашей стороны. В воздух поднимались мощные группы истребителей. Командиры энергично управляли их действиями и своевременно наращивали силы. А вот бомбардировщикам и штурмовикам следует атаковать врага более крупными группами. Командующий 16-й воздушной армией предложил первый такой удар нанести перед началом наступления противника в районе Подолянь, Сабаровка, Бутырки и направить туда не менее пятисот самолетов. Жуков и Рокоссовский согласились с этим.

Внимательно наблюдая за развитием событий, Рокоссовский пришел к выводу, что враг еще не израсходовал резервы и с утра 6 июля будет наращивать свои усилия. Об этом он доложил Сталину, который сообщил, что из резерва Главного Командования фронту передается 27-я армия генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Эта весть обрадовала Рокоссовского. Он, стремясь восстановить положение на левом фланге 13-й армии, решил на рассвете 6 июля нанести контрудар силами 2-й танковой армии в общем направлении на Архангельское. Это решение было принято в одиннадцать часов 5 июля, но уже вечером Рокоссовский уточнил его: теперь в контрударе должны были принять участие 17-й гвардейский стрелковый корпус 13-й армии, 16-й танковый корпус 2-й танковой армии и 19-й танковый корпус. Общее руководство этими силами Рокоссовский возложил на командующего 13-й армией.

Однако за короткую июльскую ночь танковые соединения не успели сосредоточиться на исходных позициях. Рассвет застал их в движении, и они подверглись ожесточенным атакам немецких бомбардировщиков. Командиры дивизий не успели провести тщательную рекогносцировку местности, не были своевременно проделаны проходы

в минных полях. Да тут еще Ставка сообщила, что 27-я армия передается Воронежскому фронту, в полосе которого обострилась обстановка в районе Обояни. Рокоссовский почему-то позже обвинил в этом Жукова. «Был здесь представитель Ставки или не было бы его – от этого ничего не изменилось, а, возможно, даже ухудшилось, – писал Константин Константинович. – К примеру, я уверен, что если бы он находился в Москве, то направляемую к нам 27-ю армию генерала С. Т. Трофимова не стали бы передавать Воронежскому фронту, значительно осложнив тем самым наше положение. К этому времени у меня сложилось твердое убеждение, что ему, как заместителю Верховного Главнокомандующего, полезнее было бы находиться в Ставке ВГК[466] ».

Итак, Рокоссовскому следовало рассчитывать только на свои силы. В пять часов утра 6 июля соединения 16-й воздушной армии, как и предлагал генерал Руденко, нанесли удар по изготовившимся к наступлению войскам противника. «Удар был мощным, неожиданным для противника, – вспоминал Руденко. – В его расположении стали появляться дымки. Один, два, три, пять, десять, пятнадцать. Это горели «тигры» и «пантеры». Наши бойцы из окопов выскочили, несмотря на опасность, пилотки кидают вверх и кричат: «Ура!» Стоят на брустверах, любуются тем, что делают летчики. Всеобщий подъем охватил наших воинов на передовой, а девятки делают заход за заходом, ниже пикируют с круга штурмовики. Несмолкающий гул разрывов бомб. И странно – очень мало разрывов зенитных снарядов противника, нет падающих дымящихся самолетов, не видно «мессеров» и «фокке-вульфов». Их связали боем наши «ястребки» окаймления далеко от места нанесения удара. Мы слышим по радио короткие команды. Один за другим уходят полки. Налет длился ровно час». [467]

В семь часов Рокоссовский позвонил Руденко и спросил:

– Когда наметили произвести очередной налет?

– Через два часа. Немцы ведь пока не наступают. Никак не придут в себя.

– Вот и нужно их добивать. Что, у тебя больше ничего нет?

– В готовности штурмовая дивизия. Держу ее для поддержки войск, если противник начнет наступать.

– Есть дивизия? – переспросил Рокоссовский и приказал: – Повторяй налет.

В десятом часу утра противник перешел в наступление. В это время на него снова навалились 600 самолетов. Теперь бомбардировке подверглись артиллерийские позиции и резервы противника. Второй удар получился таким же мощным и эффективным, как и первый. Затем на задание вылетела бомбардировочная дивизия, предназначавшаяся для экстренных вызовов. А в заключение был нанесен еще один удар по скоплениям войск и техники противника.

Вечером Рокоссовский сказал командующему 16-й воздушной армией:

– Теперь я смело доложу Сталину, что мы полностью господствуем в воздухе.

Если в воздухе успех был на стороне авиации Центрального фронта, то на земле события развивались не столь благополучно. Утром 6 июля войска 2-й танковой армии приступили к проведению контрудара. Их действия были неудачными. 107-я танковая бригада 16-го танкового корпуса попала под огонь артиллерии и 18 танков T-VI («тигр»), которые действовали из засады. В результате бригада потеряла 50 танков Т-34, 17 танков Т-70 и 2 танка Т-70. Не имело успеха и наступление 164-й танковой бригады. Части 17-го гвардейского стрелкового корпуса, продвинувшись на 2—3 км, пришли на выручку подразделениям 15-й и 81-й стрелковых дивизий, сражавшимся уже вторые сутки в окружении. Противнику удалось вводом в бой свежих сил оттеснить части 17-го гвардейского стрелкового корпуса на исходные позиции, но ворваться во вторую полосу обороны он не смог. В ходе ожесточенного сражения некоторые подразделения 13-й армии проявили неустойчивость. Так, 2-й батальон 47-го стрелкового полка 15-й стрелковой дивизии во главе со своим командиром капитаном Ракитским самовольно оставил свой рубеж и панически отступил в тыл дивизии, где был задержан заградительным отрядом и возвращен в бой. В этой связи Рокоссовский направил директиву № 00376/оп командующим армиями и командирам 9-го и 19-го танковых корпусов:

«Армии Центрального фронта имеют все возможности для полного разгрома и уничтожения наступающего противника.

Однако предварительные итоги двухдневных боевых действий показали, что некоторые части и соединения, особенно в 13-й армии, проявили недостаточную стойкость в обороне, нарушили приказ Народного Комиссара Обороны СССР от 28.7.1942 г. № 227, оставили без приказа свыше свои оборонительные позиции и тем самым позволили противнику вклиниться в нашу оборону и нарушить ее прочность.