Гений
Шрифт:
— Ой, ну что ты их так не любишь? Ты его даже не знаешь!
— Зато я вас, мокрошлёпок, знаю! Будете лбами сталкиваться под порогом, пусть хоть там, не при детях, не при мамках. А то объясняй потом. «Понравится», обмечталась! Он приехал-уехал и думать забыл, а вам потом всю жизнь жить. Дурищи, ничему вас жизнь не учит.
— Ой…
— Не ойкай! Сказал в коровнике постели, значит стели. Много думаешь сильно.
— А девок, небось, поближе селить, ага?
— Да не приведи боги, вы ж их заклюёте. К старикам девок, туда, на чердак.
— Где тебе поближе лазить, кобелине?
— Ой, дурында… Мне чужого не надо, тем более, из города — они там больные все, себя не блюдут.
— А ты блюдун, прям куда там!
— Хватит.
— На всю деревню блюдун, всех весёлых вдовушек на Митрин день обошёл, ни единой не пропустил!
— Ой иди, а? Змеища, лишь бы ужалить. Сходила бы к доктору, он бы яда сцедил, хоть припарки наделал, толк бы был с тебя.
— И пойду.
— Куда разбежалась? Городскому иди стели! Новое всё возьми, а то скажут, на линялом спим, совсем нищие. Пусть знают. Это не бери. Вот это лучше.
Голоса затихли, потом открылась дверь и Барт опять увидел лисьи глаза над ворохом ткани, на этот раз глаза не спрятались, а хитро улыбнулись. Он встал и изобразил городского щёголя, который догадывается, что ему не особо рады, но сильно не расстраивается, потому что как можно, перед такими глазами.
— Кан Барт, маг из столицы, по приказанию короля. Прибыл спасать, в том числе, урожай. Где у вас тут ближайший урожай в опасности?
Дама захихикала, лисьи глазки играли, то предлагая познакомиться поближе, то делая вид, что ничего такого не имели в виду, но вообще, если кавалеру очень сильно хочется, то он может что-нибудь предпринять, что-нибудь впечатляющее, может быть, магическое.
Он щёлкнул пальцами, рассыпая вокруг светящиеся искры, которые стали парить над головой вокруг них, и протянул ладони с улыбкой котика:
— Вам помочь это донести?
Дама чуть пококетничала, но гору одеял отдала, Барт впечатлился — гора была тяжёлая, а дама выглядела тростиночкой, румяной, прыгучей, но тоненькой, она к семье хозяина явно не принадлежала, там все были круглые.
«Если ей Ясма — „твоя мамка“, тогда недовольный мужик — её муж, и сын Занто. М-да.»
Он прикинулся, что ничьих стройных изгибов не изучал, а просто был вежлив, может быть, чуть больше, чем надо, но это от невинного очарования красотой, которая сильнее разума. Лисьи глаза сказали, что именно так всё и было, они точно видели, а потом скользнули в сторону и обратно, и опять вниз, к улыбочке, намекающей, что видели эти глаза гораздо больше, чем сказали.
Барышня повела его за дом, где был свой отдельный задний дворик и свой курятник, потом переулками между сараями куда-то вдаль, где возникла высоченная деревянная стена без окон, пахучая ещё сильнее, чем всё вокруг.
Они обошли стену сбоку, дама толкнула большую дверь в окончательно огромное помещение, Барту пришлось усилить свет магических светляков, чтобы оценить размеры — весь дом был одной комнатой, только с перегородками.
— Это конюшня?
— Завтра будет конюшня, — напевно ответила дама, входя танцующими шагами и разворачиваясь кругом, раскинула руки и улыбнулась шире: — А сегодня пусто, нет коней. Нет коня — не конюшня. Да?
Барта это почему-то так смутило, что он слов не нашёл, только вцепился в одеяла покрепче. Дама захихикала и побежала вприпрыжку вдоль центрального прохода, на ходу развернулась кругом, демонстрируя юбку и рукава, и толстую длинную косу, которая вилась вокруг неё змеёй на каждом обороте.
— Пойдём скорее!
Он шёл как на привязи, не чувствуя ног, как будто его этой косой тащили. Под ногами шуршала солома, в воздухе летали тонкие пылинки, их было видно только рядом со светляками, а дальше не видно. Дама добежала до конца большого помещения и скрылась за дверью, Барт поспешил за ней, она для него придержала дверь и указала куда-то наверх:
— Вон там спать будешь, на сене. Забирайся, — она подхватила подол, каким-то неуловимым финтом свернула его в узел, заткнула за пояс сбоку, обнажив ноги до колен, и ловко полезла вверх по вертикальной лестнице. Барт замер от того факта, что её колени оказались прямо возле его лица, а потом медленно задирал голову, одновременно с отвисающей челюстью, когда дама оказывалась всё выше, а обзор становился всё лучше. Но долго это не продлилось — через секунду она уже была вся над потолком, и выглядывала оттуда вниз, улыбаясь и свешивая косу так, что он мог бы дотянуться, если бы руки были не заняты.
— Чего замер? Лестницы никогда не видел? Так посмотри.
Барт опустил голову и стал смотреть на лестницу, но видел почему-то стройные ноги от колен и выше, шустро убегающие в потолок. Дама захихикала и опять оказалась рядом, забрала у него из рук одеяла и полезла обратно наверх, на этот раз медленнее, что он оценил и преисполнился. Когда он нашёл в себе силы влезть следом, она уже разложила часть одеял на как будто специально примятом сене, он осмотрелся и понял, что это как бы чердак, и сено здесь везде, но именно в этом месте оно выглядело так, как будто на нём уже спали.
— Ложись, пробуй, — дама приглашающе похлопала по одеялу, Барт снял рюкзак, сел на одеяло и одобрительно сказал:
— Спасибо, отлично.
— Нет, ты приляг! Давай, а то мало ли, — она с неожиданной силой толкнула его на спину и придавила грудью сверху, и тут же сделала детские невинные глаза: — Удобно?
— Очень, — он погладил её по голове, убирая с щеки прядь волос, спросил: — Как тебя зовут?
— Риша.
— А мужа?
— Ойто. Он младший сын Занто, наследник, с утра до ночи в поле, — она смешливо закатила глаза, прищурила и мурлыкнула: — Иногда по три дня там работает, одна ночую. Эх, — она вздохнула всей своей убедительной грудью, весомо лежащей на груди Барта, он понимающе покивал, убрал с её лица ещё одну прядь и тихо сказал:
— Красивая ты, Риша… Но мне проблемы не нужны. И становиться проблемой для тебя я не хочу.
— Ой посмотрите, какой воспитанный, — захихикала она, шутливо тронула пальчиком его нос и резко встала, оказавшись далёкой и недоступной. И тут же улыбнулась лисьими глазками: — Я тебе перед сном молока принесу. Устраивайся.
— Спасибо.
Она развернулась порывом, опять поднявшим в танец косу и рукава, и через секунду уже бежала вприпрыжку по соломе внизу, тихо напевая что-то на своём, на лисьем. Барт выдохнул так, как будто чудом остался жив.