Гений
Шрифт:
Барту не понравилась эта мысль, и даже не потому, что его косвенно обвинили в неспособности попасть в цель практически в упор, а потому, что ему просто не нравилась мысль стрелять в Эрика. Шен спросил:
— Почему не по зубам, кстати? На площади у тебя хорошо получилось.
Барт растерялся и занервничал от этих слов — ему одновременно было приятно, что Шен похвалил его успех, и было жутко от того, что Шен так хорошо осведомлён, но больше всего этого его волновало резкое чувство отторжения при мысли о том, чтобы так ударить Эрика. Ему просто не нравилось это даже теоретически обсуждать, это было просто плохо и совершенно не подходило. Но Шен ждал ответа, и врать Шену было бы очень неосмотрительно, поэтому Барт ответил честно, хотя и чувствовал себя из-за этого ужасно:
— Потому что это Эрик. А на площади был какой-то хрен с горы, который пришёл меня бить дубинкой, вчетвером на одного, при девушке. Он заслужил. А Эрик — нет.
И он тут же почувствовал себя обманутым и преданным за эти слова — Эрик заслужил, ровно в тот момент, так что всё было нормально и правильно. Но эта мысль опять не клеилась логически, а он не любил, когда его теории распадаются, поэтому стал искать ошибку. И она нашлась сразу. Он посмотрел на Шена с дикой надеждой на то, что его хотя бы постараются понять, и сказал:
— Знаете, вы меня не спрашивали, но я скажу своё личное мнение, непредвзятое и непрофессиональное, как обычно. У Эрика с головой проблемы. Он болен. Я не могу чем-то другим объяснить его поведение. Я давно его знаю, он таким не был, он никогда бы себе такого не позволил. Он либо сам крышей поехал, либо ему помогли, я, правда, не знаю, зачем. Но это не важно. Важно, что он болен, и он не отвечает за свои действия. Я бы даже вызов отменил, если бы смог это доказать. Покажите его менталистам, и обычному мозгоправу, пусть тесты какие-нибудь пройдёт, я не знаю… Пусть лечится. Потому что это не закончится, он не считает, что делает что-то не так, он не отдаёт себе отчёт, и значит, он сделает это ещё раз. И меня может не оказаться рядом. Вас тоже.
Шен усмехнулся так, что Барт понял, что его аргументы просвистели мимо, иронично сказал:
— Эрик влюбился. Любовь такое делает с мужчинами, что это ещё цветочки.
Барт покачал головой:
— Это что за любовь такая, от которой на девушку лезут всей тушей, хотя она явно этого не хочет? Это же отвратительно. Если бы это была любовь, то он бы к ней подкатил, она бы его отшила, он бы расстроился и тихо себе переживал где-то глубоко внутри. А лезть, когда ей очевидно неприятно — это отношение как… — он задумался, всё больше смущаясь, нервно усмехнулся: — Я не знаю, к кому так относятся нормальные люди. Ни к кому. Это должно наказываться по закону.
Шен усмехнулся ещё ироничнее, сказал с лёгкой жалостью:
— То, что женщины говорят и демонстрируют своим поведением, и то, чего они действительно хотят — это вообще разные вещи. Им нельзя выказывать мужчинам одобрение, их это характеризует как доступных, поэтому они изображают, что им это не нравится, всегда. Им льстит, когда мужчины их добиваются, дарят подарки и идут ради них на риск, поэтому они отказывают раз за разом, набивая себе цену. Ничего страшного он с ней не сделал, у неё нет синяков, потому что она не сопротивлялась — значит, её всё устраивало.
— Нет, — Барт качал головой в шоке от бездны непонимания того, как это вообще возможно, быть настолько слепым, у него даже слов не находилось, чтобы это высказать. Шен медленно кивнул:
— Да. Напоминаю, если ты забыл — эта женщина убила правителя Тонга, потому что он ей не нравился. Он повёл себя глупо, потому что не стал дарить ей подарков или обещать высокого положения, а сразу стал угрожать, и потребовал от неё того, что она ему давать не захотела — и она его зарезала, его ножом. А потом убила ещё двух человек, просто так, чтобы её не поймали. Она в состоянии себя защитить, и она, в отличие от тебя, выстрелила бы без малейших сомнений, если бы хотела. Но она не хотела, потому что ей всё нравилось.
— Нет, — Барт качал головой и опять чувствовал себя слабым и беспомощным, хотя его не били, его просто не слушали и не хотели верить, хотя он точно знал, что прав, и так сильно хотел это объяснить и доказать, что задыхался от собственной неспособности это сделать.
— Да. Ты однажды столкнёшься и поймёшь.
— Нет! — он схватился за голову, понимая, что сейчас реально лопнет от этого возмущения. — Послушайте меня, просто послушайте и поверьте мне, я там был! Если у неё нет синяков, это не значит, что он не сделал ничего страшного, он сделал, ей было пипец как страшно, я знаю, я видел, я менталист! Её сила, которой она лечила Дока, сломала её ментальные щиты, и я видел, как ей страшно. И она не дура, она понимала, что он всё равно с ней сделает что захочет, он с любым сделает что захочет, он охренительно сильный, и его она не зарежет, она не суперсолдат. Даже вы сказали, что не стали бы его оттаскивать руками, как она это сделает? И я думаю, она тоже видит, что он болен, так что его нельзя за это резать, это неправильно. Вы ничего не знаете. Ей до сих плохо, от этого чая успокоительного толку ноль.
Он замолчал и сидел молча очень долго, глядя в пол, на котором стояли босые синюшные ноги трупа, на котором его хотели научить убивать.
«Вообще никакого желания этому учиться. Ни малейшего.»
Шен мягко сказал:
— Если ты передумал выступать на дуэли, я выйду за тебя.
Барт поднял глаза, пытаясь увидеть лицо Шена и убедиться в том, что единственный вывод, который он сделал из его страстной речи — это то, что Барт не хочет бить Эрика. Шен кивнул:
— Так можно, если Эрик согласится. Но он согласится. Ты скажешь, что за тебя выступит старший мужчина твоей семьи, и, так как он не маг, дуэль будет без магии. Эрик согласится. Я не буду его убивать, просто чуть попинаем друг друга и инцидент будет исчерпан. Кто бы ни победил, госпоже будет приятно просто от факта того, что из-за неё случилась дуэль.
Барт опять взялся за голову и закрыл глаза, пытаясь осознать. Открыл и ровно сказал:
— Почему вы его сами не вызовете?
— Потому что госпожа Вероника мне юридически не принадлежит. Если я полезу защищать её честь, то объявлю её своей де-факто, что похоронит её репутацию. Даже если я на ней на следующий день женюсь, она всё равно на всю жизнь останется с клеймом падшей женщины. А если её будет защищать брат, то это совсем другое дело.
— Но де-юре я не брат. Это не создаст проблем?
— Не создаст, если она представит тебя всем как брата на балу. Я об этом позабочусь.
— Спасибо.
Он замолчал, опять пытаясь найти какой-то способ объяснить. И сказал:
— Вы знаете, какое по закону наказание за изнасилование?
— Пять медяков, — понимающе усмехнулся Шен, как будто ждал этого вопроса.
— Да.
Барт не знал, как продолжить, и хотел просто разрезать рану и показать сломанные кости, в надежде, что Шен сам всё поймёт и сделает выводы. Шен усмехнулся ещё более мудро и иронично, и сказал: