Геннадий Зюганов
Шрифт:
По воспоминаниям Геннадия Андреевича, занимался он увлеченно. Подстегивало понимание, что вряд ли когда-нибудь еще представится возможность пополнить знания, целиком сосредоточившись на учебе. Поэтому в течение 1978–1980 годов он успел не только пройти полный курс наук, но и закончить экстерном аспирантуру, защитить кандидатскую диссертацию. Тема ее для философии была несколько необычной: «Основные направления планового развития городского образа жизни (на примере крупных городов страны)». За названием угадывается важная черта в характере Зюганова, постоянно проявлявшаяся в более поздние годы — стремление не просто аккумулировать знания, а активно использовать их для решения конкретных насущных задач. В диссертации был проанализирован внушительный материал, почерпнутый из деятельности партийных организаций Орла, Ставрополя, Шахт, Донецка, Львова, Жданова и некоторых других городов страны. Сам Геннадий Андреевич так поясняет выбор темы своего исследования: «Мне хотелось практической, преобразовательной деятельности, отвлеченные умствования не привлекали.
Конечно, у широкого круга читателей диссертация на подобную тему сегодня большого интереса не вызовет. Однако в свое время она издавалась в виде монографии, что было тогда редкостью и являлось безусловным признанием ее научных достоинств. Естественно, эта работа не оставалась без внимания и позднее — в публикациях, посвященных лидеру КПРФ. Так, авторы одного из биографических очерков о Зюганове [4] , подробно анализируя и давая в целом положительную оценку его первой монографии, отмечают и ее недостатки. Вполне справедливо полагают они, что в ней отразились некоторые далеко не лучшие традиции эпохи: обязательное цитирование Брежнева, использование идеологических штампов — все то, что сам Зюганов позже называл идеологическим монополизмом. Что ж, ничего не поделаешь — было это необходимой данью времени, своеобразным компромиссом. Однако не со всеми замечаниями можно согласиться. Серьезный изъян авторы усмотрели, например, в том, что в работе Зюганова «ничего не сказано о развитии теневого сектора экономики, который стихийно рос, но не отражался не только в работах обществоведов, но даже в статистике. Между тем начинался процесс возвратного, регрессивного классообразования, который не замечался правящей партией, увязшей в завышенных и некорректных самооценках».
4
См.: Кислицын C. A., Крикунов В. И., Кураев В. Д.Геннадий Зюганов. Краснодар: Флер-1, 1999.
Такая критика представляется несколько надуманной и выражает довольно распространенное, но отнюдь не бесспорное мнение о том, что теневой сектор полным ходом развивался в недрах социализма задолго до того, как страна была повернута вспять, и стал едва ли не главной идейной и материальной силой этого разворота — в сторону дикого капитализма. Слишком ничтожны были объемы теневой экономики и крайне узок круг людей, занятых в ней, чтобы говорить о серьезном воздействии на общественные процессы конца семидесятых — начала восьмидесятых годов. К тому же в то время любая нелегальная экономическая деятельность сурово каралась законом, а некоторые преступления в этой сфере нередко влекли за собой исключительную меру наказания. Во многих регионах о теневиках даже и не слышали. Во всяком случае, во время работы на Орловщине Зюганов с серьезными случаями подобных правонарушений не сталкивался. А уж кто-кто, но он, курируя административные, в том числе и правоохранительные органы, узнал бы о них одним из первых. О какой же статистике может тогда вообще идти речь?
Хотим мы этого или нет, но тиражирование мифов о немыслимых масштабах теневой экономики льет воду на мельницу тех, кто задним числом пытается подвести «теоретический» базис под сознательноучиненный развал страны и заводит разговоры о том, что постигшая нас катастрофа якобы имела серьезные социально-экономические предпосылки. Системный экономический и социально-политический кризис был спровоцирован той перестройкой, которую затеял и бездарно проводил Горбачев. Причем существует и четкая веха, ознаменовавшая начало всеобщего обвала, — состряпанный наспех и принятый 26 мая 1988 года Закон «О кооперации в СССР». Именно под флагом кооперативного движения развернулось реальное наступление на социализм. Характерно, что около 80 процентов кооперативов было создано в рамках государственных предприятий; на них они и паразитировали, не создавая практически никаких материальных ценностей. Началась невиданная по своему цинизму и размаху перекачка государственных средств в частный сектор, носивший в большинстве случаев откровенно противозаконный характер. Другими словами, пошел фактически открытый процесс ограбления государства. Именно через кооперативы обналичивались накапливаемые «малиновыми пиджаками» капиталы, что привело к созданию над потребительским рынком огромного рублевого навеса — денежной массы, не находящей себе применения ни в сфере обращения, ни в сфере производства. Обрушение этого навеса стало главной причиной возникновения чудовищного дефицита, введения талонной системы, породило безудержную спекуляцию. Предпосылки политического переворота в стране создавались умело и последовательно.
Несмотря на то, что об этом говорилось и писалось уже довольно много, некоторые свидетельства все же не грех будет и повторить. Летом 2001 года состоялась организованная фондом «Либеральная миссия» конференция «Итоги и перспективы современной российской революции», приуроченная к выходу книги Ирины Стародубровской и Владимира May «Великие революции от Кромвеля до Путина». В числе других выступил на ней и «советник всех президентов» Глеб Павловский. Большинство его откровений, предназначенных для своего круга, столь красноречивы, что не требуют комментариев. Вот некоторые из них:
«Подобно любому организму, каждая революция ищет способ построения некоего шлюза, насоса для расширения своего поля, для вовлечения в него всё новых участников на уже определенных ею ролях. Революция 1980-х — начала 1990-х годов решила эту проблему по-своему элегантно. Использованный механизм был тесно связан с проблемой финансов. Финансирование революции всегда было интереснейшей темой, остро нелюбимой во время самой революции и вызывающей споры, противоречия и обиды долгое время после нее. Революция в СССР финансировалась из государственного бюджета. Роль каких-либо других денег в этой революции начинает прослеживаться примерно с 1990 года, когда процесс уже стал неудержим. Я помню, что в конце 1989 года, когда дело шло к выборам в Российской Федерации, Джордж Сорос собрал несколько человек и сказал: „Ну что, вы так и будете телиться?“ Каждый по-своему описал, каким образом он не будет телиться, и Сорос сказал: „Ваши проекты интересны, и, в принципе, я готов потратить на это миллион долларов“. Но эта поддержка фактически играла роль лишь дополнительной канализации достаточно динамичного процесса. Да, на дополнительное финансирование революции можно было отдать несколько коробок из-под ксероксов, факсов или компьютеров, но в основном она финансировалась государством через систему кооперативов.
Кооперативы 1980-х годов можно рассматривать как в рамках экономической, так и в рамках истории политической. Напомню, что кооперативы были фактически первой легально разрешенной формой гражданской организации, позволяющей вести все виды деятельности. Именно в кооперативной среде, в которую без значительных изменений перешла предшествующая ей неформальная среда, возникает механизм обналичивания безналичных денег и система определенного типа отношений между экономической деятельностью, правом и гражданским поведением. В этом треугольнике, который в принципе исключает формирование устойчивых отношений собственности и ее защиты, мы остаемся до сих пор. В этой системе могут возникать сообщества, через которые постоянно текут наличные деньги, скапливаясь в определенных местах в сравнительно большом количестве, а политическими средствами выстраиваются оболочки для охраны этих аккумулированных капиталов, но отношения собственности здесь сформироваться не могут.
Эти высоко финансируемые передовые сообщества, движимые активными людьми, выстраивают определенные отношения с властью, основанные на правовом невмешательстве власти в сферу их деятельности. Это разделение интересов тоже возникло в 1980-е годы, когда власть предоставила кооперативам некий открытый сектор, на который не распространялись отношения права, тогда как сама она контролировала всё, что находилось за пределами этого сектора. В дальнейшем в результате экстраполяции, расширения этот сектор захватил всё общество, и эта система отношений заменила собой поле, в котором могли бы возникнуть отношения, регулируемые правом».
К этому только добавим, что все, о чем поведал Павловский, до поры до времени происходило под прикрытием социалистической фразеологии, под лозунгом построения нового, правового государства, кардинальных перемен в рамках социалистического выбора.И многие действительно верили в то, что новоявленные «революционеры» на самом деле стремятся изменить жизнь страны к лучшему, сохраняя непреходящие ценности социализма и фундаментальные завоевания советской власти.
…Занятия в Академии общественных наук и работа над диссертацией поглощали столько времени, что Москву тогда толком узнать так и не удалось. Но, как и его коллеги, откомандированные сюда из самых разных регионов страны, Зюганов почти физически ощущал на себе воздействие особой духовной атмосферы, еще царившей в те годы в столице. Значительное влияние на него оказал и новый круг знакомств — слушатели АОН в большинстве своем были людьми образованными, мыслящими и, как правило, начитанными. Всегда ценивший интересных собеседников, Геннадий Андреевич особенно любил откровенное общение в непринужденной обстановке, которое часто перерастало в оживленные споры на самые разные темы — волновало многое, но более всего положение в стране, особенно в экономике, обстановка в партии. Все сходились во мнении, что перемены не за горами, но вот каким образом они произойдут — оставалось только гадать. Нередко возникала полемика вокруг литературных новинок, и тогда Геннадию Андреевичу казалось, что время будто переносит его в счастливую и беззаботную пору студенческой юности, когда будущее не омрачалось тревожными предчувствиями, а под безоблачным небом хватало места и физикам, и лирикам. Вот только на смену трибунной поэзии, шумной и взвинченной, пришла теперь литература совсем иного свойства, обеспокоенная разрушением глубинных нравственных устоев народной жизни, подменой исконных ценностей ложными целями, пронизанная болью за судьбу России.