Геннадий Зюганов
Шрифт:
Зюганов — один из редких российских политиков, которые не носят при себе опознавательную систему «свой — чужой». Он терпим к политическим оппонентам, людям иных взглядов и убеждений, и за этим видна мудрость человека, немало испытавшего в этой жизни, обладающего широтой взглядов, природным инстинктом собирателя, пытающегося рассмотреть и найти даже в деструктивном начале ростки позитивного, объединяющего, созидательного — того, чего всем нам так не хватает в наше время. Но это присущее Зюганову свойство, в основе которого лежит безусловное признание уникальности и ценности любой человеческой судьбы, не следует путать с податливостью и мягкотелостью, он способен выдержать любой накал противостояния.
Не секрет, что кому-то видится за этими качествами Геннадия Андреевича аппаратный опыт «чиновника цековской школы». Наверное, люди сейчас уже настолько уверовали в то, что любой политик — совершенно не тот, кем кажется на самом деле, что его образ создан в угоду публике «пиарщиками» и политгехнологами, что по-другому и не мыслят. Но в «цековской школе» искусство человеческих отношений не преподавали. Тем не менее большинство кадровых партийцев его осваивали, потому что работали в такой среде и обстановке, где трудно было казаться—
Бывший непосредственный руководитель Зюганова — заведующий сектором отдела пропаганды ЦК КПСС Н. С. Черных, который близко знает Геннадия Андреевича уже четверть века, считает, что тот пришел в ЦК КПСС уже вполне сформировавшейся личностью — и в профессиональном отношении, и в моральном, человеческом плане. И в подтверждение приводит такой пример. Вскоре после того, как Зюганов приступил к новой работе, поручил ему Николай Степанович разобраться с жалобой бывшего фронтовика. Просил тот местные власти улучшить ему с женой (она тоже была участником войны) жилищные условия. Пришел на прием в райисполком, надев боевые награды. И сразу же был сражен фразой одного из тамошних бюрократов: «Снял бы ты свои побрякушки». Черных такой наглостью был возмущен не меньше фронтовика — сам участник Великой Отечественной войны, да к тому же известен был своим крутым характером. Но Зюганову своих эмоций не высказал, только попросил: «Доведи дело до победы». Месяца три дымилось кресло под тем бюрократом, который подлость допустил. Юлил, отписываться пробовал: «Рассмотрим при первой возможности… Постараемся улучшить жилищные условия заявителю в очередном квартале…» Но не снял Геннадий Андреевич дело с контроля, пока не получил заслуженный человек ордер на однокомнатную квартиру. Даже секретариат МГК КПСС подключил, когда проволочки почувствовал.
А ведь работа с подобными жалобами составляла только малую часть обязанностей инструктора, и можно было бы над ними не убиваться — достаточно привести дело в соответствие с действовавшими порядками и законами. Сам Черных не скрывает, что Зюганов был у него загружен — больше некуда. Так называемый территориальныйсектор, который возглавлял Николай Степанович, отвечал за состояние всей пропагандистской и массово-политической работы в краевых и областных парторганизациях РСФСР, включая подбор и расстановку идеологических кадров. В отделе пропаганды было два таких сектора — другой вел аналогичную работу в союзных республиках. В сферу непосредственной ответственности Геннадия Андреевича сразу же вошли Москва и Московская область, Северный Кавказ и ряд южных областей России. Кроме того, учитывая его опыт военной службы, Черных поручил ему курировать политическую работу в войсках противовоздушной обороны. Свою состоятельность Зюганову пришлось подтверждать очень скоро. Во время подготовки вопроса к заседанию Секретариата проверял он положение дел в Ставропольском крае и обнаружил очень много недостатков, которые изложил в документе по итогам проверки. Руководству края такая принципиальность пришлась не по вкусу — справка была негласно обжалована в «верхах». Когда дошло дело до «виновника» возникшего конфликта, тот не стушевался: «Написал, как есть на самом деле». Точку зрения Зюганова удалось отстоять, а ведь мог он и «под танк» угодить: у ставропольцев был в Политбюро влиятельный покровитель в лице Горбачева, и сталкиваться с ними на «тропе войны» мало кто отваживался.
После этого случая Черных окончательно убедился, что обрел достойного работника. Любил он людей твердых, потому что сам никогда перед другими не лебезил. Первая в его партийной биографии серьезная стычка произошла не с кем-нибудь, а с самим Хрущевым. Случилось это в его бытность секретарем Куйбышевского обкома партии, в начале шестидесятых годов, накануне разделения административных районов и органов управления на промышленные и сельские. Никита Сергеевич позвонил в обком и, выяснив, что первый секретарь находится в отпуске, стал интересоваться у Николая Степановича, как в Куйбышеве относятся к предполагаемой реорганизации. Тот прямо ответил: отрицательно, к тому же не поддерживают эту инициативу и соседи из Татарии и Башкирии. «Сравнил тоже…» — и Хрущев добавил крепкое ругательство. Черных не растерялся: «Сравнивать действительно трудно: экономический потенциал Куйбышевской области больше, чем у двух этих республик вместе взятых». От такой наглости Никита Сергеевич пришел в ярость и стал требовать, чтобы ему немедленно сообщили местонахождение первого секретаря. Черных сказал, что не в курсе. Знал он, конечно, в каком санатории лечился его первый, А. С. Мурысев, но опасался, что беседа с Хрущевым может для него плохо кончиться, так как был он тяжело болен, к тому же с Никитой Сергеевичем, мягко говоря, не ладил. Но несчастье все же произошло: вскоре у Мурысева случился инфаркт…
Твердость Зюганова, как считает Черных, ничего общего не имеет с упрямством или с присущим некоторым горячим головам стремлением в любом конфликте бросаться вперед с шашкой наголо. Хотя — что греха таить — сам Николай Степанович спокойствием нрава не отличался, и каждый в секторе знал: «заведется» — не перечь, подожди немного, пока отойдет. Но знали и другое: в трудной ситуации всегда поддержит, а если и пропесочит, то за дело.
По воспоминаниям Черных, Геннадий Андреевич располагал к себе окружающих основательностью и обоснованностью суждений, тем, что в спорах всегда внимательно прислушивался к аргументам оппонентов, не навязывая им своего мнения. Он никогда не боялся прослыть невеждой, не стеснялся задавать вопросы или обращаться за советом. И при этом отличался завидной последовательностью, любое дело доводил до конца, не останавливался на полпути и не шарахался из стороны в сторону. Удивительно быстро он стал пользоваться авторитетом у руководителей всех областей, которые курировал. С его мнением о состоянии идеологической работы в Москве, где, по мнению коллег Зюганова, очень просто было и шею свернуть, считался и сам В. В. Гришин, не говоря уже о секретаре МГК по пропаганде A. M. Роганове. Но вот позднее с Ельциным он не нашел даже малейшего взаимопонимания — Борис Николаевич признавал во всем только собственную точку зрения и советчиков подбирал, руководствуясь лишь одному ему известными мотивами.
Когда Черных уходил из ЦК, рекомендовал на свое место Зюганова не задумываясь. Недоумевал потом, почему того долго не утверждали, четыре месяца продержали в качестве и. о. завсектором: не знал, что в отделе пропаганды Центрального Комитета с приходом Яковлева начался отсчет совершенно другого времени. Незадолго до ухода он встретился с Яковлевым на партсобрании, оказавшись с ним в зале рядом. Они были знакомы давно, и Николай Степанович поинтересовался, почему тот не в президиуме, где по традиции всегда сидит руководитель отдела. Не придал тогда особого значения тому, что услышал в ответ: «Традиции меняются, еще не то будет». Потом же не раз вспоминал и эти слова, и пробежавшую по лицу Александра Николаевича тень недоброй усмешки.
Имеет смысл сказать несколько слов о дальнейшей работе Черных, поскольку назначили его первым заместителем председателя Всесоюзного общества трезвости (должность председателя была общественной), и он оказался в самом центре одной из самых широкомасштабных кампаний — в 1985 году развернулась борьба с пьянством и алкоголизмом. Идея искоренить это зло в стране приписывается Горбачеву, хотя все необходимые материалы и подготовительные мероприятия были проработаны еще при Андропове (появление в продаже недорогой водки, названной в простонародье «андроповкой», к его принципиальной позиции никакого отношения не имеет). Но он заняться этой проблемой не успел, и к осуществлению того, что было задумано значительно раньше, приступил Горбачев. Эта акция стала одной из немногих, инициатива которых исходила снизу, из народа: ЦК КПСС был завален письмами, в первую очередь от женщин, с настоятельными просьбами принять решительные меры, способные остановить в стране разгул пьянства, вместе противостоять беде, которая прямо или косвенно затрагивала едва ли не каждую семью. Никто, естественно, не ждал, что процесс оздоровления пойдет безболезненно. Издержек было немало: большие очереди в винных отделах магазинов, самогоноварение, серьезные перегибы на местах. Но в целом картина не имеет ничего общего с тем, как ее пытаются представить сегодня. Во-первых, никто не собирался вводить в стране сухой закон, речь шла только о сокращении производства и потребления водки и так называемой «бормотухи», что и было достигнуто. При этом выпуск коньячной продукции сохранялся на прежнем уровне, а производство шампанских вин возросло на 50 процентов. Во-вторых, никакой целенаправленной вырубки виноградных плантаций по якобы указаниям «сверху» не проводилось. Предусматривалось только изменение их структуры — увеличение доли столовых сортов, которая едва достигала 20 процентов от общих площадей, и удельного веса высококачественных технических сортов винограда. Другое дело, что перегибов и злоупотреблений избежать не удалось. Например, в Крыму некоторые предприимчивые чиновники и дельцы обманом захватывали и уничтожали виноградники, чтобы расчистить площади под строительство объектов недвижимости, суливших сверхприбыли. В целом же как до, так и после антиалкогольной кампании ежегодный сбор винограда не снижался и составлял 5–6 миллионов тонн. (Заметим, что за последние полтора десятилетия он сократился вдвое.) При этом были достигнуты важные позитивные результаты, свидетельствующие о том, что в борьбе с тяжелым социальным недугом было выбрано верное направление. Потребление алкоголя в расчете на одного человека стало сопоставимо с европейскими показателями (4–6 литров в год). В стране резко возросла рождаемость и снизилась смертность. В 1986–1987 годах родилось на 500 тысяч детей больше, чем за аналогичный предшествующий период, трудовые сбережения в сберкассах увеличились на 35 миллиардов рублей. На 20–30 процентов снизилась преступность, уменьшился производственный травматизм, значительно сократилось количество транспортных происшествий, существенно меньше стало сердечно-сосудистых заболеваний. Почему-то все это сегодня замалчивается в многочисленных телевизионных программах, посвященных этой теме. Создается впечатление, что телепрограммы преследуют одну цель: заставить общественное сознание смириться с мыслью, что Россия якобы обречена на пьянство, что в ней «пили, пьют и будут пить». Именно под таким русофобским лозунгом «демократические» средства массовой информации торпедировали в свое время антиалкогольную кампанию. Махнули на нее рукой и руководители КПСС, так же как и на Продовольственную программу, и на другой важнейший социальный проект — «Жилье-2000», предусматривающий к 2000 году обеспечение каждой семьи отдельной (бесплатной!)квартирой. Разбуженную энергию масс «архитекторы» перестройки ловко отвернули от созидательных целей в нужную им сторону. Осуществить то, что они задумали, с трезвым народом было практически невозможно. Так же, как и сейчас, наверное, было бы нелегко продолжать начатое ими дело без алкогольного и наркотического дурмана.
…Хоть и считал Черных, что заполучил он из Орла готового высококвалифицированного сотрудника, самому Зюганову понадобилось время, чтобы адаптироваться на новом месте и почувствовать уверенность в собственных силах. Казалось бы, и знаний, и опыта партийной работы уже приобрел достаточно, однако с первых дней стало ясно, что масштабы проблем, которыми предстоит заниматься, не укладываются в рамки представлений, сформированных в Орле. Многому пришлось учиться, и прежде всего в самом процессе практической работы. Например, при подготовке аналитических документов, материалов для Политбюро и Секретариата ЦК КПСС необходимо было не только владеть тем или иным вопросом в мельчайших деталях, но и хорошо знать в целом обстановку в регионе. Помогала информация, которая собиралась и постоянно обновлялась в ЦК, хранилась и в электронной базе данных, и в его отделах. Эта информация давала детальное представление о ситуации во всех промышленных отраслях, в сельском хозяйстве, образовании, социальной жизни. Вплоть до того, например, где и какие общеобразовательные школы испытывают недокомплект кадрами и какие именно учителя им потребуются к новому учебному году. При этом можно было проследить всю динамику развития той или иной сферы за последние 15–20 лет и выяснить перспективы на ближайшие годы. Кроме того, по любому вопросу в области политики, идеологии, культуры, внутренней и международной жизни всегда можно было получить исчерпывающую справку в лекторской группе отдела пропаганды, в которую подбирались высококлассные специалисты с основательной научной подготовкой.
Аппарат ЦК КПСС представлял собой мощный мозговой центр страны, владел полной и достоверной информацией, которая позволяла осуществлять эффективное управление народным хозяйством и социальными процессами, оперативно реагировать на изменение обстановки, возникающие проблемы. Другой вопрос, что в течение длительного времени склеротирующее руководство партии не желало или уже просто не могло в должной мере использовать этот огромный интеллектуальный потенциал. Их нелюбознательность и инертность обернулись в конечном счете национальной трагедией. Как бы то ни было, но сегодня даже при несравнимо возросших возможностях, предоставляемых современными информационными технологиями, мы не обладаем и малой долей тех знаний и представлений о положении дел в стране, которыми располагали раньше.