Геносказка
Шрифт:
— Наш контракт?.. — с трудом спросила Гретель, все еще тяжело дыша. Мокрые волосы прилипли к бледному лбу. — Но он не выполнен. Принц явился слишком поздно. Принцесса мертва.
Альв мягко, покровительственно улыбнулся. И от одной этой улыбки у Гензеля защемило сердце.
— Какая разница? — небрежно спросил альв.
Он легко распахнул крышку стазисной камеры и мягко провел руками по коротким волосам мертвой принцессы цвета легкой ржавчины или тусклой меди.
— Она не откусила от золотого яблока…
— Что такое яблоко? — спросил альв негромко, ни к кому не обращаясь. — Всего лишь сосуд. Символ. Но вы, кажется, слишком много внимания
— Принцесса Бланко мертва.
Альв вновь усмехнулся.
— Смерть — это тоже болезнь, — сказал он. — Глупая детская болезнь.
Легким прикосновением светящихся пальцев он выключил стазисную камеру. Тревожно, умирающими птицами, закричали датчики. Альв не обращал на это внимания. Он методично отключил все кабели и освободил принцессу из опутывавшего ее кокона. А потом он нагнулся над ней — и поцеловал в губы. Гензель как завороженный смотрел на это. Просто легкий поцелуй. Светящиеся губы альва коснулись посиневших губ принцессы Бланко, на миг сомкнулись с ними — и оторвались.
Принцесса Бланко закашлялась. По залу разнесся благоговейный шепот. Осеняя себя знаками священной двойной спирали, монахи исступленно забормотали молитвы.
Его величество Тревиранус Первый побагровел лицом.
— Что это? — закричал он. — Как вы… Что происходит?!
— Я явился сюда за тем, что принадлежит мне по контракту, — спокойно пояснил альв, осторожно и нежно помогая принцессе приподнять голову. — Мой контракт — это она.
«Она не вещь! — захотелось крикнуть Гензелю. — Ты, дрянной светлячок! Принцесса — не чертова колба с ДНК! И она не контракт!»
Он не мог этого сказать — медленно проваливался в темноту. Темнота была мягкой, податливой, почти нежной. Она ждала Гензеля, как приветливая хозяйка. Но взгляд альва, упершийся в Гензеля, вдруг рассеял эту темноту, как мощный луч фонаря. И Гензель ощутил, как его тело, уже налившееся было смертельным оцепенением, мгновенно делается легче. Черная кровь отхлынула от головы, ушла из легких. Ужасно закружилась голова…
— Принцесса — не вещь, — сказал альв, все еще смотря на Гензеля, а может, Гензелю это лишь казалось, как казалось каждому в зале. — Она — живое существо. Удивительное по своей природе. Она не должна была появиться. Она — чистый цветок, выросший на залитом радиоактивными отходами поле. Она — фактор невозможного, который появился в одном старом, запутанном и, если честно, никому не нужном уравнении. Это уравнение веками трансформировалось и видоизменялось, все дальше удаляясь от своих корней. Но этот фактор… Что же вас пугает? Она такой же символ, как и яблоко.
— Что ты с ней сделаешь? — спросил Гензель.
Удивительно, но голос повиновался ему. Тело, слабое еще, как у новорожденного щенка, не было способно подняться, но Гензель и без того понял, что смерть отступила. Он не знал, каким образом это произошло. Альв даже не прикасался к нему.
— Я отведу ее туда, где она не будет ни чьим-то проклятием, ни чьей-то иконой. Туда, где она сможет позволить себе просто быть человеком.
— Будете изучать ее, как лабораторный препарат? Тыкать иголками?
Предназначенная ему улыбка альва оказалась невеселой. Как отблеск осеннего солнца, проникший сквозь густую пелену облаков, отфильтрованный ими и бледный.
— Не так грубо. Да, мы будем изучать ее. Фактор невозможного требует долгого изучения. Но, скорее всего, он принципиально непознаваем. Принцесса Бланко просто будет находиться там, где никого не интересует чистота крови. Где она не будет бояться — ни других, ни самой себя.
Принцесса наконец очнулась. Она поднялась в своем хрустальном гробу, изумленно оглядываясь. Гензель заметил ее испуг, когда она увидела короля. И ее слабую улыбку, когда она увидела мачеху. А еще — особенное выражение ее глаз, когда она увидела его самого. Она ничего не сказала. Отчего-то Гензелю казалось, что принцесса тоже мгновенно все поняла и ей нет нужды задавать вопросы. Отныне у нее больше не будет никаких вопросов. Они будут только у тех, кто останется здесь.
В тишине, которая воцарилась в лазарете, тишине напряженной и неестественной, сухой голос геноведьмы прозвучал удивительно звучно.
— Вы хотели заполучить принцессу. Вы могли сделать это с самого начала. Без нашей помощи. Вы ведь знали все наперед. Зачем? Зачем вы заключили контракт со мной?
Существо, состоящее из жидкого золота, подмигнуло ей:
— Ты и так знаешь ответ, геноведьма.
— Вы… — Гретель нахмурилась, словно переваривая мысль, только что пришедшую ей в голову. — Вы изучали не только принцессу. Вы изучали… что-то другое. Нас.
Кивок богоподобного существа был вознаграждением за ее прозорливость.
— Верно, геноведьма. Принцесса — фактор невозможного в уравнении, а вы — то самое уравнение. Великое уравнение человечества, которое плетется веками и едва ли когда-нибудь будет решено. Все вы — части этого уравнения. Принцесса раскрыла душу каждого из вас, вынудила вас действовать, и каждого по-своему. Ваши мотивы, ваши стремления, ваши страхи — все это, отфильтрованное фактором невозможного, тоже представляет для нас интерес. Человечество в его теперешнем состоянии — очень запутанное уравнение. Возможно, разбирая его по частям, находя закономерности и отдельные зависимости, мы сможем определить его корни. Но если это и случится, то очень не скоро. Может, через сорок лет, а может, через века.
— Или же этого не произойдет никогда, — бросила Гретель. — У некоторых уравнений невозможно найти корень. Они — всего лишь спутанный клубок цифр, не имеющих ни смысла, ни решения.
Задумчивость легкой тенью легла на светящееся лицо альва и каким-то образом на миг сделала его более похожим на обычного человека. Кажется, даже свечение в этот момент стало мягче. И Гензелю почудилось, что сквозь это зыбкое свечение на прекрасном лице альва он увидел что-то, напоминающее сочувствие.
«Может, это нас и роднит? — подумал Гензель, не отрывая от полубожества взгляда. — Любой организм в силах испытывать боль. Возможно, и мыслить может даже крупный нервный узел. Может, именно умение сочувствовать — наша тонкая связь с альвами? Мы уже не люди — ни мы, ни они. Но не может быть, что между нами не осталось таких вот тончайших связей… А если связи эти есть, быть может, все не так и плохо?»
— Это возможно, — сказал наконец альв. — Но что такое возможность, если вселенная время от времени рождает фактор невозможности, обесценивающий любые выкладки?
Он положил руку на плечо принцессе. И ее тоже охватило легкое свечение. Обнаженная фигура Бланко оторвалась от хрустального гроба и повисла в воздухе рядом с альвом. Ее лицо показалось Гензелю одухотворенным лицом человека, который внезапно понял множество важнейших вещей. Человека, которому больше нет нужды оставаться здесь. Гензель ощутил, как грусть проникает в его тело множеством серебристых змеек, холодных и горячих одновременно. Он знал, что дальше должно произойти.