Генри, ты - Охотник!
Шрифт:
Выглядящая, как Пенни, хмурится как-то обиженно, надувает губы и неловко кусает их. Генри думает, что она один в один Пенелопа и от того только теряется больше, не знает, как правильно реагировать, как проверить и выяснить.
Блэк открывает рот, хочет спросить -- кто она. Хочет узнать сестра ли это. Хочет выяснить -- кто перед ним. Генри закрывает рот, понимая, что не имеет представления, как задавать вопрос. Он в растерянности, бросает взгляд в сторону Реджины и впервые по-настоящему ждёт от неё помощи, потому что больше не от кого.
Реджина не улавливает молчаливого призыва, но всё равно помогает, как может. Выгибает одну бровь, складывает руки в тонких чёрных перчатках на груди, и, выпрямив спину, спрашивает, своим шуршащим
– - Вы?
Пенелопа растерянно смотрит на Смотрительницу. Рассматривает старое платье в пол, потрёпанные кружева на воротнике и манжетах. Пенни кусает губы, глядя на очки-половинки, руки в потрёпанных перчатках и тусклый цвет волос. Василиски распространяют вокруг себя ауру тоски, Пенелопа чувствует, почти физически, что перед ней именно представитель этих жутких мутантов. Пенни снова и снова кусает губы, отходит на шаг и, оступившись, едва не падает снова. Коленку с содранной кожей саднит. Смотрительница в ожидании поднимает брови, её взгляд остаётся таким безразличным, что Пенелопа испытывает желание укусить её за руку, или сделать что-то другое -- неожиданное и глупое.
Пенни умеет.
Пенни ничего не делает.
Пенни продолжает кусать губы.
Пенни хмурится тем сильней, чем спокойней становится Генри.
Пенелопа осознаёт, что где-то была допущена ошибка и почти готова её немедленно решать.
Хрустящий голос василиски выводит её из комы собственных мыслей, заставляет обратить внимание на мир, не только на брата.
Интонация Смотрительницы даже не вопросительная:
– - Кто. Вы.
Пенелопа приходит в себя настолько, чтобы догадаться ответить:
– - Хельга Пенелопа Блэк.
И не настолько, чтобы догадаться что-то объяснить.
Генри разевает рот, и выглядит так же мило, как в пять лет, когда задался вопросом регенерации любимого дедушки. Пенелопа ощущает, как посасывает под ложечкой. Чувствует, как пудовое одеяло на плечах становится тяжелее, укутывает её в одеяло из чувства вины сильней, пеленает так, что вздохнуть трудно. Генри смотрит с жалобной обидой, так, словно ему шесть и Пенелопа не поделилась с ним сладостями.
Смотрительница вскидывает брови, оборачивается на Генри и с обвиняющим недоумением спрашивает:
– - Как ты мог не знать о Нелюдях?
Смотрительница не думает, что пришелица врёт, но понимает, что и Генри по-настоящему ничего не знает. Её рыжие брови вскинуты в удивлении, она не знает как реагировать, отступает в сторону.
Генри, наконец-то, находит вопрос, который может задать:
– - Это, правда, ты?
Пенелопа задыхается в чувстве вины, кусает губы, прокусывая до крови, кивает.
Генри не знает, как реагировать, облизывает губы в растерянности бросает взгляд на отошедшую в сторону Реджину. Он бы и дальше терялся, не зная, что предпринять, не понимающий собственных чувств и погребённый ими целиком. Его сестра не человек. Нелюдь. Кто-то когтистый и не известный ему. Это его Пенни и она ничего не говорила. Генри ощущал накатывающую сжимающую грудь боль и ощущал себя брошенным щенком.
Пенелопа всё ещё старшая сестра и знает его лучше всех. Её рука уверенно сжимает запястье Генри, тянет к ней, ближе, притягивает для мимолётного объятия. Пенелопа выдаёт извиняющуюся грустную улыбку, почти вежливо кивает в сторону Смотрительницы и тянет брата за собой. Она ещё даже не знает куда, может быть даже к деду, но подсознательно понимает -- нужно немного времени для Генри и для неё самой. И много объяснений, которые она надеется ему дать.
Генри возвращается домой после полуночи. Он оставляет сестру у одной из дорожек из жёлтого кирпича, не рассматривая то, о чём читал в детской сказке. Даже не обращая внимания. Он бродит какое-то время по городу, заходит в несколько тупиков и сталкивается с группой вампиров. Генри не уверен, что это именно они, но скорость, красные глаза и клыки кажутся ему свойством именно этой расы. Он не знает так ли это, жалеет, что нет никаких книг, на которых он мог бы построить свои знания.
Генри валится в свою кровать без сил, не смотрит вокруг и, забыв закрыть двери в номер, засыпает. Асмодея недовольно вертится вокруг, лает, чтобы привлечь к себе внимание и, не дождавшись реакции -- бегает по номеру. Генри сквозь сон отмахивается, не способный вспомнить о собаке, которую подобрал и та замирает, наклоняет голову на бок и ложиться на полу, сворачивается и обиженно сопит. Генри, конечно, этого не видит и не может отреагировать, он тихо дышит, иногда вертится по кровати испытывая неудобство от сна в джинсах.
Если бы он закрыл дверь в номер, то всё сложилось бы другим образом, но он не закрыл её. Свет, падающий сквозь щель, из коридора, моргнул и померк. Асмодея, снова подорвавшись, забегала по номеру. С коридора тянуло холодом, таким промозглым, словно могильным. Асмодея замерла, встопорщив купированные уши, тихо зарычала глядя в узкий проём между дверью и косяком. Подуло сильней и дверь, слабо скрипнув, открылась ещё немного. Всё затихло, из коридора не доносилось ни звука, холод исчез. Асмодея с сомнением наклонила голову, вглядываясь по-собачьи чёрно-белым зрением во тьму коридора, не понимая, что её настораживает. Тьма, словно живой охотник, замерла. Асмодея не по-собачьи устало вздохнула и снова легла, положив голову на лапы, мордой к двери, прикрыла один глаз и задремала. Тьма колыхнулась, снова потянула могильным холодом, дверь опять скрипнула, открываясь чуть больше. Асмодея вскочила на лапы и с лаем бросилась в атаку -- дверь распахнулась и тьма поглотила собаку. Генри всхрапнул, в коридоре, со стороны лестницы, раздались торопливые шаги. Тьма, словно отвлёкшись на них, снова покачнулась и, когда шаги стали ближе -- рассеялась, словно её и Асмодеи и не было, в коридоре снова стало светло. У лестницы выглядывая в коридор замерла А-Соль, нахмурившись она, внимательно посмотрела в обе стороны, ничего не увидев качнула в руке дубинку и развернулась, чтобы спуститься назад в холл.
Генри перевернулся на другой бок и уснул, дверь так и осталась приоткрытой, но тьма этой ночью больше не возвращалась, уже забрав себе жертву.
Утром Генри встаёт раньше обычного, солнце ещё не встало, но его будит шум в коридоре. Он трёт глаза, пытается спрятать голову под подушку, но голоса не стихают, спорят двое мужчин, громким шёпотом который невозможно разобрать сквозь вату в голове. Открытая дверь не защищает Блэка от внешнего мира и шума. Он вяло пытается скрыться от звуков и падающего на лицо света, но безрезультатно. Рядом с ним почему-то отсутствует мягкое тепло Асмодеи, но ещё спящий мозг не может обработать сразу же столько данных и сигналов. Генри раскрывает глаза и сомнамбулически вытаскивает себя из кровати и волокёт к открытой двери. Информация о том, что он не закрыл номер -- проходит мимо его сознания, оседая где-то ещё на подходе к уровню инстинктов, не доходя до думающей части мозга вообще.
В коридоре двое постояльцев переругиваются между собой -- Генри никогда не видел их, но появление его фигуры привлекает внимание обоих мужчин. Генри сонно трёт глаза, щурится от ярких ламп. Его мозг сам по себе фиксирует внешность спорящих мужчин: Двое. Один старше, но в куда лучшей форме: возраст выдают седые виски и тонкие сеточки морщин вокруг глаз. Голубой свитер, хорошо подчёркивает рельефное тело и Генри не осознанно оценивает его, скованно складывает руки на груди, но всё равно улыбается. Второй мужчина моложе, но выглядит не столь холёным и куда менее заботящимся о себе, он угрюмо смотрит на Генри и, видя мягкую улыбку, -- сердится ещё больше. На нём обычная футболка с почти детским принтом, в ней он смотрится чужеродно рядом со своим спутником. Старший мужчина обворожительно улыбается замершему в дверях Генри и младший, всплеснув руками громко возмущается: