Генри, ты - Охотник!
Шрифт:
Жертвы Терезы -- всегда мужчины, как и у других, она встречала однажды мавку-мужчину, но даже не слышала о том, чтобы добычей мавок были женщины. Встречая очередного мудака -- Тереза всегда задумывалась -- что, если он породил кого-то из Мавок? Что, если она лишает кого-то из своих сестёр и братьев возможности отомстить по-настоящему?
Тереза приходит к лагуне, покидает территорию Суойя каждые три дня. Она охотится ожиданием -- терпеливо ждёт, когда жертва появится, словно Венерина Мухоловка, разве что не распространяет вокруг себя сладкий аромат смерти. Мавки пахнут трупным гниением и феромонами, но только если слишком долго не питаются. Некоторые оборотни чувствуют этот запах всегда. Тереза ненавидит их за гримасы отвращения. Глядя на воду она испытывает собственное терпение на прочность, но даже если его не хватит -- у неё всё равно нет других вариантов -- кроме как ждать.
Иногда Тереза говорит с образами людей в своей голове -- ругается с воспоминаниями о родителях, советуется со своей Наставницей.
Сегодня она одаривает сарказмом Блэка:
– - Они одинаковые. Моя добыча. Если бы они не считали, что им ничего не будет -- они бы выживали. Не смей вмешиваться. Это моё правосудие. Я -- орудие в руках Справедливости.
Если бы однажды Тереза сказала это Блэку, то он бы нахмурился, отвечая ей:
– - Справедливость и Месть разные вещи.
Блэк бы читал ей нотацию, мрачно смотрел из-под чёрных бровей, кусал губы и страдал от того, что Терезе не дана Справедливость. Генри пообещал бы, для неё, найти тех, кто её насиловал. И нашёл бы, справился бы. Тереза получила бы Месть и Свободу.
Если бы она знала о последствиях откровенности с Блэком -- она бы прижала его к стенке и пересказала бы всё, что помнит -- показала бы место, все приметы и воспоминания.
Тереза хотела свободы. Хотела покоя. Все мавки хотят его.
Но Тереза не откровенна с Генри. Его тут даже нет, она просто разговаривает со своими фантазиями. Белое платье колышет ветер, чёрные волосы раскиданы по тонким бледным плечам.
Тереза ждёт. Тереза охотится.
В своё расписание Эльза теперь записывает два совещания в день.
Утром капитанша общается со стадом жирафов, после чего отправляет их, как и раньше, ловить туристов и отправлять назад, откуда бы они не явились. Жирафы возмущались, но работу выполняли. Эльза думала, что может быть, потому что всё же опасались, что она обернётся и задерёт их. Или потому что она могла нажаловаться мэру. Или просто уволить их. Последний вариант казался самым реалистичным. Жирафы, как и все другие оборотни, всегда предпочитали работать вместе, а найти работу для стада, даже самого не большого, из пары десятков особей, не самая простая работа. Проще всего было устраиваться в сетевые магазины и фаст-фуд, но там всегда мог быть и кто-то другой. И назначить старшим могли вовсе не вожака. И, хуже всего, все остальные места были не в Суойя, а у людей. Эльза понимала, что пользуется слабостями подчинённых, но что-то менять не собиралась. Она ведь не взваливала на них ничего нового. Для расследования у неё были Лилит и Генри. Эльза не допускала ни одной мысли, что они могут быть иного мнения, хотя в этот раз она была права и оба офицера были надёжными и точно собирались служить закону -- одновременно с этим она могла бы и ошибаться. И Лилит, если бы знала про ход мыслей своего капитана, просто из вредности бы воротила нос от работы и требовала поставить её с Жирафами патрулировать город от туристов.
И всё равно второе совещание Эльза проводила именно для неё и Генри. В своём кабинете, принеся из дома один из сервизов и обязательно со сладостями, которые ей по утрам вручал Чарли, или с яблочным пирогом, авторства Шарлотты. Пирог к слову был единственным видом сладостей, которые она могла создать или испечь. Сладкое и выпечка -- это по части Чарльза.
Генри чувствовал себя беспокойно, думая о том, что оставил на улице единорога без присмотра. Только сев за стол перед Эльзой он задался вопросом того, почему этих зверей все вокруг звали Монструозными. В инструкцию по уходу, которая выглядела как собрание сочинений Маркса, Генри ещё не заглядывал и до вечера не собирался.
Эльза обвела тяжёлым взглядом расслабленную Лилит и задумавшегося Генри и тяжко вздохнула, закатывая глаза и поднимая беспокоящий её вопрос:
– - У нас нет законов. Настоящих законов, которым должны подчиняться все Нелюди. Мы можем пока только делать так, как считаем верным. И заставлять других поступать так же.
Лилит подняла глаза от маникюра, который рассматривала -- жёлтый насыщенный цвет и чёрные летучие мыши -- чтобы не стесняясь фыркнуть:
– - И это делает нас такими же, как другие. И ничего не поменяет.
Эльза одобрительно кивнула в ответ на сарказм, не обращая внимания на интонацию подачи. От Лилит она и не ожидала ничего другого.
– - Поэтому я думаю нужно придумать законы.
То, как серьезно Бэр это сказала убедило Генри в том, что это не странная шутка. Что капитан полиции вправду собирается создавать законы. Блэк удивлённо раскрыл рот, но не нашёл слов которые смогли бы выразить уровень его недоумения от происходящего. Лилит никаких мук не испытывала, только задала вопрос, снова состоящий полностью из сарказма:
– - и этим тоже займёмся мы?
Голос её так же выражал какую-то вселенскую усталость, но не сомнения в ответе который даст Эльза:
– - Именно.
Генри нашёл в себе силы справиться с удивлением, чтобы резко спросить, вскакивая на ноги:
– - С какой стати, вообще?
Лилит и Эльза одновременно фыркнули, поднимая брови:
– - почему нет?
– - кто ещё?
Блэк растерянно замер, моргнул и потерял бы дар речи, если бы уже не был слишком привычен к сумасшедшему городу, от которого заставлял себя ожидать всего на свете. Генри выдал единственное предположение которое ему самому казалось хоть немного логичным. Он предложил того, кто и вправду должен заниматься созданием законов, подписывать их и вообще заниматься чем-то похожим:
– - мэр?
Эльза в ответ на его слова изумлённо замерла, а Лилит громко засмеялась. Бэр сипло выдохнула:
– - Не смешная шутка.
– - Мне так жаль, что ты плохо знаешь наши ... традиции, -- последнее слово Лилит выдохнула через паузу и Генри почувствовал, что, скорее всего, он не желает ни при каких обстоятельствах знать о каких традициях идёт речь. Слишком говорящий был взгляд у Лилит. Убедившись, что он понял её она развернулась к Эльзе, -- Я думаю мы сможем справиться с этим позже. В конце концов у нас всегда есть Старшие Заповеди от Джошуа: не убий, не укради. И соблюдай тайну. Всё прочее можно будет разработать позже.
Генри раскрыл рот и закрыл. Он хотел сказать -- что у людей законы создавались веками, обсуждались годами и месяцами. Он хотел заметить, что создать закон не так уж и просто. Он хотел возмутиться, что это всё так не делается. Генри думал о том, что законы создают обученные для этого люди. Он сомневался в том, в какой форме он должен сказать об этом.
Генри ничего не сказал, подумав, что он не знает ничего об этом обществе и об этом городе. Может быть, для них будет благом и такое.
<