Географ глобус пропил
Шрифт:
Едва оба милиционера заволокли мужика в комнату, Служкин метнулся к телефону на стойке и набрал номер Будкина.
– Будкин, это Служкин, – быстро сказал он. – Выручай, я в трезвяке!…
Вернулся сержант Хазин, сел, подозрительно ощупал Служкина взглядом и начал скучно допрашивать, записывая ответы. Изображая предупредительность, Служкин отвечал охотно и многословно, но все врал.
Минут через пятнадцать в отделение решительно вступил Будкин. Он уверенно пошагал сразу к стойке. Его расстегнутый плащ летел ему вслед страшно
– Сидеть!
– У вас, значит, этот голубь, – проговорил Будкин, по-хозяйски опираясь на стойку. – А я ищу его который час… Какие с ним будут формальности?
Не меньше получаса прошло, пока Будкин заполнял какие-то бланки и расплачивался. Наконец он грубо подхватил Служкина под мышку и потащил на выход, прошипев краем рта:
– Ногами скорее шевели, идиот!…
От милицейского подъезда они дунули к ближайшей подворотне.
– Ты чего, в ментовке бомбу заложил?… – задыхаясь, спросил Служкин.
– Быстрее надо было, пока этот сержант меня не вспомнил, – пояснил Будкин и хехекнул: – Я в школе у него два года в сортире мелочь вытрясал… А ты где пропадал? Почему грязный такой? Надька мне уже сто раз звонила. Чего ты бесишься-то, Витус?
– Я не бесюсь… не бешусь… Короче, все ништяк.
– Да-а… – Будкин закурил, печально рассматривая Служкина. – Вот сейчас тебе и будет ништяк…
– А у тебя нельзя отсидеться? – робко спросил Служкин.
– У меня негде. Там сейчас Рунева с Колесниковым.
– Ни фига себе! – удивился Служкин. – А чего они делают?
– Чего ты с Веткой делал? Торпеду полировал. Вот и они тоже.
– А ты чего?…
– Че-че, – хехекнув, передразнил Будкин. – Варю суп харчо. Пусть трахаются, палас не протрут. Пойдем лучше пиво пить. Угощаю.
Только на рассвете Служкин позвонил в свою дверь. Ему открыла осунувшаяся Надя и посторонилась, пропуская в прихожую.
– Это я, твой пупсик, – беспомощно сказал Служкин.
– Ну что, удовлетворила тебя Ветка как женщина? – поинтересовалась Надя, недобро сощурившись.
– Нет… – виновато сознался Служкин.
– Жаль, что квартира твоя и я не могу тебя выгнать… Я надеюсь, что сегодня твой день рождения уже кончился?
– Кончился, – покорно согласился Служкин.
– Ну и у меня с тобой все кончилось, – спокойно заявила Надя и с размаха съездила ему по скуле.
Часть II. Ищу человека
Выбираем «лошадь»
В зеленоватом арктическом небе не было ни единого облака, как ни единой мысли. Серебряное, дымное солнце походило на луну, с которой сошлифовали щербины. Замерзшие после оттепели деревья в палисадниках переливчато вздымались хрустальными люстрами и свешивали в разные стороны ледяные гроздья отяжелевших ветвей.
Служкин запустил девятый «А» в кабинет и раскрыл классный журнал. В нем лежала иносказательная – чтобы не поняли другие учителя – записка, написанная им самому себе в прошлую пятницу.
– Так, – сказал Служкин, когда красная профессура, рассевшись, угомонилась. – У меня к вам, господа, вопрос: почему это вы всем классом в прошлую пятницу сбежали с урока, а?
– Кто? Мы?! – искренне изумились девятиклассники. – Это вы сбежали! Это вас не было! Мы ждали, мы стучались! И когда дверь пинали, вы тоже не орали! И в замочной скважине вас не было!
– Не было вас, – авторитетно подтвердил Старков. – Мы честно проторчали семь минут после звонка и только потом ушли.
– Почему же я, как пень, сидел весь шестой урок один?
– У нас география четвертым была! – закричала красная профессура. – А на пятом-шестом мы на физре, как сволочи, три километра бегали!
– Расписание-то изменили, – пояснил Старков.
– Посмотреть-то его не судьба была? – фыркнула Митрофанова.
– А у нас в учительской на расписании никаких перемен не было!… – обескураженно развел руками Служкин.
– Ага, а мы виноваты, – расстроилась красная профессура.
– Ладно, не нойте, – махнул рукой Служкин. – Что делать будем, если так вышло? Есть три выхода. Первый – честно рассказать все Розе Борисовне, и пусть она решает. Второй – сегодня провести дополнительный урок. Третий – сделать вид, что «я не я и лошадь не моя». Что предпочтете?
– «Лошадь»! – дружно закричала красная профессура.
– Роза Борисовна всех убьет, и вас, и нас, – рассудительно сказал Старков, – и заставит проводить все тот же дополнительный урок. А на него придет только полкласса, да и то вас слушать не будут. Так что лучше уж сразу «лошадь», Виктор Сергеевич.
– Тогда два условия. Первое: вы самостоятельно учите дома еще один параграф и в следующий раз по нему – проверочная…
– Не пройдет, – прокомментировал Старков. – Никто учить не будет. А впрочем, мы никогда не учим географию, а все проверочные пишем на пятерки. Ладно, принимаем это условие. Давайте второе.
– Второе – чтобы об этом не узнала Роза Борисовна.
Волнение концентрическими кругами пробежало по классу и сошлось наконец почему-то на Маше Большаковой.
– Она не узнает, – чуть покраснев, пообещала за всех Маша.
В учительской Служкин оживленно пересказал историю своего договора с девятым «А» Кире Валерьевне.
– Знаешь, – поморщившись, сказала Кира, – я не люблю, когда мне показывают голый, грязный зад и при этом радуются.
Служкин осекся, помолчал и ответил:
– А я не люблю, когда ставят сапоги на пироги.
– Ты ничего не забыл? – холодно поинтересовалась Кира.
Служкин возвел глаза и начал вспоминать, загибая пальцы:
– Зубы почистил… Ботинки зашнуровал… Ширинку застегнул…