Геометрия моих чувств

Второе августа. Половина восьмого утра. Солнце палит нещадно. Пекло похуже, чем в самой преисподней. Кажется, что в легких не хватает воздуха. На остановке полно народу и я вынуждена вливаться в общий поток толпы в борьбе за место в только что подъехавшей маршрутке. За последние полгода вождения машины подрастеряла я навыки борьбы за место у окошка. Поэтому стою сейчас на одной ноге, на высоченной шпильке своих новеньких босоножек. Со всех сторон прижимают так, что можно и за поручни не держаться. Вот такое утро выдалось у меня в тот понедельник.

Раньше я их не любила. Понедельники. Впрочем, как и все нормальные люди. Уже в вечер воскресенья у меня портилось настроение от осознания того,

что уже завтра идти на опостылевшую работу. Так было до тех пор, пока с легкой руки моего брата я не стала государственным гражданским служащим. Судебный пристав. Звучат-то как, а? В свои 24 года, по еще девичьей наивности, я гордилась своей должностью и считала ее чуть ли не манной небесной. А то. Как я любила в теплые деньки после работы пощеголять в красивенькой форме. Короткая юбочка, приталенная рубашечка с погонами, на которых гордо восседают две звезды. Да, поначалу всем так кажется. Все в розовых тонах. А спустя год превратилась я в одну из железных, бездушных машин. Какая там хандра в воскресенье перед понедельником? У меня-то и выходных теперь не было. Работы – вал, голову поднять невозможно. Ежедневные планерки два раза в день (причем вечерние зачастую в двенадцать ночи) – бесконечное втаптывание суровым начальником в грязь. Все, что тебе нужно – сидеть с опущенной головой и с покаянным видом соглашаться с тем, что ты беспробудный идиот и придурок, не можешь сделать необходимые показатели. «Премию урежем, взыскание объявим». И все в таком духе. Поначалу очень обидно было выслушивать столь «лестные» слова. А потом я поняла, что это принцип такой просто. Круговая порука. Начальника на коллегиях гнет начальство, он в отместку гнет нас. Все справедливо…не придерешься. Так что по истечении года своей трудовой деятельности, я даже начала получать удовольствие от этого. В те редкие дни, когда у начальника хорошее настроение и ему не хочется собирать нас на очередной бред под названием совещание, я чувствовала себя немного обделенно. Не хватало очередной дозы дерьма. Шучу.

Где-то в области правых ребер вибрирует мой телефон, находящийся в недрах сумочки, тесно прижатой ко мне. Кое-как извернувшись, достаю его, понимая, что в такую рань могут звонить либо начальство, либо мама. Увидев на дисплее самое родное слово, улыбаюсь и беру трубку.

– Ева, алло! – кричит в трубку мама.

– Привет, мам!

– Ева, мне сейчас Тимурчик звонил. Говорит, ты вчера в аварию попала, – мама взволнованна как никогда. А я понимаю, что она не спала всю ночь.

– Мам, все хорошо. Ничего страшного. Немножко крыло помяла, – спешу успокоить ее, костеря про себя языкастого братца. Тоже мне, артист. Хорошо хоть не сказал матери, что машина в хлам практически.

– Доченька, как же ты теперь на работу ездишь?

– Как все, мама, на автобусе. Мне не очень удобно говорить. У тебя все в порядке?

– Да, доченька. Так получается, ты теперь не приедешь в выходные?

– Приеду, конечно. Что за глупости? Разве я могу пропустить твой день рождения, мамуль?

– Ну хорошо, а то я уже расстроилась, – облегченно вздыхает мама.

– Я перезвоню тебе вечером, хорошо?

Кладу трубку и пытаюсь продвинуться к выходу. Ненавижу общественный транспорт. Угораздило же меня вчера въехать в зад тому Форду. Что теперь с моим жучком делать? Бампер, крылья, радиатор и неизвестно, что еще повреждено. О сумме страшно подумать. Я, как вечный жмот, не раскошелилась в этом году на Каско. Эх, садовая моя голова.

Выпрыгиваю на остановке и мелкими перебежками мчусь ко входу в отдел. Опрометью пробегаю по длинному коридору и быстренько открываю кабинет. У меня всего полчаса до планерки. А значит, нужно успеть дописать отзыв в суд к сегодняшнему заседанию и просроченный ответ на жалобу подготовить. Ирка-змея сто процентов шефу перед планеркой за жалобу доложит. А тот в последние дни особо не щадит меня.

Включаю компьютер и пока этот «доходяга» грузится, настраиваю старенький кондиционер. Немного прохлады – и мозги встанут на место.

– Привет, – слышится сзади голос моей соседки по кабинету, Ани.

– Привет, Ань, – возвращаюсь к своему столу, бросая беглый взгляд на сотрудницу.

– Ну и жара. Уже с утра тридцать градусов. Что ж днем-то будет?! – сокрушается она.

– Днем будет ад. У меня два заседания впереди, а еще сегодня приемный день. Чувствую, вперед ногами меня вынесут отсюда, – смеюсь, открывая вордовский документ.

– Куда там тебя вынесут? Тут все такие будут, доходяги, – хмыкает Анька.

– Главное, что на взыскателей так жара не действует и на жалобщиков. Прут как тараканы на кусочек сахара, – бурчу я, не отрывая взгляда от монитора.

– Гофман! – в коридоре слышится рев начальника. А я подскакиваю от испуга. Черт, не успела… Ирка – быстрая паршивка, видимо, доложила уже.

Ну все, готовьте вазелин…

Встаю из-за стола и, бросив «прощальный» взгляд на Аньку, встречаю ее испуганный. Выхожу в коридор. Возле дверей приемной стоит наш шеф, всем своим видом излучая негодование.

– Гофман! Почему мне сейчас звонит начальник Межрайонки и спрашивает, почему ты не явилась на конкурс в отдел кадров?! Я не понял, тебе что, перевод уже не нужен?! – ревет он, с выпученными глазами.

– Черт, – вырывается у меня помимо воли. – Андрей Борисович, но мне ничего не сообщили.

– Что ты там мямлишь?! – еще сильнее свирепеет шеф, становясь красным, как сеньор Помидор. – Езжай в Межрайонку и оправдывайся, Гофман! Доказывай, что достойна места в этом отделе!

– Но у меня заседание в суде через два часа!

– Пусть Аня идет. Все, не морочь мне голову, – отмахивается от меня словно от назойливой мухи и, развернувшись, скрывается в своем кабинете. А я стою в шоке, не имея ни малейшего понятия, как совместить несовместимое. Мимо меня плавной походкой от бедра проходит (нет, правильнее будет сказать – проплывает) Ирка. Вышеупомянутая секретарша из приемной.

– Ну что, добегалась, Гофман, – хихикает она. – Видимо, не очень-то ты приглянулась начальнику Межрайонки.

Ее слова словно ушат холодной воды. Приводят в чувства лучше нашатыря. Ох, спасибо тебе, Ирочка.

– Смотри ядом не подавись, – разворачиваюсь и захожу обратно в кабинет, думая о том, что самого начальника-то и не видела ни разу. Со мной ведь только кадры беседу проводили.

За непродолжительное время своей трудовой деятельности в службе, я поняла одну простую истину. В любой системе государственных органов действует закон. Закон курятника. Слышали о таком? Так вот, звучит он так: Клюй ближнего, сри на нижнего. Простите мой «французский», но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Это я к чему… Межрайонный отдел по особым исполнительным производствам в нашей жалкой службе – единственное место, где ты можешь считать себя Человеком. В нем вроде как элита собрана. Попасть туда, наверное, так же сложно, как и на службу в ФСБ (утрирую). Без связей и отличных показателей не получится. У меня показатели в норме, слава Богу. А связи…нет у меня никого в соратниках, кроме родного брата. А он парень ушлый. Водит дружбу со всевозможными местными шишками. Хотя сам не сказать, что богат и влиятелен. Просто язык подвешен плюс природное обаяние. Вот он и похлопотал за меня с одним высокопоставленным человеком из Управления. Тем и объясняется столь быстрый перевод без личной беседы с непосредственным начальником.

А когда в нынешнем отделе узнали новость о моем переходе, яд и грязь полилась со всех сторон. Начальника резко стало не устраивать качество подготовленных мной документов, скорость работы. Он докапывался до каждой запятой. А окружающие мегеры подливали масла в огонь, шепчась по углам. Придумывая мне различные пикантные моменты в биографию. Что только не говорили. И любовница начальника. И любовница главного среди главных (на уровне субъекта!) В общем, послушав их, в свои 25 я просто прожженная жизнью женщина.