Геометрия моих чувств
Шрифт:
Но эта реплика, словно красная тряпка на быка. Повернувшись ко мне, шеф смотрит меня так… словно я и правда – самое большое разочарование в его жизни.
– Это я вам должен предоставлять?! – ой, а теперь кричит на меня. Оказывается, вот какой у него голос мощный… аж в ушах заложило и голова в плечи втянулась. Поняв, что вышел из себя, он замолкает, и, сделав глубокий вдох, произносит прежним, сдержанным тоном.
– Хотя бы этот вопрос вы можете сами решить?
– Могу, – киваю прежде, чем слово слетает с губ. Ох, как хочется поскорее покинуть
– Возвращайтесь на свое рабочее место, – усаживается он за стол, и снова взгляд в ежедневник.
– И, Ева Сергеевна, я надеюсь, вам не нужно объяснять, что ваше поведение здесь было крайне непрофессиональным. Подобного происходить не должно. Дверьми хлопать вы можете у себя дома, перед своим любовником, – и смотрит так на меня, с вызовом, с превосходством.
– Нет у меня любовника. Я могу идти? – слова вылетают из меня раньше, чем включается мозг.
– Идите, – не замечает или делает вид, что не замечает моего хамства. А я решаю не гадать и пулей вылетаю из кабинета. Закрываю дверь плавно и медленно. А это мое чувство юмора проснулось. Нина занята разговором с посетителем, но увидев меня, вопросительно кивает головой.
– Все нормально. Заходи, как освободишься, – шепчу ей и возвращаюсь в кабинет.
Остаток дня занимаюсь ежедневной рутиной. Готовлю постановления, возбуждаю исполнительные производства. Соседи по кабинету снова на исполнительных действиях. Не представляю, как они свиней арестовывают. Вот уж, избавьте от такого счастья.
– Привет, Барби, – ну вот, вспомнила о них…
В кабинет входит Жорик с красным лицом и огромной папкой в руках. Бросает тяжелую ношу на поверхность своего стола и подставляет лицо прохладному потоку воздуха из сплита.
«Зажарились, бедняги, на бескрайних колхозных полях, выполняя государственный долг», – хихикаю про себя, глядя на сотрудника.
– Привет, чего это я Барби?
– Мы тут с Илюхой подумали и решили, что больно ты на Барби смахиваешь. Мелкая и худая, – говорит он, поворачиваясь в мою сторону.
– Вы мастера комплиментов, – хмыкаю я.
– Нет, подожди. Давай разберемся, – Жора подходит к моему столу и, схватив ручку из подставки, присаживается на краешек.
– У нас заведено каждому иметь свое прозвище.
– Не заметила, – смеюсь я.
– По-моему, у вас тут все до жути официальные. Строго по имени-отчеству.
В ответ на мои слова Жора морщится.
– Это ерунда все. В нашем кабинете действуют свои законы. И один из самых главных гласит: каждой твари…по прозвищу, – говорит с таким видом умным. Решаю подыграть ему, поддерживаю этот несуразный разговор.
– И какое же первое правило?
– Первое правило: все, что происходит в этом кабинете, остается в кабинете. То есть никакого стукачества и доносов.
– Поддерживаю. И какие же у вас прозвища?
– У Илюхи – Жижа. От фамилии – Киселев. Сначала был Киселем, а потом стал Жижей, – поясняет он мне. А я слушаю это и думаю о том, что в моей жизни всегда так. Все в крайности. То террариум в кабинете, то детский сад – штаны на лямках.
– А какая у тебя? – спрашиваю, отворачиваясь к монитору компьютера.
– У меня Котопес, – хмыкает Жора. Не знаю, хочу ли знать причины столь странного прозвища. Но не успеваю ничего сказать. В проеме кабинета появляется запыхавшийся Илья.
– А сейчас узрите, товарищи! – восклицает он, занося в кабинет бюст Ленина в половину его роста.
– Что это? – спрашиваю его, а в голове закономерный вопрос: как он один дотащил до четвертого этажа эту «дуру» огромную?!
– Владимир Ильич, – говорит наш Капитан Очевидность и ставит бюст на свой рабочий стол.
– Наш новый сотрудник. Вот, – восклицает, восторженно рассматривая его.
Перевожу взгляд на Жорика. Он крутит у виска, кивая в сторону Ильи. Хихикнув, возвращаюсь к печатному документу.
Спустя час наш Ленин обзавелся солнцезащитными очками, бейсболкой с надписью Чикаго Буллз и сигаретой. А дальше была делегация народу для фотосессии с новым соседом. Вывод напрашивался сам собой: соседи мои – личности творческие и любящие посмеяться от души. А жизнь-то налаживается. Вот бы еще завтра с гражданкой Калининой разобраться и вообще отлично будет.
Вечером попадаю домой непозволительно рано для государственного служащего. В телефонном разговоре с мамой сообщаю ей радостную новость о переводе. Умалчиваю о странностях начальства и сотрудников. Мама готовится к нашему с Тимуром приезду на выходные. К сожалению, мы с братом не можем слишком часто проведывать ее. И в жизненных планах у меня на первом месте приобретение своей жилплощади в городе и переезд мамы. Заберу ее, чего бы мне это ни стоило.
Этой ночью сплю сладко и крепко, как младенец. И на следующее утро бодрее всех огурцов.
И вот он. Мой час икс.
Половина девятого утра. Я стою перед заветной дверью (вчера так и не открывшейся для меня). Позади меня десяток бравых ребят в бронниках, с автоматами наперевес (этакие универсальные солдаты). Ох, как хочется сфотографироваться для странички в соцсети. Но, не время. Беру свою разгулявшуюся (некстати) фантазию в руки и стучу в дверь. В ответ на что из глубины дома слышится поток матерных слов. Эта женщина похлеще любого алкоголика изъясняется.
– Ну что, Ева Сергеевна, наш выход? – спрашивает меня Олег Викторович – командир ребят. Поворачиваюсь к ним. Верные воины, готовые кинуться в бой в любую минуту, все как один смотрят на меня. Ждут команды. (И никакого сарказма. Я и правда – сражена). Ох, аж дух захватило от сосредоточения такого количества тестостерона.
– Ваш выход, – киваю, пытаясь, чтобы голос звучал по-взрослому.
Мужчины тут же рассредоточиваются. Старший жестикулирует им, указывая на позиции, которые ребятам необходимо занять. А у меня впервые в жизни мандраж внутренний. Что если напутаю, забуду чего? Ни разу еще не была участницей такого «масштабного» действа. Поддержка бы сейчас не помешала.