Георгий Седов
Шрифт:
Ледяной пояс только начинался, а топливо подходило к концу. Уже резали на дрова баню; ее вместе с плавником могло хватить на трое суток. «Фока», пробыв во льду чуть не двое суток, не достиг еще и прошлогодней широты. Но так же как и в прошлом году, отдельные пластины смерзались в ледяные поля, оставляя все меньше каналов. Куда ни взгляни— одна картина. По горизонту — марево белой безбрежной пустыни, в сеть редких каналов вкраплены лужицы и полыньи. Вблизи — горы изумрудно-белых чудовищ-льдин. Выбиваясь из сил, коптя последним мелким углем, «Фока» вырывался из одного канала, чтобы застрять в другом.
12 сентября подул ветер, слегка расширил каналы, но настроение на корабле
Под вечер ветер стал крепчать. Полыньи, очистившись от сала, стали проходимей. Люди повеселели. Вплоть до темноты шли отлично под парусами. В последний час лаг показал семь узлов.
Вечером того же дня были у Земли Франца-Иосифа. Невольно вспоминались слова Нансена: «Так вот какая она! Сколько раз представлялась она мне в мечтаниях, и все-таки, когда ее увидел, она оказалась совсем, иной». И Георгий Яковлевич ожидал увидеть нечто, похожее на Новую Землю, но Земля Франца-Иосифа оказалась не похожей ни на что виденное раньше. Она открылась в тумане-дымке. Георгий Яковлевич долго не мог определить — облако ли застыло или высокие пологие горы поднялись за горизонтом над свободной водой. Наконец, выделилось нечто, похожее на белый перевернутый таз, а сзади него — белые горы с темными горизонтальными полосками у вершин. К вечеру Седов хорошо опознал очертания берегов по карте.
Все внимание поглощала показавшаяся земля. Наконец, сильный всплеск под бортом и какое-то хрюканье заставили посмотреть вниз. Из чернильно-зеленого моря высовывались безобразные головы, вооруженные клыками. Большое стадо моржей, окружив корабль, сопровождало его. По временам пасти чудовищ открывались; тогда с брызгами воды и пара вылетали мычание и хрип, похожий на хрюканье. Казалось, моржи негодовали на появление пришельца в заповедных местах.
— Еще две охапки рубленых канатов под котлы, еще полбочки ворвани!
— Верти, верти, Иван Андреевич, догребай до берега! — кричал в машинное отделение штурман. — Близко, близко!
Спускалась темнота, с гор дул крепкий ветер. На берег ехать нельзя. Бросили два якоря.
«Было или нет русское судно? Получим ли уголь?» спрашивали друг друга.
14 сентября был пасмурный, немного мглистый день. Летали одиночки чистики и стайки запоздалых чаек.
Скольким отважным людям мыс Флора казался первой ступенью к осуществлению мечты о полюсе! И сколько неожиданных препятствий, бед и разочарований встретило их на этом пути!
Кто только тут не побывал! Пайер, Ли-Смит, Джексон, Уэлман, Болдуин, Фиала. Здесь был Макаров со своим «Ермаком». Тут развалины жалкой избушки Ли-Смита и место замечательной встречи Нансена с Джексоном…
Ранним утром 14 сентября от борта «Фоки» отвалил карбас, переполненный людьми. На берег поехали все, за исключением штурмана и очередной вахты. Оставив шлюпку среди оледенелых камней, поднялись по невысокому прибрежному откосу на плоскую равнину, которая замыкалась с севера гористой частью острова— крутым скатом с отвесной стеной базальтовых утесов наверху.
Весь берег и горы были под глубоким снегом. Всюду виднелись медвежьи следы.
Седов быстрыми шагами направился к постройкам по ту сторону небольшого замерзшего озерка. Теперь должно выясниться, прав ли он был, стремясь к мысу Флора. Если судно приходило, должны быть следы его пребывания. Нужно искать их где-нибудь на видном месте или внутри дома. Если уголь из-за пло-вучих льдов не удалось выгрузить на мысе Флора, то записку все-таки должны были оставить.
Около построек ничего похожего на знак с запиской не оказалось. Не было видно и угольного склада. Снег истоптан медведями, но человеческих следов — ни одного. Седов вошел в первую постройку — жилой дом Джексона. Он выглядел вполне сохранившимся, но двери полуоткрыты, окна выломаны медведями… Еле протиснувшись в дверь, через обледенелые сени проникли в жилое помещение. Какой хаос! На полу слой грязного льда в три четверти метра, по стенам наспех сколоченные койки в два яруса, посредине торчит кусок прогоревшей печи, на койках — спальные прогнившие мешки, бутылочки с лекарствами и грязная посуда. Но никакой записки нет. Заглянули в небольшой сарайчик, служивший Джексону для хранения угля. Он был пуст, если не считать мелких крошек и угольной пыли. В амбаре много разного добра, бочки, бидоны с керосином, пеммикан, каяки, но ни крошки угля. В циркообразном домике— то же.
Где же макаровский уголь? Не там ли, в хижине с бамбуковой оградой? Направились туда. Хижина оказалась судовой рубкой. Ее стены были окружены плотным рядом бамбуковых палок, переплетенных проволокой, промежуток между палками и рубкой завален торфом и мхом.
Осмотрели подробно весь берег. Всюду разбросано множество вещей из обихода полярных экспедиций, но среди них топлива не было. Только около восточной стены амбара оказалась небольшая кучка — мешка два или три — полу рассыпавшегося угля, как раз в том месте, где на стене были следы лежавшей здесь большой груды. Очевидно, все топливо, оставленное Джексоном и Абруццким, и макаровский уголь использованы зимовавшей здесь американской экспедицией Фиала. На бедственное положение этой экспедиции и на отсутствие дисциплины указывали беспорядок и неряшливость в жилом доме и особенно дневник, принадлежавший Коффину, капитану судна «Америка». «Ищите, ищите как следует, — обратился Георгий Яковлевич к матросам, — быть может, тут есть и труп. С такими документами не расстаются». Но на койке ничего, кроме истлевшего спального мешка и прогнивших кусков одежды, не оказалось.
Пока рассматривали дневник, один из матросов принес винтовку незнакомой системы и хорошо сохранившуюся просторную рубаху с капюшоном.
— Экспедиция Циглера — Фиала! — сказал Седов. — Эту экспедицию я видел в Архангельске. У нее было прекрасное судно, множество всякого добра…
На равнине перед домом валялось множество разбитых ящиков, порожних банок из-под консервов, обрывки собачьих упряжек и поломанные нарты. Недалеко от джексоновских построек увидели возвышение; оно оказалось могилой Мюатта, одного из матросов джексоновского корабля «Уиндворт». Поправив крест, сломанный и поваленный бурями, направились дальше на восток к обелиску, высеченному из крупнозернистого мрамора. На памятнике надпись, указывающая, что обелиск поставлен герцогом Абруццким в память трех участников его экспедиции, пропавших без вести во время путешествия к полюсу.
Осмотрели подробно весь берег. Угля не было. Плавника тоже нет. Впереди зимовка без топлива — вот что выяснилось в этот день. Просьба о присылке угля не исполнена. Экспедиция предоставлена собственной судьбе.
Под вечер первого дня Седов, художник и штурман пробовали охотиться на моржей. Охота на моржей, плавающих стадами, считается опасной. Если исключить из рассказов о приключениях норвежских промышленников все преувеличения, одна опасность остается несомненной — это постоянная угроза внезапно очутиться в холодной воде среди моржей. Удача охоты всецело зависит от искусства гарпунера.