Гепард
Шрифт:
«Это не аргумент, Фабрицио, — послышались князю возражения Мальвики, — некоторые правители могут быть и не на высоте, но от этого ничего не меняется. На идею монархии отдельные монархи не влияют».
«Ты и на этот раз прав, но согласись, короли, как носители идеи, не могут, не имеют права опускаться ниже определенного уровня, иначе со временем, дорогой шурин, пострадает и сама идея».
Сидя на скамье, князь с полной безучастностью наблюдал за тем безобразием, которое чинил на клумбе Бендико. Время от времени пес бросал на хозяина невинные взгляды, словно ждал похвалы за свой разорительный труд: четырнадцать сломанных гвоздик, поваленная загородка, засыпанная землей оросительная канава. Право, рвение, достойное истинного христианина!
— Молодец, Бендико, подойди ко мне!
Собака
Аудиенции у короля Фердинанда [6] … сколько их было! И в Казерте, и в Неаполе, и в Каподимонте, и в Портачи, и черт знает где еще.
Дежурный камергер с треуголкой в согнутой руке и последними неаполитанскими сплетнями на языке долго вел его по нескончаемым залам (прекрасную архитектуру которых уродовало убранство, столь же отвратительное, как и сами Бурбоны), по тусклым переходам и запущенным лестницам, пока не привел в приемную, где уже ожидали очереди доносчики с пустыми лицами и алчные попрошайки, попавшие сюда по протекции. Камергер, с извинениями освобождая дорогу среди этого толпящегося сброда, провел его в другую приемную — небольшую комнату нежно-голубых тонов, предназначенную для придворных. После недолгого ожидания в дверь постучал лакей, и князя допустили к августейшей особе.
6
Фердинанд II(1810–1859) — с 1830 г. король Обеих Сицилии. Властолюбивый и ограниченный, он не оправдал надежд неаполитанских либералов, и все его царствование было отмечено борьбой с оппозицией.
Личный кабинет короля был невелик и нарочито прост: на побеленных стенах портреты короля Франциска I [7] и здравствующей королевы с желчным лицом; над камином Мадонна работы Андреа дель Сарто, казавшаяся растерянной от соседства с расцвеченными литографиями третьеразрядных святых и неаполитанских храмов; на почетном месте восковая фигурка младенца Иисуса с зажженной перед ней лампадкой, а на огромном письменном столе бумаги — белые, желтые, голубые, горы бумаг в ожидании завершающего акта — личной подписи Его Величества (с неизменным добавлением Божией милостъю).
7
Франциск I(1777–1830) — сын Фердинанда I, в 1812–1815 гг. правитель Сицилии, с 1825 г. король Обеих Сицилии. В молодости отличавшийся либеральными взглядами, затем отрекся от них и во время своего царствования всячески боролся с либерализмом.
Сам король — за этими бумажными баррикадами. Уже стоит, чтобы не ронять достоинства, вставая при появлении князя. Большое бледное лицо, обрамленное светлыми бакенбардами, военный мундир из грубого сукна, сползающие панталоны неопределенного цвета морщат на коленях. Король делает шаг вперед, привычно протягивая правую руку для поцелуя, но тут же спохватывается:
— Салина! Благословенны глаза, что видят тебя!
Неаполитанский говор короля режет уши еще сильнее, чем говор камергера.
— Прошу ваше величество извинить меня за отсутствие придворного мундира. Дело в том, что я здесь проездом и не мог упустить случая засвидетельствовать вашему величеству свое глубочайшее почтение.
— О чем ты говоришь, Салина! Ты же знаешь, в Казерте ты у себя дома. Так что, пожалуйста, без церемоний, — отвечает король, садясь за стол и предлагая князю (с небольшим, правда, промедлением) последовать его примеру. — Как там девочки?
В вопросе таится пикантная двусмысленность, и князь решается ее обыграть.
— Какие девочки, ваше величество? — с невинным видом изумляется он. — В моем-то возрасте и при том, что я связан священными узами брака. Губы короля растягиваются в улыбке, но руки, перебирающие бумаги, выдают раздражение.
—
После семейной темы он переходит к науке:
— Ты, Салина, прославляешь не только себя, ты прославляешь все королевство! Наука — великая сила, но она не должна посягать на церковь.
Затем дружеская маска снимается, ее заменяет строгая маска государя.
— Скажи-ка, Салина, а что говорят в Сицилии про Кастельчикалу?
Много чего говорят. Монархисты — одно, либералы — другое, но дон Фабрицио не намерен предавать друга, поэтому отвечает уклончиво, старается отделаться общими фразами:
— Достойнейший человек, кровь проливал за отечество, но, возможно, в силу преклонного возраста ему уже трудно исполнять обязанности наместника.
Король мрачнеет: Салина не хочет прослыть доносчиком, ну что ж, нечего тогда на него и время тратить. Опершись руками о стол, он собирается распрощаться:
— Столько дел! Все королевство держится вот на этих плечах.
На лице короля снова маска друга; последние слова — как сладкое на десерт:
— Когда будешь в Неаполе, Салина, покажи Кончетту королеве. Знаю, знаю, представлять ко двору ее еще рано, слишком молода, но почему бы не устроить приватный обед, кто нам это запретит? Как говорится, макароны на пользу, дети на радость. Будь здоров, Салина, мы желаем тебе всего хорошего.
Однажды прощанье получилось неприятным. Дон Фабрицио, пятясь назад, уже успел, как положено по этикету, поклониться второй раз, когда король снова к нему обратился:
— Послушай, Салина, говорят, ты завел в Палермо дурные знакомства. Этот твой племянник, Фальконери, почему ты ему мозги не вправишь?
— Ваше величество, но Танкреди интересуют только карты и женщины.
Король вышел из себя:
— Ты совсем рехнулся, Салина? Не забывай, что ты опекун, а значит, за него отвечаешь. Скажи ему, пусть поостережется, а то ведь можно и головой поплатиться. Мы желаем тебе всего хорошего.
Проходя на обратном пути через те же помпезные залы (требовалось еще расписаться в журнале королевы), князь впал в полное уныние. Плебейское панибратство короля было не лучше его полицейских угроз. Блажен, кто верует, будто фамильярность — знак дружбы, а гнев — проявление королевского величия. Ему претит и то и другое. Болтая с безукоризненно вежливым камергером о всякой всячине, он думал про себя: какая судьба ждет эту монархию, уже отмеченную знаком смерти? Бурбонов сменит Пьемонтец [8] — этот фат, поднявший столько шуму в своей заштатной столичке? И что от этого изменится? Скорее всего, только диалект: придется привыкать к туринскому вместо неаполитанского.
8
Имеется в виду Виктор Эммануил II (1820–1878), последний король Сардинии и первый король объединенной Италии.
Дошли наконец, и он расписался в журнале: Фабрицио Корбера, князь ди Салина.
А если будет республика Пеппино Мадзини? [9] Нет уж, спасибо, тогда он станет просто гражданином Корберой.
За долгий обратный путь он так и не успокоился. Даже предстоящее свидание с Корой Даноло не смогло отвлечь его от мрачных мыслей.
Что делать, если уже ничего нельзя поделать? Держаться за то, что осталось, и смириться? Или все решит сухой треск выстрелов, как это недавно произошло на одной из площадей Палермо? Но даже выстрелы, что они изменят?
9
Пеппино— сицилийское уменьшительное от Джузеппе. Имеется в виду Джузеппе Мадзини (1805–1875), вождь итальянского Рисорджименто — движения за национальное освобождение и объединение Италии, основатель «Молодой Италии», участник революции 1848–1849 гг.