Герасим
Шрифт:
Погоня была недолгой: ошалевшую кошку быстро загнали под шкаф. Муська забилась в самый угол и жалобно замяукала, прося пардону… Но пощады ей не было – Татьяна вытащила воровку наружу и победно подняла вверх за шкирку. Глядите, люди добрые, кого поймала! Бедная киска закрыла глаза и прижала уши – должно быть, прощалась со своею жизнью (одной из девяти, конечно). Но все обошлось…
Кухарка еще пару раз ее шлепнула (не сильно, конечно, не садисты же мы), обидно ткнула мордой в мокрую тряпку (для назидания) и выкинула на улицу. Будешь знать, рыжая бестия, как воровать по чужим кухням! Чуть живая от страха и бесконечно униженная Муська понеслась к своему дому – зализывать раны и жаловаться на несправедливость
Татьяна в великолепном расположении духа вернулась на кухню. И тут к своему ужасу обнаружила, что, увлекшись погоней, совсем забыла про круассаны, которые поставила в духовку. И те, естественно, сгорели. Делать новые времени не было – Вера Александровна уже вышла к завтраку.
Пришлось бедной кухарке упасть в ноги к хозяйке и во всем повиниться. Вера Александровна и так была очень не в духе (плохо ночью спала), а тут еще это… В общем, дала себя волю, наорала на бедную Татьяну. Оттянулась, как говорится, по полной. Кухарка лишь жалобно всхлипывала и виновато мямлила: «Извините, Вера Александровна, больше не повторится».
Вдоволь наоравшись, Вера Александровна несколько успокоилась, но отсутствие любимых круассанчиков не самым лучшим образом сказалось на ее расположении духа. И тут еще вспомнила про вчерашнюю телеграмму…
…Которая пришла от Анюты Пеншиной, двоюродной племянницы покойного Никиты Андреича. Вера Александровна лишь раз в жизни (на своей свадьбе) видела эту худосочную родственницу – ничем абсолютно не примечательную. Ну, разве, только тем, что старалась угодить богатому дядюшке и преданно смотрела ему в рот.
Анечка жила вместе с матерью в каком-то Мухосранске, в самой глубине великой России. И, естественно, давно мечтала вырваться в столицу. Но пока не получалось – денег на переезд совсем не было. И откуда им было взяться – при папаше-алкоголике, нынче, слава Богу, покойном, и полунищей мамаше, получающей за работу копейки.
Анечка очень хотела перебраться в Москву – большой, красивый город, где открываются такие возможности… Прогуливаясь вечерами по своему Мухосранску, она с презрением взирала на своих бывших одноклассниц, которые сразу после школы выскочили замуж и катали уже по парку детские коляски. Они делали вид, что все их утраивает – мол, где родился, там и пригодился. Но самой себе Анечка этого не хотела: слава Богу, хватило ума отринуть домогательства местных донжуанов (все, как один, уроды и алкаши), закончить библиотечный колледж и пойти работать по специальности. Оклад, правда, оказался крошечный, но зато она могла с полным правом называть себя интеллигентной девушкой и свысока глядеть на бывших приятельниц, ужасно располневших и обабившихся…
Анечка завидовала тем своим подругам, которые не забоялись перемен, покинули отчий дом (да какой там дом – каморку в коммуналке или комнату в бараке), уехали в чванливую, надменную Москву и как-то пробились. Да, сначала им пришлось нелегко, не одну наволочку замочили горькими, солеными слезами, но все-таки более-менее устроились: нашли хорошую работу, перебрались со съемных углов на собственную жилплощадь, купленную в долгую рассрочку, и даже вышли замуж (представьте себе, девки!) за настоящих москвичей…
Анечка очень боялась большого города (хотя и мечтала о нем) и с ужасом слушала рассказы подружек, как тяжело им приходилось пробиваться: работать на рынке, морозить целыми днями задницу, а по ночам еще ублажать волосатого, чернявого хозяина… Не, это было решительно не для нее. Более того, скажу вам по секрету, Анюта в свои двадцать пять лет была еще девственницей…
Как это могло случиться, спросите вы, учитывая свободные (если не сказать больше) нравы в нашей провинции? Так я вам отвечу: все благодаря ее матери, Варваре Николаевне, женщине нравов простых и суровых. Та, промучившаяся всю жизнь с мужем-алкашом, очень не хотела, чтобы единственная дочь повторила ее судьбу: в семнадцать лет по залету выскочила замуж и всю жизнь терпела пьяницу, пока тот не помер. Варвара Николаевна воспитала Анечку в строгости – до свадьбы никому! А если уж давать, то человеку солидному, имеющему серьезные намерения. Чтобы потом непременно женился…
Но с замужеством у Анечки все не получалось. Парни, которые были поумней да побойчее, давно перебрались из Мухосранска в столицу и делали карьеру. Провинциалка Анечка им была не нужна – своих проблем хватает. А оставшиеся женихи ее совсем не устраивали… И ходила бы наша Анечка непристроенная еще много лет, если бы не внезапное письмо богатой московской тетушки.
Вера Александровна в минуту сентиментальности (накатывало на нее иногда) вспомнила о бедной родственнице и подумала: «А почему бы не пригласить Анечку пожить в доме? Девушка она, кажется, неплохая, тихая и скромная, станет хорошей компаньонкой. Можно будет ходить с ней по знакомым и говорить: «Это двоюродная племянница покойного мужа, Никиты Андреича. Он, козел, ей ни копейки не оставил, а я по доброте душевной ее пригрела и приласкала». А что, выглядит трогательно и даже благородно…»
Вот она и написала Анечке: «Почему бы тебе, дорогая племянница, не пожить у меня? Дом большой, места всем хватит. Глядишь, и жениха тебе подходящего найдем. Нечего тебе в Мухосранске киснуть, приезжай. Настоящую жизнь увидишь…»
Потом, по зрелому размышлению Вера Александровна решила, что сделала с письмом большую глупость, но было уже поздно – слово не воробей, тем более такое. Оставалась, правда, надежда, что Анечка испугается и не приедет, но нет – на сей раз она решила-таки перебраться в Москву, город греха и больших возможностей. То ли действительно ей до смерти надоело киснуть в своем Мухосранске, то ли очень уж замуж захотелось. Годы-то идут, и она отнюдь не молодеет… Короче, Анечка дала телеграмму: «Выезжаю, встречайте».
Пришлось Вере Александровне послать верного Геру на встречу, чтобы доставил племяннику с вокзала, и давать указание экономке Клавдии Васильевне – приготовить комнату, ту, самую маленькую, наверху. Знаю, что неудобная, но ничего, девка молодая, потерпит, не барыня. В жизни ничего так просто не дается, уж это она, Вера Александровна, точно знает – всего приходилось самой добиваться. И при этом часто терпеть разные неудобства и трудности… Так что пусть девица привыкает, пригодится в жизни.
Вот поэтому и покатил Гера с самого утра на вокзал, как выяснилось, навстречу своей судьбе…
…Которая предстала перед ним в виде маленького, черного, жалобно скулящего комочка. Герасим чуть было не раздавил его – чудом машину остановил. Тут надо пояснить: у Веры Александровны было два автомобиля. Первый, шикарный «бентли», предназначался чисто для понтов, на нем она выезжала в основном в свет. Второй, надежный «мерс», служил для работы. На нем Гера разъезжал по разным делам и на нем же он катил теперь в столицу. На одном из поворотов Гера заметил впереди что-то живое и копошащееся, резко дал по тормозам и, к счастью, успел остановиться – буквально в паре сантиметрах от комочка. Выскочил, поднял, поглядел. При ближайшем рассмотрении это оказался щенок – маленький, неуклюжий, нелепый. Если судить по экстерьеру – метис кого с кем-то, однако чрезвычайно милый и смешной. Такое иногда бывает: мама – дворняга, папа – вообще не пойми кто, а ребятенок красивый и умный. А вот у породистых родителей часто случается прямо наоборот: хоть с генами и все в порядке, а дети выходят – просто беда. Урод на уроде сидит и уродом же погоняет…