Герцог и я
Шрифт:
Оставшиеся кавалеры уже без всяких усилий со стороны хозяйки начали покидать гостиную.
— Ну, что скажете о способностях моей матушки? — спросила Дафна. В ее голосе не было и тени одобрения.
— Они удивительны.
— Но сама она сейчас вернется сюда.
— Как жаль. Я полагал, что вы уже целиком у меня в когтях.
Дафна рассмеялась:
— То, что произошло в коридоре у леди Данбери, больше не повторится. — Она внимательно взглянула на него. — И вообще я поняла: абсолютно не правы
— Мы, распутники, можем быть всякими.
Она снова рассмеялась. Теперь настал его черед вглядеться в ее лицо. Он смотрел, не зная, что хотел бы отыскать в нем, но испытывая от этого удовольствие. Какие красивые умные глаза с глубоким зеленоватым оттенком! Он впервые видел их при дневном свете.
По-видимому, созерцание затянулось, потому что она с тревогой и замешательством вопросительно произнесла:
— Милорд?..
Он пришел в себя, моргнул.
— Прошу прощения, мисс Бриджертон.
— Вы были где-то очень далеко, верно? — Она слегка нахмурилась.
«И брови у нее красивые, и какой высокий чистый лоб».
— Да, действительно далеко, — повторил он, тряхнув головой. — Во многих странах.
Дафна произнесла с явной грустью:
— И благополучно вернулись оттуда, как и из вашей теперешней задумчивости. А вот я никуда не ездила дальше Ланкашира. Какая же я провинциалка!
— Еще раз извините за мою рассеянность, — сказал он.
— Или, наоборот, сосредоточенность, — поправила она. — На чем?
Он усмехнулся:
— Наверное, на моем бесшабашном прошлом. А ваших братьев вы тоже считаете повесами?
— Они себя хотят числить таковыми, — был ее ответ. — Но я придерживаюсь другого мнения.
— Как вы добры! Или, напротив, жестоки. Потому что неизвестно, что больше привлекает женщин.
Дафна ответила задумчиво и серьезно:
— Вопрос в том, кого называть повесой, бесшабашным и так далее. Если того, кто всего-навсего умеет сунуть язык в рот женщине и назвать это поцелуем…
Саймон содрогнулся.
— Вам не следует говорить о подобных вещах и в таком тоне, — сказал он.
Она пожала плечами:
— Почему? Я достаточно взрослый человек. И читаю книги.
— Вы даже не знаете, о чем говорите. Она снова передернула плечами.
— Я устала напоминать вам, что у меня четыре брата. Ну, три. Грегори еще не в счет.
— Следует сказать этим братьям, чтобы они не распускали языки в вашем присутствии!
— Как вы строги. Большей частью они даже не замечают моего присутствия, когда говорят между собой… Однако вернемся к началу разговора.
— О чем? — Ему хотелось говорить с ней о чем угодно.
— О природе юмора.
— Не имею ни малейшего представления.
— Потому что они не привыкли смеяться над собой, им обязательно нужна жертва их иронии, юмора.
— Им или мне? Я уже перестал понимать вас, мисс Бриджертон.
— Вы, ваша светлость, достаточно умны для того, чтобы не вполне следовать по их стопам.
— Черт возьми! Просто не знаю, должен я благодарить вас или придушить?
— Придушить? — Она широко раскрыла глаза, и он сделал усилие над собой, чтобы снова не утонуть в них. — Но за что, помилуйте?
Она продолжала смотреть на него, в горле у нее булькал легкий смех, приводивший его в такое состояние, когда он опасался, что не сможет уже отвечать за последствия.
— Я собираюсь придушить вас, — медленно повторил он, оберегая себя и ее от недопустимых «последствий», — следуя одному главному принципу.
— Каков же этот принцип?
— Главный принцип мужчины.
Она всерьез приняла его слова.
— И в чем он заключается? Объясните, пожалуйста. — Не услышав ответа, объяснила сама:
— В том, что он прямо противоположен принципу женщины. Да? Во всем, начиная с анатомии…
Он беспомощно огляделся.
— Где ваш старший брат, черт его подери? Или, на худой конец, мама? Вы слишком дерзки. Кто-то из них должен вас остановить.
Дафна с искренним недоумением смотрела на него.
— Что с вами, милорд? Вы еще будете иметь удовольствие повидать Энтони. Впрочем, удивляюсь, что его нет до сих пор. Возможно, отдыхает после лекции, которую закатил мне вчера поздно вечером.
— О чем же?
— О, пустяки. Всего лишь о ваших грехах и недостатках.
— Ну, насчет недостатков, уверен, он сильно преувеличил.
— А насчет грехов?
— Тоже.
Однако голос его звучал уже не так уверенно. За что он и удостоился еще одной улыбки.
— Преувеличил или нет, — сказала Дафна, — но Энтони подозревает, что у вас что-то на уме.
— У всех что-то на уме. Если, конечно, он имеется.
Дафна, по всей видимости, оценила некоторую игру слов, однако посчитала нужным уточнить подозрения Энтони:
— Он считает, вы задумали что-то отвратительное.
— Я всегда любил задумывать нечто подобное. — Саймон уже обрел прежнюю легкость тона.
— Что же, например?
— Это моя тайна.
Дафна нахмурилась.
— Кстати, о тайнах, — сказала она. — Думаю, нам следует рассказать Энтони о том, что мы задумали.
— Для чего, собственно? Чтобы он прочитал вам еще одну лекцию?
Она не могла не согласиться, что Саймон прав. Не нужны ей лишние поучения и нотации! И так от них голова пухнет!